Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон
— А куда мы идем? — с пьяным любопытством поинтересовалась она возле выхода.
— В мою комнату, — осознавая, что и она рада близости, не стал обманывать он. Привлек девичью фигурку к себе. — Я люблю тебя, я очень хочу побыть с тобой вдвоем…
— Я тоже… ты понравился мне сразу, — мокрыми губами потянулась она к его подбородку. Попытавшись оглянуться, спросила. — А мы еще вернемся сюда?
— Конечно, немного позже.
В комнате у Козловского была идеальная чистота, рассчитанную на двух человек, певец занимал ее один. Закрыв за собой дверь, Дока нетерпеливо всосался в губы партнерши, чтобы не дать опомниться как в случае с эстонкой, сразу потащил на белевшую в темноте простыней постель. Задрав коротенькое платье, зацепился кончиками пальцев за резинку от маленьких трусиков. Девушка не мешала, она жарко обцеловывала шею, щеки, лоб, все, что встречалось на пути, смачными прикосновениями губ. Разогретая вином, она тоже завелась, вжималась в него упругими грудями, шустрыми бедрами и полненькими ляжками, непроизвольно мешая стащить трусики через не сброшенные на пол туфли. Когда справился с этой бедой, пришла другая ввиде скомкавшихся под пахом штанов. Он с трудом расстегнул закусившуюся на ремне пряжку, судорожными движениями ног затолкал брюки с трусами под спинку кровати. И навалился на партнершу, ощущая, как стоящий колом член без посторонней помощи отыскал то, что ему было нужно. Он головкой раздвинул жирненькие половинки больших половых губ, со звучным сляканьем втиснулся в тугое отверстие во влагалище. Это была победа, отмеченная невыразимо яркими ощущениями тягучей сладости, испускаемыми оплетающими член от основания до уздечки под готовой лопнуть от напряжения головкой взбудораженными нервными окончаниями, до самого томно занывшего пупка, и выше, до готовых подпрыгнуть сосков на грудных мышцах. Доку прошила длинная судорога, заставившая выпрямить колени, дугой изогнуть спину, сквозь стиснутые зубы прорвался длинный интимный стон. Он медленно качнул задницей взад–вперед, не давая возможности чувствам застать себя в расплох.
В этот момент притихшая было партнерша неожиданно рванулась из–под него. Хватаясь пальцами за углы подушки, за никелированную спинку кровати, она засучила ногами, заелозила по сложенному поверх простыни одеялу, запрокидывая голову и громко икая. Поначалу он ничего не понял, вцепился в нее, попытавшись глубже просунуть член. Он не собирался вытаскивать его, пусть хоть расположенная на третьем этаже комната вместе с постелью рухнет на первый этаж, пускай девушка под ним даже отключится. Он так долго ждал этого счастливого мига, столько натерпелся от суррогатного удовлетворения себя шершавыми от работы ладонями, что готов был пойти на все. Увидел вдруг, как из раскрытого рта подружки наружу вырвалась рвотная масса, поползла по подбородку, запачкала белую материю. Девушка выгнулась еще раз, потом еще. Лишь убедившись в том, что партнерше стало плохо, Дока рукой дотянулся до приоткрытой створки окна, не вынимая члена, сам подтолкнул подружку к подоконнику. Свесив волосы наружу, она блевала, выворачивалась наизнанку перекручиваясь мокрым бельем. Он продолжал ее насиловать. Когда внутри дрожащей от напряжения плоти настал черед обрушиться мощному валу чувств, вжался в девушку, словно решил слиться с нею воедино, и разорвал углы собственного рта в немом вопле, одновременно заходясь в ярких конвульсиях, забился выброшенной на берег рыбой. Он был счастлив, он добился своего, наконец–то осуществилась не дававшая спокойно жить мечта. Долгожданная пустота заполняла каждую клеточку тела, старательно выметая из потаенных уголков сознания дразнившие его столько времени сексуальные мысли.
