Леонид Иванов - новые времена - новые заботы
— Ну, если говорить о механизаторах, то к ним отношение получше, — согласился Соколов. — А возьми простого хлебороба или животновода. Ведь никто, понимаешь, не поставит рядом их труд, скажем, с трудом токаря, слесаря или там швеи. Многие считают так: что значит пастух или доярка? Никакого образования не нужно для этого звания. А на самом-то деле, понимаешь, трудно обрести крестьянскую профессию.
Соколов рассуждал по-своему логично. Сколько времени нужно учиться, чтобы стать токарем, слесарем или шофером? Несколько месяцев. И многие другие профессии рабочий осваивает быстро. А хлебороб своему делу учится всю жизнь! С детства он познает природу, приметы всевозможные для разных лет. Знания эти и опыт впитываются с молоком матери. Они-то и дают ему власть над землей. Такой не ошибется в выборе сроков полевых работ, уверенно решит сотни других задач, которые ставит жизнь.
Павлов слушал и дивился мудрости слов этого хлебороба по призванию. Раньше ему не доводилось слушать от Соколова философских рассуждений. Он говорил чаще всего о промахах в планировании, в руководстве сельским хозяйством. Видно, много раздумывал он о проблеме, которая теперь стала предметом обсуждения в печати, на совещаниях, — о молодежи, о любви к земле.
— Дело-то вот какое, — продолжал после некоторого молчания Соколов. — У отца-сталевара никогда не вырастет сын-хлебороб, это уж ясно. И не потому, что неспособен, тут, понимаешь, другое совсем дело. Настоящий хлебороб от отца, а больше того, может, от деда навыки перенимает. Да еще от матери, от бабушки. Такой человек, поучившись, может стать и сталеваром. У кого есть любовь к земле родной, у того любовь ко всякому хорошему делу быстро привьется. Из крестьян же вышел весь рабочий класс. А все же, Андрей Михайлович, надо подумать, как сделать, чтобы не упустить из деревни настоящих-то хлеборобов. Потом их и не найдешь вовсе.
И, словно угадав вопрос Павлова, спросил сам:
— Поди, скажешь: «Чего ты проблемы выдвигаешь? Ты совет дай, как решить!» Верно? Вот-вот! А совет самый простой: если уважение к хлеборобскому делу будет, понимаешь, настоящее, с учетом, как говорят, сложности и длительности обучения, то и проблему решим. И моральный, и материальный стимул тут должен, понимаешь, свою роль очень сильно играть. Когда за хлеборобский труд платили намного меньше, то крестьянин быстро перешел на токаря, на слесаря, на строителя.
— Но сейчас-то…
— Плата неплохая, — перебил Соколов, — это ты хотел сказать? Плата поднята, это верно, понимаешь. Только она все же опять ниже других, а надо-то возвысить хлеборобскую профессию. Вот я присматриваю за ребятишками на опытном поле. Хорошо работают, разбойники, все кипит у них, когда подскажешь правильно, подмогаешь. И ведь вижу, Андрей Михайлович, вижу, что к десятому классу половина, не меньше, в душе-то готовые хлеборобы. Нам этой половины за глаза бы хватило. Но в десятом-то классе наши ребята уже хорошо знают, какой труд как ценится. Вот и разволнуюсь другой раз так, что, понимаешь, места себе не нахожу. У нас с людьми все же терпимо, а вот заехал недавно к одному председателю, он бегает по селу, ищет хоть кого, чтобы коров подоить. Заболели сразу две доярки — и караул кричи. Вот беда-то откуда надвигается, Андрей Михайлович. И ты поимей это в виду… А теперь пошли обедать!
Шагая рядом с Соколовым, Павлов вспомнил, что и Коршун говорил о повышении заработков животноводов, потому что у них в совхозе это ведущая профессия! Вот и Соколов о большем уважении работающим на земле. А как решить эту проблему?
— Строят! — не без гордости произнес Соколов, кивнув в сторону нового дома. — Богатеют люди!
12
Павлов в своем кабинете рассказывал товарищам о поездке в Москву — о съезде колхозников, о Пленуме ЦК партии. Ему особенно запомнились выступления старейших и опытнейших колхозных вожаков из разных районов страны. Их предложения отличались деловитостью, большой верой в возможности колхозной системы. Однако край на съезде был представлен немногочисленной группой делегатов. Как и в других областях Сибири, колхозов в крае осталось мало. В нескольких районах совсем нет колхозов.
