Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка
Какое-то время молчим. Смотрим друг на друга.
– Хотела спросить, – говорит она, – мы ведь на неделю сюда. Антон и Сергей потом сразу вернутся. А я… Виза у меня на месяц. В принципе, на майские руководство мне подарок обещало, за хорошую работу. Небольшой отпуск. Курортную поездку.
– Куда?
– Ну… Я много где была уже. Отсюда, например, куда можно?
– Да куда хочешь. Вьетнам, Таиланд… В Тибет можно, но там холодно.
– Нет, как-нибудь без гор. Мне бы что попроще – море, солнышко.
– На Хайнань можно. Отсюда три часа лету.
– Я слышала об этом. Ты там был?
– Три раза уже.
– Ну и как?
– Русский курорт, в общем. С каждым годом там все больше наших. Уже и магазины по-русски называются, и меню русские, и даже продавцы уличные «очки-очки, русский друг, посмотри-посмотри» выучили. Хочешь прикол?
– Давай.
Откашливаюсь. Дикторским голосом начинаю:
– Остров Хайнань расположен на юге Китая. Его площадь тридцать четыре тысячи квадратных километров. Это второй после Тайваня крупный остров. Хайнань богат природными ископаемыми, водными ресурсами и тропическими фруктами. Подземные кладовые Хайнаня хранят крупный запас золота, титановых и железных руд…
Инна смеется:
– Боже… Ты что, на радио «Голос Китая» работаешь по совместительству?
– Ну, почти. Иногда начитываю в студии – для всяких учебных пособий, целых пять дисков уже начитал.
– Ну, как-то не впечатлило меня про руду… Я же не копать хочу, а плавать-загорать. А то весь год бассейн и солярий… Природы хочется.
– Легко. Вот, пожалуйста… Кхм… Самый красивый залив Ялунвань на южной оконечности острова стал излюбленным курортным местом. С невысокой горной гряды вам открывается…
– Вадик, ты не человек, а магнитофон какой-то…
– Не мешай, тишина в студии! Открывается…. ну вот, сбила… А, вот: открывается очаровательный пейзаж: бесконечный голубой простор моря, обрамленный упругой дугой серебристой морской отмели. Спокойные волны с тихим шелестом набегают на песок пляжа, окаймленный рощами кокосовых пальм…
– Все, все, хватит! А то и со мной так заговоришь, передовицами! Решено. Еду. Но одна я не хочу. Украду тебя на неделю. Сможешь?..
Мне комфортно за маской шута и балагура.
Сейчас придется ее снять и ответить.
Отказать.
Мягко и тактично отказать.
Я слышу свой голос:
– В принципе, идея хорошая. Подмениться не проблема… Скажи только заранее, когда.
Гибко подавшись вперед, Инна прижимается ко мне всем телом.
Ее губы шепчут мне в ухо:
– Можешь считать меня нахалкой… Но вот ты там про «упругую дугу» что-то говорил… Меня это завело опять… И я сейчас раскручу тебя на еще один заход…
傍晚
Вечер
…Заход солнца в летнем Шанхае – событие, его ощущаешь физически. Оседает, укутывается в дымку смога, краснеет и усмиряется безумный шар. Жара плавно переходит в вечернюю духоту, в небе появляются краски, на улице – тени. Будто кто-то, поначалу прибавив в телевизоре яркости до предела, наконец, разобрался с пультом и вернул нормальную картинку.
По-прежнему зноен воздух и горяч камень, но остывающая жаровня все же лучше добела раскаленной сковородки.
Вечер падает на Шанхай. Город вздыхает облегченно, оживает, наслаждается короткими часами отдыха.
Вечером необходимо пить напитки темного цвета, желательно – крепкие. На виски и коньяк у меня нет ни денег ни сил, поэтому я покупаю в маленькой лавке сразу два флакона циньцзю.
Замечательная вещь. Чем-то похожа на поддельный дагестанский коньяк, если настоять его на старых банных вениках и насыпать побольше сахару.
Один флакон – я называю его ласково «фуфырик» – выпиваю возле магазина. Кривлюсь, передергиваюсь, прячу второй в карман. Минут через пять блужданий по переулкам вновь обнаруживаю себя на улице Нанкин.
Сигналят машины-паровозики, но я лишь отмахиваюсь. Отталкиваю приставучего продавца поддельных «роллексов». Подмигиваю, сделав неприличный жест, проходящим мимо толстым лаовайкам.
Задрав голову, рассматриваю небоскреб с почти настоящей летающей тарелкой на самом верху.
Видок у меня тот еще, я так понимаю. Толпа расступается, огибает меня, я вижу множество покачивающихся лиц, все они обращены в мою сторону, люди оглядываются, тычут пальцами. Кто-то смеется…
– Да идите вы на хер… – устало бормочу я. – Идите вы все на хер.