Но, видимо, так устроен человек, что с мечтою расстается неохотно. Скорее всего, похотливые желания присохли накрепко, если даже после яростной разрядки он все равно оставался неудовлетворенным. Хотелось еще и еще, не терпелось раздернуть на партнерше пуговицы с застежками, сорвать с нее одежду и пуститься в дикую пляску половых извращений. Дождавшись, пока девушка опрожнит желудок и рукавом кофточки вытрет губы, Дока развернул ее на спину, снова воткнул член в скользкое, как бы готовое вытолкнуть его обратно, влагалище. Наверное, она тоже возжелала насладиться сексом, потому что сразу принялась активно работать кругленькой попой. Некоторое время оба старательно пытались удовлетворить друг друга. Дока млел от распалившего его наслаждения, не обращая внимания на неприятный запах изо рта подружки, губами ловил ее вспухшие губы и с остервенением обсасывал их, перескакивая на раскрасневшиеся пухлые щеки, на мягкую шею, на мочки ушей. Он работал и работал задом, находя во влагалище все новые уголки с раздражающими уздечку под головкой члена маленькими складочками. Их было достаточно, этих неровностей. Вскоре внутри полового органа девушки словно включили непрерывно движущийся конвейер из сладостных рубчиков с заусенцами. Выдержать постоянное напряжение оказалось сложно, Дока приготовился к очередному извержению семени. И снова подружка рванулась из–под него, пытаясь удержать чудовищную рвоту. Опять уцепилась за края подоконника, свесила русые длинные волосы наружу и задергалась будто в припадке. Но и в этот раз Дока не пожелал расстаться с ней, клещем вонзившись в спину. Девушка блевала, а он не переставал вздымать задницу до тех пор, пока его снова не скрутила в баранку очередная волна эротической разрядки. Как только она спала, руки отцепились сами и Дока мешком отвалился на постель. Но и в этот раз сил оставалось еще достаточно.
Они старательно расшатывали железную кровать до тех пор, пока подружка не очистила желудок окончательно, а исходивший потом Дока не похудел на глазах. В конце концов оба поняли, что требуется передышка, прильнув друг к другу, попытались отключиться. В этот момент в дверь кто–то громко и настойчиво постучал. Дока попытался приподняться, но измочаленная плоть не хотела слушаться, ноги были ватными, живот подрагивал на хребте кучей ребер.
— Кто это может быть? — смахнув с лица мокрую прядь волос, уцепилась за его плечи подружка. — Стучит и стучит… настырный.
— Наверное, пришел хозяин комнаты.
Он специально не назвал имени Валика Козловского, чтобы не ввести девушку в смущение. После того, что произошло между ними, имя это могло расстроить его дальнейшие планы. А он больше не желал расставаться с партнершей по сексу, загадав начать с ней дружбу. В дверь продолжали барабанить, теперь кулаками и ногами.
— Ты сказал, что комната твоя, — приподняла наивные бровки девушка.
— Она была нашей до прихода… певца.
— Нам нужно одеваться и уматывать? — она машинально оглянулась на темное окно, за которым властвовал глубокий вечер. — А куда мы пойдем? В такой поздний час я до дома не доберусь. — Добавила с надеждой. — Да и не пустят, вся растрепанная.
— Пойду договариваться, — опуская дрожащие ноги на пол, хрипло откликнулся Дока. — Если не получится, придется переселиться в нашу комнату.
— Вас там несколько человек! — подружка испуганно схватила его за запястье. — Пусть лучше певец переспит на твоей кровати, а мы останемся здесь.
— Если согласится…
Козловский не согласился, мало того, он полез в драку. К выясняющим отношения подбежали ребята, послышался голос дежурного, предупредивший, что милиция скоро приедет. Дело запахло керосином. Пока конфликт улаживали, девушка успела исчезнуть.
Много позже Доке удалось встретиться с ней еще один раз, даже проводить до дома. Она обещала навестить его в общежитии. Но ни разу не пришла, а он постеснялся набиваться.
Началась двойная жизнь. В общежитии Дока не просыхал от пьянок, ходил в королях, на заводе же выдвигался в передовики за хорошую работу. Такое существование удовлетворения не приносило, потому что было способно сломать и привести на скамью подсудимых. Ко всему, контакта с женщинами опять не получалось. Они хотели целомудренной дружбы и создания семейного очага, что в корне противоречило его внутренней сущности. Он же еще не нагулялся.
Как–то товарищ из комнаты рядом рассказал, что трахает бабу за сорок лет. Она так надоела, что не знает как избавиться. Если Дока желает, пусть присоединяется, мол, после совместного секса хоть повод появится послать подальше. Добавил, что подруга не против сама. Он нехотя согласился, заниматься любовью с женщиной в возрасте было как–то неприлично. Но от сексуального перевозбуждения снова спасал лишь опротивевший до блевотины онанизм, а после любви с подружками наступало душевное равновесие. Вечером он побрился, надушился одеколоном и отправился в назначенное место встречи. Товарищ и его партнерша, огромная баба под пятьдесят лет с необъятным животом, пунцовыми щеками и толстыми руками, уже пританцовывали возле винного магазина. Купив три бутылки вина, компания отправилась на берег Днепра. На обломке скалы, одним концом уходящим под воду, а другим утонувшим в береговом песке, они разложили закуску, поставили емкости с хмельным напитком. Дикое неухоженное место слабо освещал единственный фонарь на столбе у дороги вдоль реки, в темноте гремела бурными потоками воды близкая плотина. Баба не переставая сыпала мелким смешком, зыркала на Доку слезящимися от ветра лупалками. Она как бы приценивалась, а он стеснялся нахальных взглядов, отворачивался в сторону.
