Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка
Сердцем жить – интереснее.
Только бы оно не болело так часто.
Вышел из терминала в теплый, пропахший пылью и бензином шанхайский полдень. Ветер мел по асфальту окурки. Крыша аэропорта выступала далеко вперед, только слева, возле торца здания, можно было увидеть кусочек блеклого неба.
Вечером обещали дождь.
Сел в автобус-челнок, идущий от аэропорта до моего района. Пытаясь отвлечь себя, начал думать о всякой ерунде. Вот почему, например, номера автобусов, везущих пассажиров в город из огромного, двухтерминального аэропорта, написаны по-китайски… Еще можно догадаться насчет первых трех – одна черточка, две и три, но уже четвертый номер, не зная иероглифов, просто так не найдешь. Как и пятый, и шестой… В городе у рейсовых автобусов – нормальные номера, арабскими цифрами. А в международном аэропорту – «только для своих». С другой стороны, лаовая обычно встречают и везут, а иначе пусть он едет на такси или «маглевом» – раскошеливается, пополняет казну.
В полупустом прохладном автобусе я сидел у окна, разглядывая хмурое небо – то и дело ввысь устремлялись самолеты, на время, зависая в воздухе, словно серая мгла удерживала их, утяжеляла и тянула к земле. Смотрел на бесконечную полосу эстакады «маглева», тянувшуюся рядом с шоссе. Белой стрелой пронесся сам поезд, мелькнул и скрылся. Кругом – одинаковый во всех направлениях от Шанхая пейзаж: кусты, пустыри, небольшие строения, автозаправки, кучи земли и мусора, желтые бульдозеры возле них, башенные краны чуть поодаль…
Мы еще не переехали мост, за которым начинается собственно город, как вдруг неожиданно потемнело. Длинные тучи, совсем недавно плывшие у горизонта, темной когтистой лапой охватили все небо. Внутри них – провисающих набухшим чревом к земле – посверкивало, вспыхивало и знатно грохотало, наверное, но за гулом автобуса я этого не слышал.
Дождь ударил разом, хлестнул в окна. Пейзаж за окном потек, смазался и исчез за косыми потоками воды.
Автобус сбавил скорость. Я вдруг почувствовал, что ужасно устал. Неудобная поза – колени упираются в спинку кресла – ко сну не располагала, но голова отяжелела и…
Проспал я минут пять, не больше. Проснулся с тревожным ощущением, будто сделал нелепую, ненужную и непоправимую ошибку. Промелькнули, словно темные птичьи крылья, неясные образы. Испугали.
Что мне снилось, вспомнить не мог. «Это все нервы, – успокаивал себя, – надо расслабиться, все будет хорошо».
Автобус передвигался в потоке транспорта рывками.
Дождь утих, стало светлее, но все равно с небес лилось прилично. К дождю прибавились водопады с верхних уровней эстакад.
Я вышел наобум, на одной из остановок. Втянув голову в плечи, побежал через дорогу между машинами, стремительно намокая на бегу. Над головой глухо рокотал, перекатывался гром. Колеса машин поднимали веера брызг. Кроссовки моментально промокли.
Забежал в шандянь.
Средство успокоения я выбрал без труда. Ни в коем случае не пиво – оно расслабляет мужчину. Для вина ситуация тоже не подходила.
Маленький, на сто тридцать граммов всего, керамический кувшинчик с байцзю, заткнутый пластмассовой пробкой. Сверху – красная ленточка, будто отрезанная от пионерского галстука.
Жахнул прямо на ступеньках магазина, под матерчатым козырьком. Прислушался к шуму дождя, наслаждаясь потекшим по жилам теплом.
Беспокойство ушло. Сердце, сжавшееся было в комок, отпустило.
Наверное, их уже расселили по номерам… Я порылся в кармане, убедился, что бумажка с адресом гостиницы не потерялась. Скоро Инка должна позвонить. Вытащил телефон и посмотрел, включен ли.
Два непрочитанных сообщения, оба – от Ли Мэй.
«Скучаю по тебе. Хочу увидеть тебя. И не только».
«Ну и погода! Где ты? Не забудь зонтик. Напиши мне, как только освободишься. Или позвони».
Кольнуло приступом тоски и боли, отвращения к себе и подавленного ужаса от совершенного.
Я не мог решиться ответить. Даже просто соврать что-то – не мог.
Дождь продолжался. В магазин заходили, стряхивая с зонтов воду, люди. Удивленно смотрели на меня. Должно быть, я говорил что-то вслух. Или шептал.
