Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер
Тиберия возбудила уже сама поза — невинная и в то же время раскованная, зовущая к дерзкой любовной игре. Он подошел и сделал знак рукой, приглашающий женщину приподняться и принять нужное положение. Прекрасная матрона медленно опустилась на локти, спрятала в них свое заалевшее лицо и приподняла высоко вверх белые пухлые, но совершенные, полушария.
Император положил руки на ее крутые, вздрогнувшие сразу, бедра и вошел в нее, овладев женщиной жадно и неистово….
Трижды он восходил на вершину сладострастия и стремительно падал вниз бурлящим водопадом. Крупные капли пота стекали с его груди, падали и исчезали в темной ложбине, разделяющей колышущиеся в страстных телодвижениях матово поблескивающие полушария.
Женщина, казалось, была неутомима. Наконец император откинулся назад и рухнул на ложе полностью обессиленный. Неизвестная прелестница грациозно и беззвучно опустилась рядом.
Некоторое время Тиберий лежал, тяжело дыша и закрыв глаза. Он пытался угадать, чья же жена досталась ему на этот раз. Она оказалась столь опытной и страстной, что доставила ему неизъяснимое блаженство. Память перебирала знакомые лица и не желала остановиться ни на одном из них. Несомненно было одно — пылкая незнакомка дарила ему свою любовь впервые.
Он протянул руку и сдвинул вверх маску. Пронзительные глаза, удивительного темно-фиалкового цвета полыхнули неутоленным зноем.
— Клянусь Юпитером!.. Луциллия, — пораженно воскликнул он.
— Да, это я, венценосный….
Это была Луциллия Домнула, жена казненного им сенатора Марка Целия Теренция.
— А ведь это опасно, — подумал Тиберий, — а, если бы она хотела отомстить и спрятала бы нож под подушками….
Он не знал, что предусмотрительный Полибий лично тщательно осматривал всех претенденток на любовь владыки Рима.
Женщина смотрела на него неотрывным молящим взглядом.
— Я знаю, разделить ложе с тобой — уже неслыханная награда. Но могу ли я обратиться к тебе с просьбой?
— Говори.
— О, Тиберий! Будь добр ко мне! Позволь мне вновь выйти замуж, моим маленьким детям нужен отец. Я так одинока и не сплю по ночам… Ты, может быть подозреваешь, что я затаила на тебя зло… Это не так. Ты убедишься в моей верности….
— Кто он? — хрипло спросил император, внезапно почувствовав укол ревности к неведомому сопернику, который сможет каждодневно обладать этим зрелым роскошным телом.
— Твой давний сторонник патриций и проконсул Квинтий Марцеллин.
— Будет так, — после короткого раздумья ответил Тиберий.
— И еще. Прикажи вернуть мне из всего конфискованного имущества только виллу под Антуей.
— Я прикажу, — император был на удивление щедр сегодня, — будешь приходить, — произнес он утвердительно.
— Да, — и женщина неслышно покинула спальню.
Утро выдалось несколько прохладным и влажным. Со стороны моря дул сильный пронизывающий ветер. Тибр покрылся курчавыми барашками волн.
Император, поеживаясь, приподнялся на подушках и взял со столика серебряный кувшин с узким горлышком. Сердце колотилось пружинисто и непрерывно. Он жадно припал к сосуду ртом, не призывая слуг и не наливая сам в стоящий рядом, украшенный драгоценными камнями, кубок. Крепчайшее фалернское вино придало ему силы и через некоторое время сердце успокоилось, прекратилась и одышка. Стало тепло, и капли пота выступили на его лысеющей голове.
Он теперь пил его каждый день. Золотую фляжку с фалернским он носил всегда с собой, частенько прикладываясь к ней даже на заседаниях Сената. Любовь, вино и баня истощали его жизненные силы.
Через украшенный разноцветными небольшими фонтанами портик он вышел в перистиль — внутренний двор. Величественная крытая колоннада окружала двор с трех сторон. Статуи богов, казалось, застыли в утреннем безмолвии, нарушаемом лишь журчанием фонтанов.
Два больших округлых бассейна — один с морской, а другой с речной водой разделяли двор напополам. Белые с розовыми прожилками мраморные ступени вели вниз, скрываясь в зеленоватой морской и голубоватой речной воде.
В правом углу двора темнел неподвижной гладью небольшой пруд с массивными мраморными скамьями вокруг. Воздух благоухал жасминами и розами. Несколько гранатовых деревьев понуро опустили ветви, густо покрытые плодами.