Павлов не раз уже задумывался: почему на Кубани, скажем, считают ошибочным создание совхозов на базе колхозов, а в Сибири совсем иной взгляд на это явление? Здесь сами колхозники охотно перестраиваются на совхозный лад. И он пришел к выводу, что дело в специфике условий: на Кубани много, даже очень много, если сравнивать с Сибирью, жителей сельской местности, там на колхозника пахотной земли приходится в десять — пятнадцать раз меньше, чем у них в крае. И еще одно обстоятельство: южане давно уже научились получать большие прибыли от торговли на рынке, они во многих городах имеют свои магазины, построили заводы по переработке продукции. Для этого у них есть люди, есть что перерабатывать. А большие прибыли в результате торговой деятельности позволяли раньше, позволяют и сейчас лучше оплачивать труд колхозников, создавать лучшие условия для жизни, для труда.
А вот сибирским колхозам продавать на рынках нечего. Почти все, что они производят, входит в список самых необходимых для страны продуктов — хлеб, мясо, молоко, шерсть, ну, и частично картофель. Все это полностью закупается государством и в былое время больших доходов колхозам не приносило. Потому-то, когда наметилась тенденция к переходу на совхозные рельсы, сибирские колхозники с большой охотой голосовали «за».
Правда, в последние годы положение изменилось — повышены закупочные цены. Однако многим сибирякам, и Павлову тоже, казалось, что при этом недостаточно учли особенности отдельных зон и снова обидели сибиряков. Нельзя же, в самом деле, считать нормальным, когда закупочные цены на зерно и на молоко для кубанских и сибирских колхозов почти одинаковы. К тому же на юге получают такую продукцию, как масличный подсолнечник, сахарная свекла, а на них цены просто баснословные, они обеспечивают колхозам рентабельность в 300–400 процентов! А в Сибири и до сих пор главная продукция — молоко и мясо — при существующих ценах в целом остается нерентабельной. И получается так, что чем больше сибирский колхоз произвел мяса, тем больше у него убытков.
Вопросы эти не новы. Павлов ставил их в Москве и в последнюю поездку. Однако в ответ ему говорили общеизвестное:
— Необходимо, товарищ Павлов, добиваться снижения себестоимости производимой продукции, тогда и рентабельность повысится.
Павлова это бесило. Снижать себестоимость надо везде, в том числе и на Кубани, где это гораздо легче, потому что природа позволяет производить дешевую продукцию. В Сибири скот кормится в помещениях по зимним нормам семь месяцев, на Кубани — три. А это никак не создает равные возможности.
Сейчас Гребенкин как раз и напомнил о докладной.
— Надо поднимать эту проблему через центральную печать, — пробасил Сергеев. — Положение-то явно ненормальное.
Коротко доложив присутствующим о задачах, поставленных последним Пленумом ЦК, Павлов спросил Сергеева, готовы ли предварительные данные по итогам хозяйственного года.
Сергеев достал из папки свои расчеты.
— Кукуруза в целом по краю дала зеленой массы сто двадцать восемь центнеров с гектара — выше, чем в прошлом году. Но это потому, что нынче ее возделывали в более урожайной зоне, и в хозяйствах, где она и до этого росла получше. Так что замена ее другими культурами совершенно оправдана. — Этот вывод он подкрепил соответствующими цифрами.
И они по душе Павлову: подсолнечник без смеси с другими культурами дал зеленой массы на двадцать центнеров больше, чем кукуруза, а где его сеяли с викой и овсом, там прибавка составила сорок центнеров. Овса в среднем намолотили почти по 12 центнеров, а на полях, предназначенных под кукурузу, — свыше 16 центнеров с гектара.
Сергеев продолжал свой рассказ в цифрах о том, как выполняются решения, принятые бюро крайкома в апреле. Большинство показателей Павлову было известно и раньше. И теперь уже можно сделать вывод, что эксперимент удался! Значит, и дальнейший путь ясен.
Тут Сергеев протянул Павлову листок с данными по опытному полю Соколова. Предварительно-то Павлов знал, но теперь известен не только урожай, но и себестоимость выращенной продукции.
Павлов, что называется, набросился на этот листок. Кукуруза дала по 190 центнеров зеленой массы с гектара. Это неплохо. А подсолнечник с овсом и викой? 230! Подсолнечник с пшеницей и горохом — 243! И массы больше, и корма неизмеримо лучше кукурузного силоса. Четвертая сотня гектаров, засеянная овсом, дала по 31 центнеру зерна и по 22 соломы. Павлов прикинул. Это же почти 40 центнеров кормовых единиц. А кукуруза — меньше 20… Впрочем, в следующих колонках таблицы приведены точные подсчеты и по кормовым единицам, и по белку. Да, овес по сравнению с «королевой» дал в два с лишним раза больше кормовых единиц и почти в четыре раза — белка!