Со стороны я, наверное, похож на городского сумасшедшего. Я стою, пытаясь удержать равновесие, роняя сигаретный пепел на футболку, и что-то бубню, размахивая руками.
Кажется, я достиг состояния «готовальни». Тесты, понятно, никакие я проверять сегодня не буду.
Да и завтра тоже.
Наверное, меня выгонят с работы.
И даже из страны.
А и насрать.
Не выгонят – сам уеду.
В приподнятом настроении от объявшего меня духа бунтарства я важно и значительно шествую по пешеходной зоне в поисках свободной скамейки. Ноги еще слушаются, перебирают дорогу. Серой лентой она бежит под ногами, то приближаясь к моему лицу, и тогда я могу разглядеть трещинки, окурки и плевки, то удаляясь, и тогда взамен нее я вижу окна высоток, краешек неба – и глаза мои слепнут от красных осколков заходящего солнца.
Надо посидеть, отдохнуть, собраться, иначе развезет окончательно.
Упираюсь взглядом в каменную лавку в виде буквы «П». На одной перекладине сидит парочка пожилых индусов (или пакистанцев?). Они прижимают к животу пакеты с покупками и едят что-то фастфудное. Скорее всего, муж и жена, утомленные жарой и туристическим шопингом. Напротив них, на другой перекладине, развалились трое – упитанные мужики, стриженные «бобриком», в светлых рубашках с коротким рукавом. Судя по пивным банках в руках и характерному выражению на лицах – мои соотечественники.
В центре лавки свободно. Я сажусь лицом к отдыхающим, лезу за сигаретами и раздумываю, не вступить ли в контакт.
Если заговорить с индусами, разговор непременно зайдет о том, какие китайцы прирожденные жулики и беспринципные обманщики, а вот в Индии продавцы скорее умрут с голоду, но никогда не позволят себе уронить честь и обмануть клиента. Не знаю почему, но это любимая тема для индусов. Рассказывая о своей честности, они так убедительно врут, что поневоле хочется верить. На деле, это еще те выжиги. Наблюдать, как торгуются два прожженных профессионала – плутоватый индус с обманчиво-простодушным лицом и хитрован-китаец, нацепивший маску деревенского дурачка, – сплошное удовольствие. Вокруг всегда собирается большая толпа зрителей. Поглядеть на такое не отказываюсь и я. И если китайцы всегда на стороне своего, то я всячески поддерживаю иностранца.
Да только вот по-английски разговаривать неохота, вслушиваться в индийскую разновидность «инглиша» – тем более.
С русскими – а я не ошибся, это именно они – говорить и вовсе нет желания. Последний раз общался с соотечественниками на Хайнане, но там никуда от них не деться, их больше, чем песка на пляже, и закончилось все невразумительной дракой.
На что уж я не люблю Достоевского, а ведь не возразишь ему-тысячу раз прав он был в своем «Дневнике». Если узнают, что ты тоже русский, сразу начнется: «Приятно встретить соотечественника на чужбине!» И пойдут откровенности – в дружеском и братском тоне, а сам смотрит подозрительно, и вот уже и боится, и врать готов, да вот уже и врет и ищет, как бы нахамить половчее… Больше ста лет прошло, а ничего не изменилось. Все так же. Разве что, почитав классика, а кто и своим умом дойдя, через опыт общения – первую часть, дружескую, опускают. Для экономии сил и времени.
Едва опознают в тебе своего, так или сразу морду отвернут – знать тебя не хочу, или цедят слова сквозь зубы – настороженно, все время, ожидая подвоха. А то уйдут поскорее, от греха подальше.
Соотечественников в Шанхае я не жалую.
Главное – не начать разговаривать с самим собой вслух. Мужики и так косятся на меня. В голову приходит небанальная мысль – достать мобильник и поговорить по-английски, для конспирации. Но лезть в карман – лень.
Индусы, завершив свою нехитрую трапезу, уходят. Голубой тюрбан и темное сари растворяются в вечерней толпе.
Догорает вечерняя заря. Небо все в мелких пятнышках высоких и легких облачков – как шкура жирафа.
Еще не стемнело, но уже зажглись фонари. Замерцали и запрыгали огоньками магазинные вывески.
На место индусов садятся парень с девушкой. Лицо у парня почему-то виноватое, он что-то тихо говорит и пытается взять девушку за руку. Та капризно отворачивается. Парень снова тянется к девушке, кладет ей руку на плечо. Девушка смотрит так, будто на ее плечо взобралась мокрая жаба. Парень вздрагивает, складывает руки на колени. Так и сидит, в позе смирения и грусти, глядя куда-то мимо нас.
Неподалеку от нашей скамейки остановилась троица симпатичных китаянок. Присматривались, совещались. Теперь, приветливо улыбаясь, подошли вплотную. Худенькие, в летних брючках, легких курточках. Гладкие черные волосы, миловидные лица.
