Дженгиз Тунджер - Конфискованная земля
Так и получилось.
— Джаным-ага[15],— обратился к Мастану один из крестьян. — Подождать бы тебе до урожая… Мы бы на тебя молились!
— Ох! — вздохнул Мастан. — А что мне до тех пор делать?
— Ну, ага… Ты уж много лет хлебом промышляешь. Добра у тебя хоть отбавляй…
— Не-е-т. — Мастан высоко поднял брови. — Это так кажется. Недаром говорят: «У большого дома и горе большое».
— Сделай еще одно доброе дело, — взмолился Мелик Джемаль.
Мастан напустил на себя задумчивость, словно и в самом деле принимал решение. Все ждали, раскрыв рты, даже не дышали: вдруг в эту самую минуту шайтан дернет за веревочку… Слышны были только вздохи Мастана да пыхтенье самовара.
Мастан рыгнул. Потом сильно закашлялся.
— Со света вы меня скоро сживете, — произнес он наконец, сплюнув на пол. — С вами неповинную голову потеряешь ни за грош.
— Решай, хозяин.
Кашель прекратился, Мастан махнул рукой.
— Ладно.
Крестьяне ответили ему радостным гулом.
— Только Хасан этот… — договорил Мастан. — Он в печенках у меня сидит. Он пусть платит сейчас же. И это слово мое — последнее. Будь хоть конец света, поднимись мой отец из могилы — не откажусь от своего слова!
— О аллах, аллах… — зашептались в толпе.
Мастан обежал взглядом лица крестьян.
— Вы все слыхали, что он здесь говорил?
Никто не отвечал.
— Так вот, кто меня слышит, пусть запомнит: я Хасану еще сполна отплачу. Клянусь!
— Верно говоришь, хозяин, — поддакнул Муса, сидевший у очага.
Сердер Осман и Рыжий Осман покосились на него.
— Нет, я ничего, — вздрогнул Муса. — Он — ты же видишь, хозяин, — немножко погорячился. Да тебе виднее…
Сердер Осман опять повернулся к Мастану.
— Пусть добрым делам не будет конца на земле… Не трогай его. Дай человеку собрать урожай.
— Клянусь, — Мастан напряженно выпрямился. — Клянусь великой клятвой: пусть моя мать будет последней шлюхой, если я отступлю. Я Мастан. Со мной схлестнулся — пиши пропало!..
— Уступи, ага, — мягко сказал Рыжий Осман. — От этого никому проку не будет.
— Даже собака не укусит твою руку, если дашь ей кусок лепешки. Нельзя с черной душой стучаться в дом, где тебе подают хлеб.
Все примолкли, боясь еще больше рассердить Мастана, лишь переглядывались исподтишка.
— Ох! — вздохнул Мустафа. — Что ни выпадает на твою долю — все надо терпеть.
— Передай ему… — сказал Мастан.
— Что передать?
— Что Мастан… требует долг обратно.
— Весь?
— Весь.
— Передам, ага.
— Жду до вечера.
— Мало времени даешь, — сказал кто-то.
— Принесет — его счастье, нет — пусть пеняет на себя.
— До вечера ему столько денег не найти, — сказал Мустафа.
— Это уж его дело.
— Хоть бы дня два.
— Жди, пока он снесет золотые яйца!
— Поедет в город, займет, ему помогут… — сказал Рыжий Осман.
— Как же! — засмеялся Мастан. — Вы думаете, все такие, как Мастан? Да кто даст такой паршивой собаке хоть куруш?
— Ты же знаешь… — начал Сейдали.
— Что?
— Уважают Хасана в касабе.
Мастан отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Болтовня! Кто это станет уважать голодранца!
— Дай ему два дня, а если уж он тогда не добудет…
— К вечеру, — отрезал Мастан. — Чтобы к вечеру были деньги. Никаких отсрочек!
Он поднялся и вышел.
Остальные не двигались с места, словно надеялись услышать друг от друга что-нибудь утешительное. Что они скажут теперь Хасану? «Мы спаслись, а ты пропал»?
Хасан всем помогал в беде. Хасан такого бы не сделал. Хасан не стал бы спасать свое поле за счет других.
— Вам везет, опять штаны целы остались, — проговорил Муса.
— Да, зады свои спасли, — горько улыбнулся Сердер Осман.
— Иди делай свое дело! — вдруг заорал на Мусу Рыжий Осман. — Только и умеешь, что языком молоть.
Муса отошел.
— Нельзя этого допустить, — продолжал Сердер Осман. — Неладно мы как-то поступили. Злую шутку сыграл Мастан с парнем. Да я в лицо не смогу Хасану смотреть после этого.
— А чем мы можем ему помочь? — спросил Рыжий Осман.
Мустафа побарабанил пальцами по столу:
— Как, «чем можем»? Мы много можем. Только испугались за свои душонки, вот в чем дело.
— Своя душа ближе… — согласился Сердер Осман.
— Хасану такое и в голову бы не пришло!
