Пётр Алешковский - Владимир Чигринцев

Скоро вспыхнуло жестокое восстание черни. Подавленное твердой рукой, оно все же спустило владыку с небес на землю. Властитель Алжира вспомнил об обиженном астрологе и поспешил к пещере.

Чародей принял старого воина холодно, скорее как господина, нежели как друга. Сладоточивыми речами паша старался вернуть расположение к себе своего грозного мага, но вместе с тем никоим образом не хотел он терять и девицу.

Видя его смятение, Ибрагим, несмотря на бьющееся сердце, отвечал отрешенно:

— Я думаю больше о ней, скажи, чего ты хочешь?

— Послушай, Ибрагим, искренне говорю тебе: ни могуществом, ни величием я не дорожу более — спокойствие, далекое от вселенских тревог, — вот мое единственное желание, — признался владыка Алжира. — Зачем судьба, завистливая к проблеску истинного счастья, отказывает мне упорно в утешении кончить жизнь на лоне любви?

— Да эта женщина не любит тебя!

— Что же? Я не могу возвратиться к молодости, оставь мне впереди мечту, которая скрывала бы от меня могилу.

— Великий паша, — сказал Ибрагим после продолжительного молчания, во время которого не спускал глаз с Эль-Хаджи-Мехеми, — я исполню твою просьбу. Слыхал ли ты о садах Гирама, об этом вместилище утех, кое упоминается в Коране? Силой, данной мне знанием, почерпнутым в книге Соломона, я построю тебе невидимый замок, но что дашь ты мне взамен?

— Требуй чего пожелаешь, — воскликнул изумленный паша, — хотя б и алжирского престола.

— На что он мне, — презрительно скривил губы чародей, — поклянись, что отдашь мне ношу первого вьючного животного, что переступит порог очарованного замка.

Можно представить себе изумление Эль-Хаджи-Мехеми при словах астролога. Он не знал, удивляться ли его бескорыстию или сожалеть о его глупости, но, во всяком случае, поспешно согласился.

Ибрагим деятельно принялся за стройку. Многочисленные работники воздвигали над его жилищем, иссеченным в граните скалы, гигантский мраморный портик, долженствовавший служить входом в огромную четырехугольную башню. На наружной стороне краеугольного камня астролог сам вырезал руку, а напротив — изображение ключа. Когда портик был окончен, он отправился к паше и известил его, что очарованный замок готов.

Наутро паша, сопровождаемый немногочисленной свитой, поспешил в Кудият-эль-Сабуну. Вместе с ним на испанском муле, роскошно убранном драгоценными тканями, ехала его прелестная пленница. Впереди шел дряхлый астролог, опираясь на посох, украшенный иероглифами.

Наконец подъехали к портику. Напрасно паша искал глазами стены и башни своего волшебного убежища. Заметив его недоумение, чародей улыбнулся и провозгласил:

— Очарованный замок невидим, какова б иначе была ему цена. Вот, — он указал рукой, — талисман-хранитель сего земного рая. Пока мраморная рука не схватит ключа, никакая земная сила, никакая магическая тайна не одолеет властелина этих мест.

Между тем как паша дивился диву Ибрагимовой магии, прекрасная пленница, влекомая любопытством, погнала своего мула вперед и поехала под портиком.

— Теперь мы квиты! — воскликнул звездочет, бросаясь между ней и пашой. — Вот цена, что ты обещал мне! Оставь себе свои ничтожные богатства, награбленные хищничеством и кровопролитием, царствуй сколько хочешь, но не жди от меня более ни помощи, ни совета! Я отправляюсь в самый дальний уголок моего приюта размышлять о людской неблагодарности за благодеяния.

Сказав это, он схватил одной рукой узду лошака, на котором сидела пленница, другой ударил оземь посохом и быстро исчез со своей добычей в пропасти, которая закрылась за ним, не оставив и следа.

Пораженный Эль-Хаджи-Мехеми долго оставался безмолвным и неподвижным. Очнувшись, он приказал рыть землю, но все было напрасно. Везде была плотная, неприступная скала. Серебряный сокол на башне остался недвижим и глядел на то место, где исчез соорудивший его. Волшебный перстень никогда более не загорался неистовым светом, он лишь играл в лучах солнца так, как и положено драгоценному камню. Эль-Хаджи-Мехеми понял слишком поздно, что нажил непримиримого врага.

Мраморная рука до сей поры бесплодно тянется к ключу. Площадь Кудият-эль-Сабуны представляет взору и сегодня пустынное, уединенное место без зелени и тени.

— Ну вот-с, — закончил Николай Егорович и откинулся в кресле, крайне довольный собой. — Какова история?

— Вы полагаете, что камень принадлежал владетелю Алжира? Но позвольте, это же просто сказка, красивая арабская легенда, причем в европейской романтической обработке, да еще с детства нам знакомая, — выпалил Воля.

