Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер
Эдил поднес к губам короткую тибию, пронзительный звук, похожий на клекот орла, разорвал торжественную тишину, и колесница, в сопровождении квадриг, рванула к величественному зданию римской Курии, где уже многие годы заседал Сенат республики, а, затем и империи. Улица наполнилась грохотом колес, обитых медными полосами с заклепками, высекавшими искры из выложенного прямоугольными камнями стратума. Люди, услышавшие громыхание императорской кавалькады, отскакивали в стороны и жались к стенам домов. Зазевавшийся, будь то сенатор или простолюдин мог быть затоптан и серьезно покалечен.
Сенат был окружен двумя когортами преторианцев, что было и вовсе неслыханно — сенаторы в здании Сената издревле пользовались полнейшей неприкосновенностью, даже если их публично обвиняли в совершении тяжких преступлений.
Вооруженный Туллий вошел в здание, сопровождая императора, и это также было нарушением вековых традиций — на заседаниях сената не мог присутствовать никто из посторонних, тем более с оружием.
В безмолвной тишине нахмуренный Тиберий прошел в императорскую ложу, отороченную тяжелой пурпурной материей. Но едва он сел, как гром сотряс сенатские стены. Сердце Тиберия подпрыгнуло, а рука инстинктивно рванулась к мечу. Но это был гром рукоплесканий, сенаторы аплодировали ему стоя.
Когда аплодисменты затихли и сенаторы расселись, председательствующий консул огласил принятую Сенатом единогласно институцию о полном одобрении и поддержке действий правящего принцепса. Вместо ожидаемого порицания сенаторы выразили ему полное доверие и повиновение. Более того, Сенат решил дополнить закон об оскорблении величия римского народа нормой об оскорблении величия императорской особы.
— О, люди, созданные для рабства, — сказал он Туллию, выходя из Сената, — подлые трусливые шакалы.
Возвратившись во дворец, Тиберий, первым делом, взял в руки шкатулку, привезенную в дар иудейским первосвященником и, открыв ее, не сдержал восхищенного восклицания.
— Всесильный Юпитер! Воистину подчиненная тебе природа творит прекрасное и удивительное….
В шкатулке из слоновой кости, утопая в белоснежном меху неизвестного зверя, лежала огромная черная жемчужина, в обрамлении больших красных матовых жемчужин. Она была размером с куриное яйцо и имела его же правильную форму.
По словам первосвященника, это была единственная в мире жемчужина такой величины. Стоило приложить ее к любому больному месту, как боль сразу исчезнет.
Он долго любовался совершенством форм и насыщенностью цвета драгоценного камня. Такой в его коллекции еще не было, иудейский посланец сумел тронуть душу властителя могущественного Рима.
— Пожалуй, следует вставить ее в верхушку императорского посоха, — решил император, — заменив голубую жемчужину, венчавшую золотой императорский посох — символ власти в римском государстве.
Тиберий не любил триумфов. Они были великолепием и проклятием Рима. И рождали соперников властвующему принцепсу. Марширующие когорты солдат в начищенных до блеска песком нагрудных клибанусах и железных касенсах на голове, колонны закованных в кандалы знатных пленников, и вереницы связанных обычных пленных, идущих позади триумфальной колесницы, горы военной добычи, нагруженной на повозки, вызывали у него физическое отвращение.
Полибий был с ним солидарен — общественный порядок в городе, за который он отвечал, на несколько дней превращался в массовые беспорядки. Триумфы заканчивались пожарами и погромами солдат триумфатора, ведущих себя в Риме, как в захваченном городе. Их невозможно было остановить, и вульгус — римская преступная чернь этим пользовалась сполна.
— Бесконечные ненужные войны развязываются лишь оттого, что полководцы мечтают в вышитой золотом тоге и лавровом венце со славой проехать по улицам Рима, — заявлял он в Сенате, возражая против оказания почестей победителю германцев Понтию Пилату.
В эти дни, Тиберий и Полибий по окончании шествия покидали Рим, дабы насладиться обществом знатных римских матрон, которые выезжали на свои загородные виллы, чтобы не оказаться жертвами насилия разнузданных легионеров….
Предшественник Тиберия Август насильно женил его на своей дочери Юлии, для которой это был уже третий брак. Тиберий фактически не жил со своей толстой и необычайно сладострастной женой. Юлия стремилась только к развлечениям, удовольствиям и чревоугодию. Она могла изменить мужу с простым солдатом и даже рабом.
