Эльмира Нетесова - Колымское эхо

—    Оно и в городе легче не было. Уж где толь­ко ни вкалывали, чтоб помочь родителям. Те вовсе выбивались из сил.

—    У меня мать устроилась дворничихой, так я ей с шести лет помогала мести улицы. А чуть подросла, стала мыть подъезды домов. Но луч­ше жить не удавалось. Случалось, кто-то из го­рожан выкинет старую одежду или обувь, двор­ники чуть не в драку за обноски. Большой уда­чей считали, если что-то доставалось. Новое из магазина не просили, стоило дорого, непосиль­но для нас. Сколько помню, мать все время пе­решивала чужие тряпки, подгоняла под мой раз­мер. Ей хотелось, чтоб я выглядела нарядной,— горько усмехнулась Ритка.

—    Я тоже первый раз трусы надел, когда пошел в школу. Отец свои старые отдал. По-моему он в них женился. Эти трусы сползали на колени. Но я гордился, ведь мог их подтянуть и жопа уже не голая,— поддакнул Игорь Павло­вич. И продолжил:

—    Как-то учительница спросила, почему у меня рубашка почти до пола, мол, мне брюки и не нужны. Я и ответил:

—    Зато я ее до конца школы смогу носить и не надо перешивать. Правда, над моей практичностью весь класс смеялся. Но не мог им сказать, что та рубаха перешла в наследство oт умершего деда,— покраснел Игорь Павлович. И вспомнил:

—    У нас в классе учился Васька Федотов. Из богатой семьи пацан. Он одевался «с иголоч­ки». Все у него было новое, только по размеру, ому не брали на вырост. Ходил такой, словно с выставки сбежал. Ну да, единственный сын свинарей, он сало салом заедал. Нам и не сни­лось жить так, как он. Вася с пятого класса девчонок в кино водил и угощал их мороженым. Потому, мужиком рано стал. Родители ему ни в чем не отказывали,— хмыкнул Бондарев и про­должил:

—    Я с собою в школу на обед брал кусок хлеба, пару вареных картох и соленый огурец. А Федотов, бутерброды с беконом. Каждый свое уминал. Годы шли, мы росли. Но с Василием не дружили. Он пренебрегал голытьбой, потому друг друга мы быстро забыли. А тут я уже на Колыме, прокурором работал. И вдруг в зоне меня окликнули по имени. Оглянулся. Это был Федотов. Я спросил его, почему он в зоне ока­зался, или бекона переел? Васю от напомина­ния аж скрутило в спираль. Оказалось, пришел в ресторан, и там завязалась пьяная драка. Конечно с поножовщиной. Вася так набухался, что и не помнил, как пырнул ножом своего со­седа по столику. Тот, как потом вспомнил, хотел у него бабу увести, и Вася обиделся. Он посчи­тал себя оскорбленным и пустил в ход нож. Много ранений нанес. Но и даже мертвого не переставал кромсать, пока милиция с ног не сшибла и надела наручники. Но и в машине дергался, обзывал милиционеров, грозил их уделать и разделать, как кабанов. Вот и полу­чил за все в один заход. Конечно, в камере досталось ему круто. А по прибытии на зону до охраны кое-что дошло. Вламывали Васе каж­дый день, да так, что мало не казалось. Конечно, заставляли вкалывать, как негра в джунглях. Федотов к такому не привык и стал строчить жалобы на охрану, на администрацию, начал просить помилования, но ничего не получалось. Ему стали чаще вламывать, совать в ШИЗо, оттуда он выползал на четвереньках, а его заставляли работать на трассе. Но о чем гово­рить, когда ноги не держат. И вот тогда Вася обратился ко мне. Ну, а я чем мог помочь? Осужден за преступление, причем тяжкое, не раскаялся, в зоне держался высокомерно, всем хамил, грубил. Короче вел себя, как паршивая свинья. Когда я сам узнал от зэков барака всю подноготную, конечно, в помощи отказал, да и права не имел на это. Вот тогда Федотов напи­сал в Москву прошение о помиловании. Но и там отказали. Он написал девчонке, с какою встречался. У нее отец работал на высокой должности в милиции. Тот не захотел вмеши­ваться и запретил дочери переписку с Васей. Так и сказал, мол, убил человека ни за что! А выйдет из тюрьмы чего от него ждать? Не хочу такого зятя, какой не работал и не учился, сидел на шее у родителей. Не говори мне боль­ше о нем...

—    И тогда Вася написал матери. Мол, спа­сай, иначе наложу на себя руки!

—    Вот это козел!

—    Нашел на ком оторваться!

—   Бедная баба! Во, падлу высрала! — посо­чувствовали девки свинарке-матери.