— Было бы здорово, коли так, и слишком просто, впрочем, скоро специалисты прочтут надписи. — Николай Егорович вежливо улыбнулся: — Вы говорите о «Золотом петушке» Пушкина?

— Конечно!

— Что ж, я люблю эту легенду в ее первоначальном варианте и давно ее знаю. В старых легендах много истинных наблюдений. Пушкин ее заострил, упростил и обработал для нужд времени, на то и литература, кстати, он-то стащил ее из «Альгамбры» Вашингтона Ирвинга, обработал обработанное. Видите ли, вещи, на мой вкус, честнее — у них своя жизнь, чаще всего нам неведомая, оттого-то так сладко фантазировать на их счет. Что же до легенд — тут иное, они, как музыка, доступны всем, национальный колорит лишь усиливает заложенное, как пряность в блюде. Вы не заметили, к слову, параллель с «Новым платьем короля» Андерсена? Настоящий обман всегда гениален и прост, наказывается алчный, задача факира — помочь надеть красивое и желанное ярмо на дурака. Меня занимает один тривиальный факт: человек, пытаясь выдумать новое, всегда повторяет давно известное, как история, что никого ничему не учит и которую каждое поколение всегда переписывает со своей точки зрения. Есть ли тогда смысл читать написанное на вашем перстне? Куда поэтичней, согласитесь, поверить в красивую легенду, тогда сюжет сразу протягивается до наших дней, и вещь оживает.

Княжнин, не произнесший пока ни одного слова, наконец решил вступить в разговор и сразу перешел к делу:

— Что говорить, легенда красивая, но как она влияет на цену?

— Господа, господа! — Ювелир развел руками. — Какая проза. Что ж, наша жизнь — жесткая проза, как бы мы ни пытались порой ее опоэтизировать. Вы спешите, а я просто наслаждаюсь разговором с симпатичными мне людьми в надежде, что вы сумеете оценить… Да, я выбрал общение с вещами, а за созерцание прекрасного приходится платить. Те, с кем я имею дела, привыкли торговать золотым ломом. Для меня бизнес не цель, а лишь средство.

— Да-да, мы понимаем, — поспешил ввернуть Княжнин.

— Ну и отлично. Пожалуй, я не стану приглашать специалиста. Да. Хорошая идея. Пусть все останется нерешенным — для меня камень будет связан с арабской легендой, и это греет сердце коллекционера. В конце концов, любой документ можно прочитать пристрастно. Но это к слову. Я могу дать вам пять тысяч долларов США, — сказал он неожиданно и замолчал.

Воля, наученный Княжниным, сидел не шелохнувшись. Его компаньон принялся демонстративно разглядывать кофейную гущу, затем помял сигарету, долго прикуривал — тянул время. Молчал и Николай Егорович, причем лицо его лучилось, как у Деда Мороза.

— Хорошо, — наконец нарушил он тишину, — вы вправе не согласиться. Помните, — он глядел на Волю, — я объяснял вам насчет неограненных камней. Здесь случай хуже — камень испорчен резчиком. Вероятно, вы сумеете выйти на человека, собирающего печати. Допустим. Но я вижу, вам к спеху. Положим, у специалиста цена чуть поднимется. Старые камни редко бывают чистой воды, а этот сапфир и вовсе с сильными включениями, для меня он ценен своей древностью и моей, если хотите, легендой. Предлагаю по максимуму.

— Дражайший Николай Егорович, позвольте мы выйдем, буквально на минутку, нам надо посовещаться, — произнес вдруг Княжнин.

— Пожалуйста, пожалуйста, я как раз располагаю временем. — Ювелир был сама галантность. — Только выйду я, заодно помою чашки. Десять минут вас устроят?

— О да, конечно, — поблагодарил Княжнин. — Где вы его раскопали? — набросился он на Волю, когда ювелир вышел. — Это хищник большого пошиба.

— Так, случай свел, но где же обещанный торг?

— Прошу вас выслушать меня. — Княжнин, как ни странно, волновался. — Этот злодей, рядящийся под интеллектуала, не повысит цену. Ну, может, еще долларов пятьсот накинет, не больше, я хочу говорить о другом. Я не представлял себе стоимости перстня, когда шел сюда. Все дело в реликвии. Вы же не хотите, чтобы она ушла из семьи?

— Конечно, но если вы предложите выкупить камень, я не согласен, — гордо заявил Воля.

— Дело обстоит несколько иначе. — Княжнин тряхнул головой. — Мы с Татьяной собираемся пожениться. Не будем сейчас обсуждать это решение, поверьте, оно окончательное. Я выкуплю перстень, вы вручите Татьяне деньги, причем сам камень я доверяю вам: если брак не состоится, отдадите его ей или продадите и вернете мне деньги, как пожелаете. Как бы я ни старался, сейчас она камень не примет, и я ее понимаю, но по прошествии времени, когда пройдет шок… Вы хорошо меня слышите?