Прослышав о дурных наклонностях своей распутной дочери, Август отправил ее в пожизненное изгнание, вначале на остров Пандатерию, а затем в приморский город Регию.
Навязанный всемогущим Августом неудачный брак с Юлией навсегда заложил в Тиберии отвращение к узам Гименея. Наследники от первой жены Випсании Агриппины у него были, поэтому императору не было необходимости вновь вступать в официальный брак.
Будучи весьма любвеобильным, свою похоть и сладострастие он удовлетворял в загородном дворце с помощью кратковременных наложниц и куртизанок, привозимых верным Полибием с необъятных просторов империи. Причем встречался он с ними только в надетой на лицо черной маске и многочисленные любовницы, хотя и могли догадываться, с кем делили ложе, похвастаться этим не могли, не будучи полностью уверены в высокородном происхождении партнера.
Тиберий не любил свой холодный и помпезный дворец в Риме, он угнетал его своим величественным бездушием. Почти все его залы, трапезные и спальни пустовали годами, хотя и поддерживались многочисленными слугами в отменном порядке и чистоте.
Придя к власти, он построил себе загородный дворец прямо на берегу Тирренского моря, невдалеке от устья Тибра, куда часто отправлялся отдохнуть от государственных дел и развлечься. На роскошной императорской акате, он спускался вниз по течению, в сопровождении четырех военных трирем.
Построенная из кедра с деревянной, раскрашенной в темно-серые и черные цвета, головой волчицы на носу и очень высоким, увитым золотистыми и пурпурными кистями, балдахином на корме, судно было быстроходно, маневренно и отличалось роскошностью своего уюта.
Гавань вдалеке кишела разномастными судами со всего мира. Слышались гортанные выкрики морских команд, крики выгружавших товар купцов.
Обширные залы дворца изнутри были отделаны кедром, привезенным с побережья Малой Азии, что давало необычайно насыщенный приятный лесной смолистый запах, несмотря на то, что кедровая поверхность была задрапирована китайским шелком и персидским глазетом. Для придания же величия стены залов окаймляли золотисто-пурпурные фризы и разноцветные мраморные полы, устланные мягкими пушистыми коврами.
Во дворце было четыре спальни, по числу времен года и украшенные в соответствии с признаками весны, лета, осени и зимы.
В широких коридорах, соединяющих помещения, едва слышно журчали фонтаны для придания прохлады в стенах великолепного дворца. Вокруг дворца, соединенные портиками, благоухали сады с затейливыми клумбами, обязательными розариями, бассейнами и фонтанами.
Одним из любимых мест императора были отменные термы, построенные по его личному проекту, в которых он предавался отдыху, пьянству и устраивал оргии, наслаждаясь женской любовью. Термы были выложены отборным розовым мрамором, доставленным с юга Греции. Полы и стены украшали искусные мозаичные полотна, изображавшие битвы, гладиаторские бои и различные празднества и игрища. Ложи в помещениях терм, при посещении Тиберия, полностью устилались лепестками роз.
Ванны, выложенные разноцветным кафелем, наполнялись морской и речной водой, а также водами, привозимыми из различных лечебных источников. Трубы могли подавать воду, подогретую до любой температуры, по желанию императора.
Три бассейна, наполняемые различной, по температуре и содержанию, водой были предназначены для охлаждения разгоряченного тела и плавательных упражнений.
Тиберию вскоре наскучили заученные нежности наложниц и куртизанок, ему хотелось будоражащей новизны, волнующего страха и неопытности в ласках, и он сказал об этом Полибию.
И, однажды, привычно войдя в спальню для удовлетворения любовных утех, он замер — на ложе, вся раскинувшись, возлежала прекрасная незнакомка в сиреневой шелковой маске на лице. Она была совершенно нагой со слегка смугловатым оттенком бархатистой кожи. Семисвечные светильники давали возможность детально рассмотреть все ее прелести. Нежные розоватые соски увенчивали упругие полные холмы грудей. Плоский, по-девичьи, живот плавно переходил в округлые, совершенной формы, бедра нежного персикового цвета.
Император замер в нерешительности — картина была непривычна и полна замаскированного сладострастия.
Она засмеялась волнующим грудным смехом, — иди же, император, и можешь снять свою маску, в ней нет необходимости. Напротив, я хочу быть неузнанной….