—   А мать Васи была Героем соцтруда и долго не думая, маханула в Москву. Там ее выслуша­ли, дали адвоката, очень опытного человека. Тот вскоре добился своего, Васю помиловали. Ко­нечно неспроста. За полтора года на Колыме у Федотова появилось много серьезных боля­чек, какие на зоне не вылечить ни за что. Федо­това вернули домой, когда уже никто не верил, что Вася доедет в деревню живым. Но мать по­заботилась и подняла сына на ноги. Затаскала по курортам и санаториям.

—   А чего ж она до Колымы допустила? По­чему сразу не помогла?

—    Родственники убитого мужика пригрозили, если Васю отпустят из суда на волю, тут же самим с ним разобраться. А там три брата! Вот и испугалась вмешаться сразу.

—    К чему ты нам про Васю лопотал? — спро­сила Варя удивленно.

—    Да к тому, что нет на свете силы сильнее бабьей. Она все одолеет, любые стены проши­бет, а своего добьется. Она пустит в ход все, не посчитавшись ни с чем. Лично я, никогда не по­верил бы, что Федотова отпустят раньше вре­мени, да еще с Колымы! Но, вот видите, мать добилась. И мало того, вылечила своего при­дурка, женила, устроила в жизни так, как ни­кому не снилось. Вот вам простая свинарка, а хватило ума! Тому Васе жизни оставалось на один бздех, она его из могилы вытащила. Он теперь в Москве, в каком-то министерстве ра­ботает Хотя, между нами говоря, дурак дрему­чий, как непроходимое болото. Но, пока жива мать, Вася ходит в гениях, в преуспевающих, нормальных мужиках. Так, слава Богу, что есть такие матери, как у Федотова. Легко сделать хорошего человека из толкового мужика! Попро­буй что-то слепить из бездаря. На такое способ­ны только матери! Дай Бог им здоровья и тер­пения!— пожелал Игорь Павлович.

—    Кому-то повезло. Пусть он и дурак, но сча­стливый человек. Ему при такой матери ни о чем думать и заботиться не надо. Родился под счаст­ливой звездой. Не то, что мы! — вздохнула Галя и загрустила, вспомнив свое.

—    Девчонки, теперь чего сетовать? Ведь жизнь наладилась, все устроилось. Есть семьи, работа, квартиры и дома, машины и дачи. Чего теперь не достает, чего не хватает? Что смуща­ет ваши души? — спросил Бондарев.

—    Все вроде так, все верно. Дом — полная чаша, но почему-то душа не радуется. Мужик мой, Володька, женщину на стороне завел. Вро­де не сказывается на нашей семье его побоч­ная связь, но обидно предательство.

—    Заведи и ты себе хмыря. Когда уравняе­тесь, обида пройдет!

—    Ты по морде надавай своему Вовке! Не позволяй таскаться и сама не смей. Детей по­стыдись,— одернула Варя подругу.

—    А мой выпивать начал. С работы частень­ко бухим приходит.

—    Ты денег не давай!

—    Он прямо на работе колымит. Все же ав­тослесарь, эти без денег не сидят. И, как ни проси, все бесполезно. Пообещает завязать, а на завтра опять «косой». И все причины нахо­дятся. То день рождения отметили, то поминки или у кого-то ребенок родился, то диплом об­мыть нужно, то новую машину.

—    А мой и того хуже, связался с жульем, какие недвижимостью торгуют. От такого добра не жди.

—    Девчата, повзрослеют и ваши мужья, осте­пенятся. Покуда они еще мальчишки. Не стоит вам собачиться с ними. Этого им в судьбе хва­тило и без вас. Останьтесь подружками, какими вы были все годы. Добрыми и заботливыми, лас­ковыми, какими они полюбили вас еще на зоне. Не растрачивайте, не теряйте это самое доро­гое. Станьте сильнее, какими были на зоне. Не опускайтесь. Будьте мудрее, станьте над бабь­ей глупостью и сберегите семьи. Присмотритесь, где вы сами упустили. Вы разберетесь и нала­дите в своих семьях все, стоит только захотеть. Главное, не потерять друг дружку, не разомк­нуть руки.

—    Да, моя сестра, та, что в деревне, стар­шая, разошлась с мужем. Уже третий год сама живет с детьми. Их у нее пятеро.

—    Круто! Как же она с такой бандой справ­ляется?

—    А молча! Кому подзатыльника даст, друго­го в угол сунет, сама на работу бежит. Ну что хорошего в таком воспитании? Домой возвра­щается, там жуть что творится. Зато ее разбой­ники довольны. Спят, где попало, среди игру­шек и подушек, опять бросались ими. Но все счастливые и довольные.