«Прости, прости меня, милая… Милая девочка моя, прости меня… Не знаю, смогла бы ты понять… ты совсем еще молодая, маленькая… ты умница, но ведь я знаю ее почти столько же, сколько тебе сейчас лет… Я люблю тебя, только тебя одну… я не знаю и не понимаю сам, зачем я все это делаю… Ну, хочешь., не поздно еще – я выключу телефон, и она не сможет мне позвонить… сменю номер, и только ты будешь знать его…»
Я действительно потянулся пальцем к клавише, но, рыкнув от злой досады, поспешно сунул «ноклу» в карман. Глянул угрюмо и вопросительно на двух парней, пережидавших дождь под козырьком, рядом со мною. Толкнул одного из них плечом – в ответ услышал лишь универсальное «ай-я!» – и ступил на тротуар. Не обращая внимания на потоки воды, двинулся в поисках места, где можно обсохнуть, покурить и немного выпить. Скоротать время. Собраться с духом и принять решение.
Ресторан подвернулся довольно быстро. Самый заурядный хого – «огненный котел». Ряды столиков вдоль стен, в центре каждого – нечто вроде конфорки. Приносят котелок с волнистой перегородкой, разделяющей его на две половины, точно «инь-ян». В одной части – острый красный бульон, в другой – пряный белый.
Стоял характерный для таких мест густой, влажный и терпкий запах. Все столики были заняты – кроме одного, у дверей. За него и уселся.
В принесенный лист заказа, напоминавший по виду анкету, я глянул мельком и выбрал что-то наугад. Есть я не хотел. Заказал пару бутылок «Циндао», легкого. Усмехнулся – еще в магазине я считал, что пиво сегодня будет лишним.
Инна пока не звонила.
На моем столе уже закипал, лениво булькая, котелок. От пламени конфорки шел ощутимый жар, и лицо мое ощутимо горело. Я попытался охладить его холодными боками пивных бутылок.
Приступ мук и угрызений совести затихал, остывая вместе с кожей лица.
Принесли поднос с тонкой мясной нарезкой, скатанной в ролики, какие-то соевые шарики и несколько крохотных сосисок.
Я рассеянно побросал все в кипящую воду.
«Изменить любимому человеку – значит, изменить и себе», – так, кажется, говорил кто-то из классиков. Не помню, правда, кто, да и вряд ли это важно. Ну, сказал, ну молодец.
Телефон молчал.
Я заказал еще два пива.
Воздух в тесном и шумном зале заметно густел, наливаясь тяжелой влажной мутью – смесью запахов специй, еды, человеческих тел, сигаретного дыма, пива и местного дерьмового вина. Иногда двери распахивались: кто-то заглядывал внутрь, или наоборот, покидал ресторанчик – и воздух с улицы на мгновение врывался в зал в попытке разогнать липкий душный смрад.
Я допивал очередное пиво и понимал, что еще через час напьюсь.
Так тому и быть: если она не позвонит в ближайшее время – я спокойно, обстоятельно и с легким сердцем напьюсь. А потом буду извиняться, врать про важный деловой ужин с коллегами, вынужденные возлияния и страх «потери лица»… Хотя нет, Инка непременно ввернет, что перед нею я лицо уже потерял. Да и плевать: давно понятно, что «потеря лица» – сказка, придуманная хитрованами-китайцами исключительно для собственного удобства.
Поднял руку, подзывая официантку. Пусть уж несет сразу четыре пива, и еще флакончик байцзю.
Зазвонил телефон.
Неизвестный городской номер.
– Але!
– Привет!
– Инка… привет!
– Что у тебя с голосом? Ты где? В порядке там?
– Ну конечно. В ресторане перченого-острого объелся, вот и голос такой.
– В общем, мои коллеги уединяются куда-то с местным руководством, и я до завтрашнего утра свободна. Документы кое-какие приготовить, и все.
– Что будем делать? Город хочешь посмотреть? Дождь, правда…
– Тебя хочу. Посмотреть, и не только.
Я вздрогнул – она почти дословно повторяет слова Ли Мэй.
– Але? Ты там?
– Да.
– Надеюсь, не слишком шокировала?
Засмеялась.
– Может, у вас тут, на Востоке, положены церемонии… Но я правда хочу тебя. Приезжай скорее. Номер 1050. Жду.
– Скоро буду.
Спрятал телефон в карман.
Уставился вопросительно на официантку, что все это время терпеливо стояла рядом, потом вспомнил, что сам позвал ее.
– Счет принесите. И побыстрей.
Поймать такси в дождь – проблема. Сахарные шанхайцы при первых же каплях прячутся под зонт и бегут ловить машину. Выскакивают на дорогу, подпрыгивая и суетливо размахивая руками.
Мне повезло: свободное такси подъехало быстро. К нему бросилась какая-то парочка – парень и девушка, под одним прозрачным зонтиком, но я решительно отпихнул их от задней двери и залез первым.
В машине пахло сырой резиной, пластиком и бензином.
Так тщательно заливаемое мной волнение словно и не исчезало никуда – жгло внутри. Я сидел, сцепив руки, и разглядывал рекламу на маленьком экранчике в спинке переднего сиденья. Улыбчивая китаянка грациозно варила покупные пельмени. Муж и сын, закрыв от блаженства глаза, ожидали ужина.
