Лариса Васильева - Бессонница в аду
Хан поискал глазами охранников и распорядился:
— Этих двоих — в изолятор.
— Хан, ты что? Ребята, он не в себе, у него же приступ!..
— Если бы у меня был приступ, я бы уже убил тебя. Обыщите обоих, у одного из них наверняка найдете пульт дистанционного управления зарядом, или он валяется где-нибудь в лаборатории.
Охранники колебались лишь секунду — слово Хана все еще для всех было незыблемым. Обоих тут же обыскали и увели. Кто-то уже стал осматривать покореженную машину — ребята знали, как надо действовать в таких случаях.
В лаборатории Хан сам осторожно раздел Марию, отделил изорванную одежду от такой же истерзанной плоти, выбитый фрагмент позвоночника он просто вложил на место и укрепил его пластырем. Подключив к ней все необходимые датчики и катетеры, женщину погрузили в ванну. Руки ее зафиксировали так, чтобы она не могла в бессознательном состоянии сорвать что-нибудь. Она все еще дышала. Все это заняло несколько минут.
Жидкость в аквариуме первые часы напоминала и по цвету, и по составу кровь, алая, густая, настолько же непрозрачная и плотная. Поэтому Хан, сидя со шлемом управления на голове мог следить за состоянием Марии только по мониторам. Впервые он был этому рад, по крайней мере, не видел, как с его любимой слезает, растворяясь кожа, как выпадают волосы, зубы… Каждые сутки жидкость обновляли, и тогда тело женщины на некоторое время опускалось на губчатое дно аквариума. Хан не хотел смотреть на нее, это было слишком тяжело для него, и в такие минуты он просил Павла подменять его.
В лабораторию были допущены лишь несколько человек, пульт управления он доверял исключительно Павлу, а Стасу поручил следить за другими приборами. Камеры наблюдения были отключены, Хан не хотел, чтобы остались записи нового лица Марии. Охрана уже доложила ему, что среди обломков машины, в самом деле были обнаружены фрагменты взрывного устройства, а у Валентина в кармане нашли дистанционный пульт управления бомбой, все произошло так быстро, что он не успел избавиться от него.
— Хан, я не понял, а как вы узнали, что это Валентин и Леонид Сергеевич подготовили взрыв? — охраннику Саше скучно было сидеть целыми днями молча, и он уже несколько раз пытался разговорить хозяина: — Я бы никогда не догадался…
— И я бы не догадался, если бы не услышал их разговор… Стас, введи обоим по двойной дозе.
— А все так испугались, думали, у вас и правда приступ начался — мужики стоят, не знают, что делать…
Мария пришла в себя только тогда, когда страшные раны на ее теле чуть затянулись, ткани и кости начали срастаться, а тело покрылось тончайшей кожицей. Состояние ее к этому времени уже несколько стабилизировалось. Она почувствовала одну сплошную боль: болело все тело от головы до ног, попыталась открыть глаза, но ничего не увидела, только темнокрасный цвет, и опять отключилась. По идее Хана, пациент в ванне не должен был ничего чувствовать, и, поняв по внезапному скачку показателей на мониторах, что Мария очнулась, тут же добавил в кровь женщины обезболивающие препараты и снотворное. В следующий раз она пришла в себя тогда, когда жидкость в ванне уже была прозрачной, лишь чуть желтоватой, как лимфа человека. Мария увидела неясные очертания приборов вокруг, массу проводов и шлангов, тянувшихся в ее сторону, расплывчатый силуэт Хана, сидящего неподалеку за каким-то пультом в смешных наушниках. Хан заметил, что она открыла глаза, и что-то ей сказал, но она ничего не услышала, как будто была в воде, и тут же поняла: она на самом деле в воде, в лабораторном аквариуме. Первое время бодрствование длилось всего несколько минут, потом эти промежутки стали увеличиваться. Она приходила в себя и вновь отключалась и все время видела его рядом. Он что-то говорил ей, и пришло время, когда она поняла:
— Я все сделал так, как ты хотела. Ты только живи, еще немного потерпи, скоро уже можно будет на воздух выбираться. Родишься заново…
Он не знал, слышит ли она его, понимает ли, но бессознательно хотел ее успокоить и потому все время ласково уговаривал ее не волноваться. Больше всего Хана беспокоил ее позвоночник, но ванна наконец-то стала слушаться своего создателя, все ткани, нервные стволы пострадавшей соединились, срослись и уже пропускали импульсы приказов мозга. Эта последняя поправка, внесенная им в ход эксперимента, из-за которой он повернул машину, в корне изменила ход процесса.
