Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги?
Альфред Аркадьевич Молотилов, достигший тридцатитрехлетнего возраста, возраста Иисуса Христа, как любил говорить он, никогда не жил самостоятельно. Ну, почти никогда. Отец всю жизнь проработавший на вредном производстве умер рано, Алику и пяти лет тогда не было, он его почти не помнил. Жил Алик с мамой и не знал никаких забот.
Жили небогато, но особо не бедствовали, не одним только хлебом и картошкой питались. Мама работала бухгалтером расчетной группы в цехе подготовки производства на 'Искре' и небольшую пенсию за отца получала, советское государство при всей своей порочности и несостоятельности, как теперь принято считать, о своих малоимущих гражданах не забывало, заботилось. Жили они с мамой в деревянном бараке в рабочем поселке искровцев, коммунальные платежи не были обременительными, на еду им хватало, а о том, что практически вся одежда Алика была перешита из отцовской, он не задумывался, во всяком случае, стыдно за это ему не было. Впрочем, в те времена все так жили, небогато и ровно. Пока мама была жива, она решала все его детские и юношеские проблемы. Советовала, как поступить в той или иной ситуации, вмешивалась в его взаимоотношения со сверстниками, если того требовали обстоятельства.
В институт Алик поступил легко (опять же плюс советской власти - обучение в ВУЗах бесплатное было), и так же легко его закончил. А когда, только устроившись на 'Искру', тут же потерял работу по причине широкомасштабной конверсионной программы российского правительства, мама поговорила с давним другом семьи, Леонидом
Яковлевичем Цамом, и тот взял Алика к себе в процветающую коммерческую фирму, специализирующуюся на продаже сантехнического оборудования. Алик был парнем неглупым и за короткий срок под руководством прожженного торгаша Лени Цама быстро освоил новую профессию и стал неплохим коммерсантом.
А потом пришли в жизнь Альфреда сумбур и растерянность.
Сначала мама умерла. Совершенно неожиданно.
Альфред пришел с работы, а мама лежит мертвая. Альфред естественно растерялся. Не огорчился, а банально растерялся. Он не знал, что ему делать, что предпринимать и додумался лишь до того, чтобы позвонить своему патрону. Леонид Яковлевич приехал быстро, сказал растерянному
Алику Молотилову слова соболезнования и, убедившись, что толку от него - ноль целых два ноля сотых, взял на себя решение всех организационных и финансовых вопросов, от вызова врача для констатации факта смерти и оформления документов до устроения скромных похорон и не менее скромных поминок, на которых присутствовали только они с Альфредом, да человек шесть соседей по бараку, те, кто пожелал на них прийти. Единство пролетариата к тому времени было уже упразднено, друзья превратились в приятелей, соседи стали просто соседями в буквальном смысле, а родственников у
Молотиловых не было.
Когда поминки закончились и соседи, выпив по последней и произнеся традиционное: 'Пусть земля ей будет пухом', ушли, Леня Цам сообщил
Альфреду по секрету ужасную новость. Он сказал, что в ближайшие месяц-два сворачивает все свои дела в России, закрывает фирму и уезжает в Израиль, на историческую Родину. Это был удар, сильнейший удар, который Альфред воспринял как катастрофу.
- А как же я? - еле слышно выдавил он из себя.
- Ты? - Леонид Яковлевич удивленно пожал плечами. - Ты уже большой мальчик. Я многому научил тебя. Конечно, акулой бизнеса ты еще не стал, но, думаю, работу найдешь легко.
- Но я же… - Альфред не знал, что сказать. - Я же…
- Ты хороший коммерсант, Алик. Ты исполнительный, грамотный работник и неглупый парень. Но… Пойми, свою фирму я тебе передать не могу. Вернее, не хочу. И для твоего же блага. Пока ты был наемным работником, у тебя не было никаких проблем, а если хозяином станешь, придется тебе за многое ответить, как приемнику. Ты же знаешь, сколько всего на фирме? Я чернуху имею в виду. Честно в этой стране работать нельзя.
- Но вы, Леонид Яковлевич…
- И я не исключение. Я тоже работал не совсем честно.
Технологические фирмы, хитрые финансовые схемы, липовые поставщики, мертвые души. Да что я тебе рассказываю? Ты сам все знаешь. Ведь наверняка сопоставлял размер налоговых платежей с реальным оборотом?
Да и не скрывал я от тебя ничего. Или почти ничего.
- Но ведь всегда все было… спокойно. И проверки налоговой инспекции никогда и ничего…
- До поры до времени, Алик… - Леонид Яковлевич тяжело поднялся и вышел в прихожую, вернулся с бутылкой дорогого коньяка, которую, по-видимому, принес с собой именно для этого разговора. - До поры до времени, - повторил он, свинчивая крышку и наливая себе и Альфреду.
