Рене Баржавель - Дороги Катманду
Для Оливье этот символ был тревожным знаком вопроса под глазами, видящими нечто недоступное ему. Вместе с ним по крутой тропе поднимались жизнерадостные мужчины и женщины, несущие тускло горевшие фонарики, распространявшие вокруг запах горячего масла. Это была неторопливая процессия счастливых людей, многие из которых захватили с собой детей. Самые маленькие висли на спинах матерей, удерживаемые куском ткани; других несли на руках отцы, несли бережно, с бесконечной нежностью. Мигающая огоньками гусеница, в сопровождении звуков примитивных музыкальных инструментов, стремилась к белоснежному куполу, возвышавшемуся на фоне темного неба. Оливье не видел неба; он видел только синие глаза ночи, а также знак вопроса, спрашивавший, что он, жалкий глупец, делает здесь, вдали от Джейн, которую бросил в очередной раз. Даже если все, что он делал, делалось ради того, чтобы увезти ее отсюда, ради ее спасения, то вряд ли это было важнее, чем быть рядом с ней, чтобы окружить теплом и заботой, в которых она так нуждалась.
Запрокинув голову, он смотрел в безмятежно глядящие глаза, в которых не было ничего от людских эмоций, глаза, которые все видели, все знали.
Внезапно он понял. Понял, что сбился с истинного пути, заблудился на дороге, ведущей к бесполезному и бессмысленному, что был безумцем и преступником. Он резко остановился и обернулся. Затем он устремился вниз, прокладывая дорогу локтями и криками через мирную толпу, спокойно поднимавшуюся к белоснежному куполу, к Луне. Люди безропотно расступались перед несчастным потерянным юношей, пришедшим к ним с другого конца света, где люди живут, ничего не зная о жизни и смерти.
***Преодолев в несколько осторожных шагов площадку, Тед остановился перед дверью в комнату Джейн, из-под которой пробивалась полоска света. Он прислушался. Некоторое время до него не доносилось ни одного звука, но потом он услышал нечто вроде хрипа, прервавшегося рыданием. Он знал, что в этот момент внутренности девушки свирепо терзает отсутствие наркотика.
Осторожно повернув ручку, он медленно, но уверенно вошел в комнату. Ему нужно было действовать быстро, пока Джейн не испугалась и в ее воспаленном воображении не появился Тед в облике дракона, паука или бог весть какого жуткого чудовища. Поэтому он сразу же заговорил успокаивающим тоном:
— Добрый вечер, Джейн. Как вы себя чувствуете?
Девушка слабо пожала плечами, показывая, что чувствует себя неважно. Об этом без слов свидетельствовали ее широко раскрытые глаза и напряженные мышцы лица, залитого потом. Почти не прикрывавшая ее скомканная простыня тоже промокла от пота.
— Вам плохо?
Она кивнула. Да, ей было плохо.
— Здешние врачи не слишком блестящие специалисты. Если они оказались в Катманду, то только потому, что не смогли устроиться ни в одном приличном месте.
Подойдя к постели, он принялся раскладывать на ночном столике предметы, извлекаемые из карманов халата.
— Сейчас я помогу вам. Вы проведете спокойную ночь, и мы никому ничего не расскажем.
Увидев шприц, Джейн резко приподнялась. Тед удержал ее спокойными фразами и заставил снова улечься, мягко надавив на плечи. Закатав левый рукав ее ночной рубашки, он обернул ей руку толстым резиновым шнуром, затянув его с помощью карандаша.
Вены у девушки долгое время не набухали. Тед начал немного беспокоиться; девчонка оказалась в более плохом состоянии, чем он предполагал. Если с ней случится какое-нибудь осложнение, могут возникнуть неприятности. Но, в конце концов, врач не считал нужным изображать оптимизм; он же сказал, что по логике вещей, она должна уже быть на том свете. Тем не менее, он решил быть поосторожнее. Дозу нужно было отмерить как можно точнее. Он сам никогда не употреблял наркотики, но ему не однажды приходилось применять их при общении с девушками-хиппи. Когда они находились под действием дурмана, они не замечали, что он похож на свинью. Даже он забывал об этом на несколько мгновений…
Тед зажег масляную лампу и открыл шкатулку. Она была заполнена белым порошком.
— Это настоящее снадобье, — пробормотал он, склонившись над столиком, — а не та третьесортная дрянь, которой вас пичкает этот лека- ришка.
Зачерпнув серебряной ложечкой немного порошка, он задумался на несколько секунд, потом отсыпал часть порошка назад в шкатулку. Затем он принялся водить ложечкой с порошком над пламенем масляной лампы.