Император шел по саду, задумчиво созерцая кусты роз, разноцветные бутоны которых уже открывались в этот рассветный час и бледно золотились восходящим солнцем. Пройдя через подстриженные заросли миртовых кустов, остановился у пруда, помутневшая вода которого переливчато мерцала солнечными бликами.
Тиберий грузно опустился на скамью и долго отрешенно смотрел на стоячую, скрывающую тинистую вязкость воду над которой сновало множество насекомых. Пруд зарастал — камыши перемежались с белыми водяными лилиями, желтели кувшинки.
Перед скамьей к пруду небольшими разноцветными камешками была выложена панорама, изображающая скачки. Искрясь в лучах яркого восходящего солнца — мозаичное полотно живописно передавало азарт соревнования — молодой юноша, скачущий на колеснице первым, слегка полуобернулся назад, следя за настигающими соперниками. Длинные светлые волосы, развевающиеся за спиной, состояли из крохотных золотистых камушков, почти песчинок. Из пасти коня хлопьями падала белая пена.
Тиберий чувствовал страшную усталость. Увы — ни термы с сернистыми бассейнами, ни пары голубого лотоса, ни настойка мандрагоры, которую он пил по утрам — уже не могли восстановить его сил.
В последнее время императора все чаще охватывало гнетущее чувство приближения к смерти. С одной стороны он устал от бесконечных государственных дел и не менее бесконечных оказываемых ему почестей, а с другой, он не мыслил себя уже без власти, почитания и лизоблюдства. Его беспокоила усиливающаяся близость префекта преторианской гвардии Макрона и беспутного, но стремящегося к власти племянника — Калигулы, который мог унаследовать императорскую власть. Он замечал их неуверенные косые взгляды, и его тревожили раздумья о возможном заговоре против него.
Доклад салийских жрецов, видевших над Капитолийским холмом зловещую птицу — громадного черного ворона и последовавшее гадание на потрохах лисицы, подтвердило наличие заговора в государстве. В храме Марса-мстителя было устроено торжественное молебствие с участием императора.
Привычный к принятию быстрых и жестоких решений, принцепс уже сделал для себя выводы о необходимости скорейшего уничтожения Калигулы и Макрона и в Сенате уже готовил почву для понимания этой проблемы.
— Калигула живет на погибель себе и всем. В его лице вскармливается змея для римского народа и для всего мира, — это его заявление не вызвало, однако, у сенаторов обычного мнимого воодушевления, и Тиберий понял, что команду об устранении возможных заговорщиков следует давать без промедления. Гней Туллий, исполнив требуемое, пока совместит должности начальника личной охраны и квестора преторианских когорт….
На этот раз спутницей Тиберия по любовным утехам была прелестница, подобных которой, император не встречал в Риме, а, пожалуй, и во всей империи. Ее облик был необычен, как в сравнении, со склонными к некоторой полноте, римскими матронами, так и с прочими представительницами покоренных Римом народов.
Благородную бледность несколько скуластого овального лица резко оттеняли черные завитые сложным плетением косы, уложенные вокруг головы венком. Над правым ушком волосы украшала огромная бордовая роза с бусинками влаги на лепестках. Бархатистые, с легкой поволокой, карие глаза были огромны и оттого казались печальными. Точеные ноздри раздулись в причудливом изгибе. Удивительно сочные губы были приоткрыты, приоткрывая верхний ряд острых зубок безупречной белизны. Высокая стройная фигура, тонкой кости, была от шеи до ступней задрапирована невесомой полупрозрачной тканью, вызывая желание угадать скрываемые женские прелести и насладиться ими вначале в мечтах, а затем и наяву.
Женщина не была юной, но от нее исходили волны необычайной свежести, прохлады и целомудрия.
— Да, поразит меня, Юпитер-громовержец…, - прошептал Тиберий, — сама богиня Ювента посетила меня….
— Я — Эрминия, — прозвенел голосок тончайшим золотым колокольчиком.
Несколько мгновений император пожирал ее глазами, решая, с чего начать прежде, а затем одним движением отбросил эфирную ткань, и женщина предстала перед ним во всей своей прекрасной наготе. На ней не было никаких украшений или драгоценностей, и это возбуждало отчего-то более всего….
Ласки, прерываемые вином, казались бесконечными, и Тиберию довелось быть победителем, как ему чудилось, десятки раз, пока он не забылся от усталости и вина тяжелым смятенным сном.
Император спал плохо и неспокойно. Его давно стали беспокоить сильные головные боли, ныла спина, натруженная в пирах и оргиях.
