Сергей Чилая - Донор

С этим поначалу было трудно смириться, но потом я привык, и каждый из нас стал заниматься своим делом. Кэрол предоставила всю себя в наше распоряжение и не только отдавалась ласкам, подрагивая всем телом, но всякий раз неожиданно и странно продолжала их. Ноги Кэрол обвили мою спину, а тело лежало на поверхности воды и им занималась Элис, с которой я несколько раз менялся местами. В ушах звучало Адажио из Первого концерта Баха в до миноре, будоража и взвинчивая еще больше...

Я пришел в себя, когда увидел Элис у бортика бассейна с бутылкой Бурбона, и сразу почувствовал жажду. Подплыв, я подождал, пока она сделает глоток, и поднес горлышко к губам. Элис снова начала пялиться...

-- Какой толщины может быть слой выращенных клеток, которыми выстилаются мембраны искусственного сердца? -- сказал я, подплывая к Кэрол, не замечая абсурдности вопроса. -- Ты можешь вырастить слой клеток, сопоставимый по толщине с миокардом левого желудочка?

Она не удивилась:

-- Не больше одного миллиметра... -- И, на мгновение задумавшись, добавила улыбаясь и предвосхищая следующий вопрос: -- ... без пейсмейкерной активности и способности к сокращению...

-- А если сильно постараться? -- вяло поинтересовался я, хотя и без того знал, что из клеточных культур Кэрол нельзя создать четырехкамерный мышечный насос, обладающий характеристиками человеческого сердца. Вытесняя из головы идею "банка органов", я принялся бесцельно разглядывать совершенные по форме груди, испускавшие свет, хорошо заметный в голубой воде бассейна.

-- You can take Alice, Bob! -- прервала мое занятие Кэрол, и я вспомнил Сомерсета Моэма, который сказал однажды про американок, что они требуют от мужей таких исключительных достоинств, какие англичанки находят только у своих лакеев.

-- I'm afraid, I cannot do it for a variety reasons, -- в замешательстве ответил я и посмотрел на Элис, успевшую захватить в кулак сразу ставшим упругим пенис.

-- Нет. На сегодня мой сексуальный лимит исчерпан, -- твердо решил я и, благодарно потрепав Элис по резиновой попке, полез из бассейна.

Кэрол выбралась на бортик за мной, вынула из халата ключи, сунула их мне в руку и, нежно укусив в губу, сказала:

-- Take elevator! 15th floor. Go ahead, Bob. We will downstairs in 30 minutes.

Днем мы позавтракали в теннисном клубе где-то в пригороде...

-- В теннисе Кэрол явно слабее, чем... Где или в чем? -- думал я, пока мы около часа перекидывали мячи через сетку, а потом отыграли несколько геймов на счет, и не находил ответа. -- И разве это слабость? Она была совершенна, требовательна и искренна во всем: от клеточных культур, которые первой в мире смогла зафиксировать и сохранить на поверхности мембран, до занятий любовью -- двух самых важных занятий в жизни человека.

Вечером в аэропорту Кенеди, прощаясь и глядя мне в глаза, она сказала:

-- I wanna fly to Tbillisi!

-- You are going to fly with Alice, aren't you? -- я знал, что не должен был говорить этого.

-- I will arrive by air alone, -- невозмутимо продолжала Кэрол. -- I don't know exactly will I be able to dispense with you.

-- Right you are. Welcome, Carol! -- неуверенно сказал я.

Мы больше никогда не встречались...

Глава 4. Сны в операционной

-- Почему бы тебе не вернуться в хирургию, Боб? Какие ухоженные и красивые руки. Даже у мужчин-гигантов я не встречала таких длинных и сильных пальцев.

-- Откуда такие глубокие познания в антропометрии, Лиз? -- спросил БД, ласково глядя на шотландскую подружку. Они ехали в его машине, семилетнем трехсотом "Мерседесe" в загородную гостиницу, чтоб заняться любовью. Середина весны: снег давно растаял, но ни травы, ни листьев на деревьях не было, только песок с блестящими лужицами, покрытыми тонкой коркой льда, и сосны с бледно-зелеными хвоей, уставшие от бесснежной зимы.

-- В меня был влюблен студент из университетской футбольной команды ростом в два метра, одиннадцать сантиметров! -- гордо сказала Лиз.

-- Как у него обстояли дела со стратегическим местом? -- спросил БД.

Когда Лиз поняла, что он имел в виду, она улыбнулась и погрузилась в вспоминания. По гамме чувств, промелькнувших на ее лице, БД догадался, что размерами пениса тот парень похвастать не мог.

-- Я плохо помню его. Бесконечные тренировки изматывают... Несколько наших встреч ничем серьезным не кончились, -- дипломатично заметила Лиз.

Машина катила теперь вдоль берега моря. Они помолчали, разглядывая пустые гнезда аистов, похожие на мотки колючей проволоки, и постоянные шумные ссоры ворон и чаек вдоль шоссе.