— А дразнить Мастана было лучше? Чтобы нам всем пропадать?
Сердера Османа прямо с души воротило. Пальцы его выбивали нервную дробь. Губы кривились.
Вошел Хасан, невольно покосился на то место, где сидел Мастан.
— Ушел?
— Ушел.
— Хорошо. — Хасан уселся на стул.
Рыжий Осман тихонько позвал его. Хасан медленно повернулся.
— Чего тебе? — Голос его звучал ровно, спокойно.
— Ты знаешь, что сказал Мастан?
— Нет…
Рыжий Осман огляделся по сторонам.
— Мы его упрашивали по-всякому, но он уперся на своем…
— Уперся так уперся, — ответил Хасан безразличным голосом.
— Говорит: до вечера.
— Деньги?
— Да, — решился Рыжий Осман. — Все требует.
— Хорошо.
В кофейне воцарилась тишина. Короткое слово прозвучало так, будто Хасан хотел сказать: значит, вы этого желали. Если бы он стал ругаться, обвинять их! Тогда они смогли бы защищаться. Рассказали бы ему все как было. Но Хасану словно и дела до этого нет. «Хорошо!» — и все тут.
Сердер Осман повернулся к нему.
— Послушай, друг, он ведь никого слушать не желает.
— И пусть его… — ответил Хасан. — Не расстраивайся.
— Я ему долго доказывал, уговаривал, а он заладил, что ты его враг. Большой клятвой поклялся.
— Да, борозда получилась кривая, — пробормотал Хасан.
— Нужно найти выход, — сказал Рыжий Осман. — Попросим его немного отсрочить.
— Чему быть, того не миновать, — ответил Хасан. — Рано или поздно это должно было случиться.
Сердер Осман не успокаивался.
— Мы… Так люди не делают. Мы забыли тебя, спасая свои зады. За свои поля дрожали, а тебя предали. Нехорошо получилось…
— Все понятно — своя жизнь дороже, — отозвался Хасан.
— А разве ты сам так думаешь? Ты бы так не сделал. Нет, нетвердые у нас сердца. Трусливые. Мы обязаны найти мазь для твоей раны. Наш долг теперь — выручить тебя.
— Не горячись, не порть свое драгоценное здоровье. Аллах и об муравье печется, а меня и подавно в беде не оставит. Как-нибудь обойдусь с его помощью.
— Поверь, у нас еще есть совесть. Не смотри, что наши рты на замке, зато сердца открыты. Мы найдем тебе деньги.
— Я не возьму у вас ни куруша. Пускай хоть все отнимает — не боюсь. Коль выносят барабан, то и зурну вместе с ним….
— Вай, вай! — продолжал сокрушаться Сердер Осман. — Загубили мы свои души. Не по совести это…
Хасан поднялся и ушел, не желая продолжать этот разговор. Сразу после него в кофейню вошли двое с портфелями в руках. Один в коричневом пальто, другой в темно-синем.
— Конфискаторы, — прошептал Рыжий Осман.
— Ах, ты… — вырвалось у Мустафы. — Скажи как быстро!
Приезжих пригласили присесть, но они торопились — возле кофейни их ожидала упряжка.
— Где нам его найти? — обратились приезжие к крестьянам.
— Кого? Хасана? Сейчас подойдет… — ответил Мустафа.
— Ну и работенка у вас, — сказал Сердер Осман. — Собирать стоны бедняков. Кто мошну набивает, а кто проклятья получает.
— Судьба, — ответил человек в коричневом.
— Мы люди подневольные, — добавил второй. — Наше дело — отнимай да продавай…
— Вот вы сегодня должны конфисковать поле у человека. Но если вам рассказать, в чем дело, у вас сердце кровью обольется. На всю жизнь зарок дадите больше этим не заниматься.
— Что до меня, земляк, — снова отозвался первый чиновник, — то ни у кого бы и волоса не тронул из-за денег. Но хозяева наши, сам знаешь, народ безжалостный!..
— Да-а… — вступил в разговор Рыжий Осман.— Благослови аллах ваши души! Недаром говорят: «Где много слов — там и ложь, где много денег — там и злоба».
Тут уж всех прорвало. Сердер Осман старался с самого начала направить беседу так, чтобы она коснулась Хасана, но язык не слушался его.
— А что бы вам приехать не сейчас, а дня через два, — осмелился он наконец.
— Такими делами не шутят, это не игрушки, — строго отвечал чиновник.
— Посей доброе зерно — снимешь добрый урожай. Сделайте и вы доброе дело.
— Мы-то понимаем…
— А раз понимаете, за чем дело стало?
— Видишь ли, закон на то есть. Против закона не попрешь.
— Эх, брат! Это всем известно. А вот у меня дядя в Анкаре — тоже начальник. Такой мудрый человек — все до тонкости знает! Ты понимаешь, к нему в кепке и войти нельзя — вот какой начальник. Так он мне не раз говорил: «Закон — законом, а всякому делу можно разный ход дать».
