Махмуд Теймур - Рассказы арабских писателей
Путешественник
Перевод Н. Прошина
Мухаммед Наджи-бек Абдаллах жил в своем доме неподалеку от духовной школы Аль-Азхар[4] вместе с матерью, няней и несколькими преданными слугами.
Жизнь Наджи-бека была вполне обеспеченной: его месячный доход составлял сотню египетских фунтов; ему не на что было роптать и жаловаться. Наджи-беку минуло сорок восемь лет, и его черная борода была уже немного тронута сединой. Он всегда носил цветной или черный редингот, а на голове — неизменный широкий, немного приплюснутый торбуш.
Наджи-бек когда-то учился в начальной школе, но свидетельства об ее окончании не получил. И хотя впоследствии он брал уроки у частных преподавателей и слушал лекции в Аль-Азхаре, но и там постиг не много. К сорока годам Наджи-бек понял, что знаний у него маловато, но не отчаивался и хотел снова засесть за книги. Он решил учиться у шейха Мабрука аль-Хизами, старого профессора, ушедшего на покой. За небольшую плату Наджи-бек изучал у него право и догмы мусульманской религии.
Несмотря на все усердие Наджи-бека, он не научился ничему из-за своей тупости, зато его приятели, знавшие, сколько труда тратит он на науки, стали называть Наджи-бека «ученым», что его вполне удовлетворяло. Наджи-бек часто ходил в Аль-Азхар навестить своих друзей — «ученых».
Больше всего Наджи-бек любил читать повести и рассказы о древних путешествиях. В его домашней библиотеке имелось целое собрание подобных книг. Каждый день после полудня он отправлялся в книжную лавку неподалеку от Аль-Азхара. Лавкой владел бывший студент, потерпевший неудачу на научном поприще.
Время, проведенное в стенах этой лавки, было самым прекрасным в жизни Наджи-бека. Лавка помещалась в ветхой, сырой каморке. Сидеть можно было только на деревянной скамейке, прикрепленной к стене и покрытой рваным куском выцветшего ковра. В лавке продавались печатные и рукописные книги, по преимуществу пособия для студентов. Книги в беспорядке лежали на полках, покрытые густым слоем пыли.
Наджи-бек важно и степенно входил в лавку. Хозяин Салям вскакивал со своего места, подбегал к нему, целовал руку и, смахивая большим красным платком пыль с ковра, с глубоким уважением говорил:
— Пожалуйста, господин ученый!
Наджи-бек усаживался:
— Как ваше здоровье, шейх Салям? Как дела?
Хозяин любезно улыбался:
— Слава аллаху! Все хорошо.
Поерзав на ковре, Наджи-бек обращался к Саляму.
— Прошу вас, прикажите подать чашку черного кофе и стакан холодной воды.
Владелец книжной лавки спешил выполнить просьбу своего постоянного клиента. Вот уже в течение пяти лет в любую погоду — в жару и в холод — просьба Наджи-бека оставалась неизменной. Ему приносили кофе и воду, и он никогда не обращал внимания на то, — сладок ли кофе, со льдом ли вода.
Затем, покашливая, он обращался со второй просьбой, столь же неизменной, как и первая.
— А книги, шейх Салям?
И шейх Салям доставал с полки три книги: «Тысяча и одна ночь», «Путешествие Ибн Батуты», «Чудеса Индии». Наджи-бек никогда не читал других книг. Сняв туфли, он садился, подогнув под себя ноги, клал книги возле себя и, прихлебывая из чашки кофе или воду, приступал к чтению. Время от времени он восклицал:
— Чудесная вещь! Прекрасные слова!
Мимо лавки проходили студенты и громко приветствовали Саляма. Наджи-бек важно отвечал на приветствия, принимая их на свой счет.
Иногда в книжную лавку заходил Бистависи — переписчик. Он носил кафтан, а на голове — торбуш. Из-под его редких бровей и ресниц глядели всегда воспаленные, покрасневшие глаза. Его руки постоянно тряслись, хотя ему еще не исполнилось и сорока пяти лет. Неуклюжий и грязный, он производил отталкивающее впечатление. Он пытался в разговоре показать свою ученость, хотя и был круглым невеждой.
Наджи-бек изредка поручал ему переписывать редкие книги о путешествиях из частных библиотек и хранилищ.
Входя в лавочку, этот человек склонялся перед Наджи-беком, целовал ему руку и робко садился на конце скамьи. Начинался долгий разговор о погоде, о политике и нравах.
Однажды писец сообщил, что нашел рукописную книгу с цветными рисунками, повествующую о чудесах на островах Индийского океана. Окончательная цена ее, как сказал Бистависи, — пятьсот курушей, не меньше.