БД снял перчатки, внимательно посмотрел на красивое нелатышское лицо Лиз с почти невидимыми морщинками у глаз, на стройное худое тело, упрятанное в толстое шероховатое пальто, и представил, как они будут заниматься любовью, а потом спустятся в ресторан. Он почувствовал, как просыпается желание и, откинув подол пальто, похожего на коврик у входных дверей, положил ей руку на бедро.

-- Где-то я слышала: если одной рукой ведешь машину, а другой ласкаешь женщину, то и то, и другое делаешь плохо...

БД покраснел и убрал руку.

-- Ты краснеешь, как мальчик, Боб! Это замечательно!

-- Краснею от удовольствия, -- попробовал отбиться БД и добавил:

-- Длинные пальцы в хирургии не имеют решающего значения. С помощью инструментов хороший хирург доберется куда угодно.

Магнитофон негромко надрывался кассетой с записями шотландских народных песен, которую Лиз взяла с собой.

-- Надеюсь, ты не потащишь ее в гостиницу? -- спросил БД, кивая на автомобильную звучалку.

-- Не потащу. Надеюсь, что и ты обратил внимание, как терпеливо сношу постоянное звучание Баха вокруг тебя. Ты не ответил, что будет с хирургией?

-- Вопрос -- ответ, вопрос -- ответ, как в пинг-понге. Сильно напоминает КГБ.

-- Мне часто снится, что я оперирую, -- сказал он негромко после долгой паузы. -- Один и тот же сон. Большая операционная. Полно операционного люда. Наркозный аппарат, регистраторы, дисплеи по стенам, все работает: пощелкивает, постукивает, пыхтит, жужжит, негромкий говор, чуть слышный Бах -- "Jesus, Joy of Man's Desiring", прохладно, как бывает всегда, перед началом операции, пока аппаратура не успела нагреться, от коагуляторов --сладкий запах горелого мяса.

На столе, под застираными голубыми простынями лежит человек. Я не знаю, кто он. Грудная клетка вскрыта, перикард взят на держалки и перерастянутое от постоянных непомерных нагрузок сердце вяло сокращается в ране. -- БД говорил, глядя на дорогу, не поворачивая голову в сторону Лиз, будто ее здесь нет.

-- Это была наша первая попытка лечить тяжелый инфаркт миокарда, неминуемо ведущий к гибели, имплантацией искусственного желудочка с одновременным аорто-коронарным шунтированием. Ни сам по себе искусственный желудочек, ни операция шунтирования не могли по отдельности обеспечить выживание таких больных, а их тысячи... Только комбинация двух методов позволяла рассчитывать на успех -- в этом был смысл стратегии, разработанной в Лаборатории.

Мы потратили почти год, чтобы получить все необходимые разрешения на клинический эксперимент. Много месяцев в режиме stand-by поджидали подходящего пациента. Их умерло несколько десятков, но родственники всякий раз не соглашались на операцию.

-- А больные? Что они говорили?

-- А больные к этому времени, как правило, находились в бессознательном состоянии, в коме... Их не спросишь...

-- В институте терапии умирал хороший грузинский писатель. Это был третий или четвертый его инфаркт. Лечащий врач, моя давняя приятельница, зная, что желудочек -- единственный шанс для него, решила познакомить нас... Несколько дней подряд я приезжал к нему, беседуя недолго каждый раз: он быстро утомлялся. Я ничего не предлагал, только рассказывал, чем мы занимаемся в корпусе напротив, а он вспоминал военное детство -- свою самую счастливую пору -- и грозил прийти в Лабораторию, когда поправится.

Однажды утром мне позвонила лечащий врач и сказала, что ночью он дал согласие на операцию. Когда я приехал, он был уже без сознания.

-- Он подтвердил свое согласие письменно?- спросил я.

-- Нет. Я думаю, он не стал бы ничего писать. Он просто хотел видеть вас, а потом сказал: -- Я согласен... Пусть БД попробует... -- Лечащий врач выжидательно смотрела на меня.

-- А что родственники?

-- У него нет родственников. Есть подружка, но она не принимает решений.

-- Хорошо. Оформляйте. Я пришлю, чтоб забрали его. Кто-нибудь слышал, как он делал свое заявление?

-- Я, его подружка и врач-реаниматолог, -- сказала лечащий врач.

-- Внесите, пожалуйста, его заявление в текст истории болезни. -- Я поблагодарил врача и уехал.

-- И ты видишь сон, как оперировал его? -- нервно спросила Лиз.

-- Нет! Он умер в лифте, по дороге в Лабораторию... Нам не хватило десяти минут, чтоб ввести его в наркоз и начать операцию... -- Он замолчал, разглядывая стволы сосен вдоль дороги, забрызганные зимней грязью проходящих машин...

-- А сон, сон, Боб! -- тормошила его Лиз.