- Сейчас у нас бардак, и продлится он еще какое-то время. Но, думаю, что не долго быть в России такому бардаку, рано или поздно, он закончится. Я чую, что перемены не за горами. Я чую… Поверь старому еврею. Сдается мне, что в новом тысячелетии Россией править будет…
Мудрый старый еврей, Леонид Яковлевич Цам вдруг замолчал, не назвал того, кто, по его мнению, будет править Россией в новом тысячелетии. Вместо этого он предложил:
- Давай-ка, помянем твою маму, Алик. Хорошая была женщина.
Сильная. Другого она заслужила своим терпением и любовью, не довелось ей пожить по-человечески… Пусть земля ей пухом будет.
Они выпили не чокаясь. Альфред проглотил коньяк, не почувствовав вкуса.
- Каддиш на девять дней проведем, - пообещал Леонид Яковлевич. -
Традиции блюсти надо.
Альфред согласно кивнул, не вникнув в смысл сказанного. Его голова была пустой и тяжелой. Что же теперь делать? Пожалуй, это было его единственной мыслью в тот вечер.
- И еще. - Леонид Яковлевич пристально посмотрел на своего ученика. - Ты только не обижайся, Альфред. Есть еще одна причина, по которой я не хочу дарить тебе фирму.
- Какая? - машинально спросил Альфред, хотя ему было уже все равно, что ответит Цам.
- Видишь ли… Все люди делятся на две категории. Лидеры и исполнители. Первые и вторые номера. Ты, к сожалению, второй номер.
Ты не лидер.
- Да, я не лидер, - согласился Альфред. - Я это знаю. Уже давно.
Может быть, всегда знал. И я не претендую на вашу фирму, я не прошу, чтобы вы отдали ее мне… Леонид Яковлевич…, - Он просительно посмотрел на Цама. - Возьмите меня с собой. В Израиль. Это ведь и моя родина тоже. Историческая. Мама еврейкой была, да и отец русский только на половину, по дедушке. Возьмите, а? Я кем угодно у вас работать буду. Простым торговым агентом хоть. Или курьером. Кем скажете, тем и буду работать…
Леонид Яковлевич налил еще по одной.
- Не могу сейчас, - ответил он после некоторого раздумья. - Может, позже. Если все пойдет, как я планирую, я тебя вызову…Позже. А сейчас, извини, не могу. У меня у самого сейчас проблем выше крыши.
- И что же мне делать?
- Ждать. Денег я тебе маленько дам. И насчет нового места твоей работы подумаю, есть у меня кое-какие мыслишки.
Слово свое Леонид Яковлевич сдержал. Частично. По поводу нового места работы позаботился, сведя его с Екатериной Андреевной
Сидоровой, поручившись за него и охарактеризовав, как грамотного расторопного коммерсанта и крайне исполнительного работника. А к себе в Израиль не позвал, Альфред с того момента, как Цам отбыл на землю обетованную, больше ничего и никогда о нем не слышал. Может быть, планы Леонида Яковлевича не осуществились, а скорей всего, старый мудрый еврей просто-напросто забыл о его существовании, погруженный в процесс накопления и преумножения капитала.
Но Альфред не особенно горевал по этому поводу. Работая в фирме
Екатерины Великой, он буквально с первых дней ощутил некую защищенность от всевозможных внешних проблем и гипотетических рисков. Все в этой фирме держалось на хрупких плечах ее владелицы.
Казалось, что Екатерина Андреевна не только знает все, что происходит в стенах офиса фирмы и многочисленных ее точках и филиалах, не только то, что происходит за пределами этих стен, - в городе, в стране, казалось Альфреду, что она знает вообще все. И вовремя принимает правильные решения. А проблемы и риски? Их не было. Нет, наверное, они были, но даже слухи о них никогда не доходили до сотрудников фирмы. Проблемы решались Екатериной Великой легко и незаметно для окружающих, а риски так же легко и незаметно сводились к абсолютному нулю или рикошетом уходили к ее конкурентам, нанося им ощутимые удары и принося потери. Многие думали, что у
Екатерины Сидоровой имеется мохнатая лапа на самом верху, в Москве.
Другие суеверно полагали, что Екатерину ведет по жизни ее персональный ангел-хранитель. Третьи, в том числе и Альфред
Молотилов, справедливо считали, что успех коммерческого предприятия
Сидоровой основывается на трезвом расчете, доскональном знании рынка, огромной работоспособности и небывалой коммерческой хватке этой маленькой хрупкой женщины.
Альфред вновь обрел уверенность и покой. Тревожные мысли о будущем и страх перед неизвестностью и одиночеством истончились и спрятались на время в глубине его сознания.