К телу женщины бесперебойно поставлялись питательные вещества, различные стимуляторы, под воздействием токов и излучений менялась форма мышц, выпрямлялись кости, исчезали возрастные изменения, растворялись отложения солей в суставах. А главное, она жила.
Хан распорядился принести шампанское. Все участники находились все эти дни в таком напряжении, что не сразу осознали — эксперимент удался. Впервые пациент так долго оставался живым и намечались явные положительные сдвиги в его состоянии… Хан требовал хранить в тайне от всех ход эксперимента, он опасался, что у Леонида Сергеевича были в Центре и другие сторонники. И сейчас тосты произносили шепотом. Потом сотрудники попытались покачать Хана на руках, но он категорически отказался: «Боюсь, уроните…» Да, когда эксперимент только начинался, он уже тогда предвкушал торжество по поводу успешного решения задачи. Думал, что салют будет виден далеко, а вот вышло так, что даже шампанское открывают без хлопков…
Успокоившись по поводу ее общего состояния, убедившись в восстановлении целостности позвоночника, Хан выполнил все ее пожелания относительно изменения внешности — почему бы нет? Все равно нужно менять ее облик, пусть получит то, что ей нравится. За все время пребывания Марии в этом аквариуме у Хана не случилось ни одного приступа. Сильнейший стресс, который он пережил, увидев умирающую Марию, заставил организм заблокировать на некоторое время рост опухоли. Хан, как в лучшие свои времена, с небывалой работоспособностью нес вахту в лаборатории. Он на протяжении всего этого времени ни разу не вышел из этого крыла, ни разу не поднялся к себе. Сюда приносили ему еду, здесь же он и спал, время от времени просыпаясь, контролируя своего сменщика. Сам-то он столько раз погружал в эту ванну животных, потом людей, что его руки уже автоматически все делали правильно даже тогда, когда он сильно уставал, дремал сидя.
Вскоре стало возможно при смене жидкости позволять Марии некоторое время находиться на воздухе, постепенно увеличивая эти промежутки. Хан сразу постарался ее успокоить по поводу ребенка:
— Матка не была повреждена, надеюсь, что и ванна не повредила ему…
Настал момент — ее вынули из ванны, она лежала беспомощнее новорожденного ребенка. У младенца руки и ноги, хотя и беспорядочно, но энергично двигаются, а Мария была неподвижна, отсутствовали даже естественные рефлексы, и она почти не могла говорить. Она осознала, что полностью парализована, ощущение абсолютной беспомощности ужаснуло ее, и первые ее слова, которые она смогла с большим трудом произнести, были: — «Убей меня». Из глаз текли слезы… Хан, как мог, успокаивал ее, он не сдавался, надеялся на успех. Всем допущенным в лабораторию, всему персоналу было приказано каждую свободную минуту осторожно массировать, разминать ее мышцы. Прошло несколько дней, прежде чем появились первые сдвиги. Она научилась держать голову, потом садиться, но после первой попытки встать на ноги, она решила, что никогда не сможет ходить.
— Все будет в порядке, вспомни, какая ты лежала в первые дни. Работай, шевели руками и ногами, ворочайся. Я тебе отдаю долг, ты меня столько раз спасала своим массажем, теперь я помогу тебе, — говорил ей Хан.
Она заново училась ходить, держать ложку и выполнять массу других, таких же сложнейших манипуляций.
Когда Мария впервые увидела себя, она отшатнулась в шоке: сморщенная бледная кожа обтягивала скелет, лицо напоминало череп, волос не было вообще. А Хану все нравилось — за долгие часы проведенные перед аквариумом он уже привык к ее новому облику, и, по сравнению с тем, что было в первые дни после взрыва, сейчас Мария выглядела прекрасно. Прошла еще неделя, кожа постепенно принимала все более нормальный вид, и, немного освоившись со своим новым лицом и телом, Мария смогла найти в себе силы уклончиво кивнуть Хану: да, вышло неплохо — ей было жаль его разочаровывать. Но, конечно, сама с грустью вспоминала о том, какой была раньше. Теперь ей казалось, что тогда она была просто красавицей.
— Здорово, что ты это смог, неважно, как я выгляжу, главное, ты меня воскресил. Ничего, я и раньше не была красивой, поживу теперь такой.
— Ты просто не видишь, не представляешь, какой ты станешь, когда окрепнут мышцы, появятся жировые прослойки. Ну, глянь, какая линия скулы.
Ей совершенно не хотелось видеть эти обтянутые бледной кожей кости, пушок на голове.