Наджи-бек, вытаращив глаза, изумленно пробормотал:
— Пятьсот курушей — огромная сумма.
Протирая грязным, рваным платком глаза, Бистависи сразу пошел на уступки:
— Это цена, которую требует владелец рукописи; я постараюсь снизить ее наполовину.
— Я хочу видеть книгу.
— Завтра я доставлю ее вашему превосходительству.
Наджи-бек вновь углубился в рассказ о Синдбаде-мореходе. Этот рассказ он читал уже раз пятьдесят и почти выучил наизусть.
Да и в тот день, когда Бистависи смутил его покой новой книгой об индийских островах, он по привычке произнес нараспев, как молитву:
— Чудесная вещь! Прекрасные слова!
А писец, как обычно, вторил ему:
— Конечно, чудесная вещь! Прекрасные слова!
Взглянув на него, Наджи-бек вздохнул:
— Ах, если бы мне посчастливилось совершить путешествие по Индийскому океану, посетить Индию, Иран и острова, на которые после знаменитых путешественников-мусульман еще не ступала нога правоверного.
— Неужели вы намерены путешествовать, мой господин?
— Да, шейх Бистависи, но меня удерживает моя мать. Она стара, и мне тяжело с ней расстаться.
— Ну, а если представится удобный случай, вы отправитесь в Индийский океан?
— Конечно, я поплыву туда, где в древние времена побывали арабские путешественники. Там есть сокровища, которые до сих пор еще скрыты от посторонних. Я хочу исследовать эти сказочные страны. Потом заеду в Индию, в Иран — полюбоваться их чудесами.
— Как это увлекательно! Какие прекрасные замыслы! Ваше имя будет записано в анналах истории!
— О шейх Бистависи, но я не могу оставить свою мать: она стара и слаба, мне трудно с ней расстаться.
И Наджи-бек снова возвращался к чтению третьего путешествия Синдбада.
* * *Так проходил день за днем, месяц за месяцем. Ничего не менялось в жизни Наджи-бека. Каждый день он сидел в книжной лавке шейха Саляма и беседовал с ним.
В возрасте восьмидесяти восьми лет мать Наджи-бека скончалась. На некоторое время его жизнь изменилась. На следующий день после похорон в газетах напечатали хвалебную статью об умершей; давалось описание величественных похорон, на которых присутствовали знатные люди и выдающиеся ученые Египта.
Наджи-бек надел траур. На его тупом лице появились следы печали и страданий. Теперь его можно было видеть только дома или на кладбище.
Но через пять месяцев после смерти матери он снова появился в лавке шейха Саляма. Он вошел туда важно и степенно.
— Как здоровье, шейх Салям? Как дела?
Попросив книги, кофе и воду, Наджи-бек сел на скамью, покрытую выцветшим ковром. Шейх Салям подал ему те же три тома, которые он читал уже много лет, и Наджи-бек опять с увлечением принялся за рассказ о Синдбаде-мореходе.
В книжную лавку вошел переписчик Бистависи. Последовало целование руки и обычный разговор о погоде, политике, нравах, редких книгах, путешествиях…
Внезапно Наджи-бек закашлялся. На это ушло минут пять. Потом он заерзал на месте и, наконец, приняв гордый и решительный вид, произнес твердым, уверенным тоном:
— Мне тяжело сообщить вам, друзья мои, но мы расстаемся — я отправляюсь путешествовать.
Шейх Салям и писец Бистависи удивленно переглянулись и в один голос воскликнули:
— Путешествовать, наш господин?
Их удивление еще более подчеркивало важность и решительность Наджи-бека.
— Я думаю совершить путешествие в Иран, Индию и на острова Индийского океана.
— Это твердое решение, наш господин, или только намерение? — спросил Бистависи, протирая испачканными в чернилах руками красные, почти без ресниц глаза.
Наджи-бек даже рассердился. Он напыжился и, достав из портфеля какие-то бумаги, возмущенно сказал:
— Посмотрите! Разве это не заграничный паспорт?
Через некоторое время, успокоившись, Наджи-бек сообщил:
— Завтра я попрощаюсь с профессором Мабруком аль-Хазами, а послезавтра уже буду в Суэце.
Шейх Салям, притворившись глубоко опечаленным, произнес:
— Вы долго пробудете в Суэце?
— Нет, около недели, по делам, связанным с моим путешествием. Я узнал, что у известного ученого шейха Камиля, проживающего в Суэце, имеется старинная книга, в которой подробно описываются сухопутные и морские пути в Иран, Индию и на острова Индийского океана. Я решил попросить у шейха Камиля разрешения прочесть ее: это может оказаться полезным для меня.