***Оливье мчался как безумный вдоль бурного ручья, стекавшего по склону горы. Инстинктивно угадывая в темноте препятствия, он перепрыгивал через камни и кусты, чудом не ломая ноги; его несла какая-то сила, он не знал, космическая или божественная, да это и не было важно. Им владело понимание того, что он находится не в том месте, в котором должен был бы находиться, и что перед ним находятся пространство и время, которые он должен преодолеть или уничтожить. Он бежал быстрее потока, бурлившего среди камней с шумом кипящей воды.
***— Я слышу, как шумит вода! Я слышу воду! — прошептала Джейн. — Я слышу воду! Она шумит рядом!
Никогда прежде она не была такой счастливой, такой легкой, такой открытой, как сегодня. Она уже забыла про укол. Только что безмерно страдавшая от укусов змей, гнездившихся в ее теле, она превратилась в облако света.
— Оливье где-то возле воды. Он идет ко мне. Вместе с водой. Он идет.
— Конечно, конечно, — успокаивающе пробормотал Тед, — Оливье идет, он приближается, он уже здесь.
Он сбросил халат. Джейн, охваченная экстазом, смотрела в потолок и видела, как вода несет Оливье. Она видела воду, кувшинки на ее поверхности, рыбу в глубине. Это громадный угорь, он поднимается к поверхности. Снова Оливье. Блики солнца на воде, солнце в воде, Оливье, солнце.
— Оливье.
— Он пришел, — прошептал Тед, — он здесь.
Он сдернул с девушки простыню и замер, уставившись на нее. Несмотря на болезненную худобу, Джейн была удивительно красива. Насытив взгляд, Тед растянулся рядом с ней.
— Оливье? Это ты, мой Оливье? Ты вернулся? — прошептала Джейн.
— Это я, я здесь, здесь, — шепотом ответил Тед.
Затем он выключил лампу на ночном столике и принялся ласкать девушку. Джейн полной грудью вдохнула воздух счастья.
— О, Оливье!
***Оливье мчался в Катманду на сумасшедшей скорости. Рев двигателя распугивал бредущих по обочине непальцев, мощные фары ослепляли неосторожных, посмотревших в его сторону. На виражах свет фар на мгновение выхватывал из темноты кровавые ухмылки придорожных божеств. Проносясь через деревни, Оливье оставлял далеко позади бешено лающих собак. Наконец впереди показались огни города. Оливье попытался прибавить скорость, до отказа повернув рукоятку газа, чтобы лететь еще быстрее, но это было невозможно. Низко склонившись над рулем, он ворвался, не тормозя, в город. Перед ним возникла медленно бредущая поперек улицы корова, и мотоцикл врезался в нее. Оливье перелетел через сбитое на землю животное, успев при этом подумать, что совершил страшное преступление. Если корова убита, ему дадут лет десять. Если же он только ранил ее, то его вышлют из страны. У него была содрана кожа с правой щеки и с обеих рук, но он нашел в себе силы, чтобы подняться, чтобы идти, чтобы бежать к Джейн, пока не рухнул в темном переулке; дикая головная боль заставила его потерять сознание.
Придя в себя, Оливье не представлял, сколько времени он пролежал в бессознательном состоянии. Было по-прежнему темно. Небо между двумя рядами крыш узкой улочки казалось бездонной пропастью, усеянной мириадами звезд. Он не видел ни малейшего лучика света, не горели даже фонари на перекрестке. Только слева от него в небо над крышами вонзался столб голубого огня.
Оливье с трудом встал. Голова все еще болела, и он не мог сообразить, где находится. Оглядевшись, он увидел над крышами домов купол большого храма, блестевший в лунном свете. Направившись в эту сторону, он постепенно стал узнавать улицы и вскоре оказался перед задней стороной конторы «Тед и Жак».
Во время ходьбы он почувствовал себя немного лучше; головная боль почти прошла. Он осторожно открыл дверь своим ключом, ему не хотелось будить кого-нибудь. Его сумасшедшая гонка казалась сейчас совершенно нелепой. И вообще, зачем он вернулся? Остановившись перед лестницей, он прислушался. Стояла мертвая тишина. Все было как обычно. Он всего- навсего потерял время, разбил мотоцикл, лишился возможности оставаться в Непале. Он вел себя, как безумец. Покалечился, страшно измотал себя. Ему стало стыдно. Он совершил массу глупостей, он всегда только причинял хлопоты тем, кого любил. Ему остро хотелось прикорнуть где-нибудь и забыться. Можно было устроиться на диване в кабинете. Но перед этим он хотел взглянуть на Джейн, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Он любит ее, и она любит его; все, что он делал последнее время, он делал ради нее, просто ему нужно было немного подумать, прежде чем совершать нелепые поступки, словно вспыльчивому мальчишке. Джейн такая спокойная, такая рассудительная, она поможет ему измениться, стать другим, похожим на нее.
