Фиона Макинтош - Хранитель лаванды
Фон Шлейгель кивнул.
— Вы были сегодня в Горде?
Люк не осмелился солгать.
— Да.
— Казнь видели?
Тут уже приходилось рискнуть.
— Нет. Мы уже ушли в аббатство. Мне хотелось показать Лизетте прекрасную долину, в которой летом растет лаванда. На обратной дороге, в кафе, мы и услышали о расстреле. — Люк был уверен, что отец Август подтвердит его историю. — Не понимаю, к чему вы клоните.
Глаза фона Шлейгеля вспыхнули злобой.
— Я обвиняю вас в том, что вы — тот самый партизан, который сегодня перерезал горло Лондри в отместку за смерть двух подпольщиков.
Люк воззрился на него с гневом и недоверием, а потом вскочил, с шумом отодвинув стул.
— Со всем почтением, герр фон Шлейгель, ваше обвинение ни в какие ворота не лезет!
— Сядьте, пожалуйста, — с раздражающим спокойствием произнес гестаповец. — Не заставляйте меня настаивать.
Люк провел рукой по волосам и сел.
— В Сеньоне был один человек, описание которого полностью вам соответствует. По фамилии Боне. Вам это что-нибудь говорит?
— Я был в Сеньоне всего один раз, проездом. Боне? — Люк пожал плечами. — Никогда не слышал.
— У нас крайне мало информации. Мы полагаем, он фермер. Возможно, выращивал фрукты.
Люк вздохнул.
— Вот и вся связь? И он, и я — фермеры из Прованса?
— Нам говорили, что он высок и волосы у него не темные. — Фон Шлейгель тихонько рассмеялся, глядя на шевелюру Люка, мерцавшую золотом при свете одиночной лампочки.
— Ума не приложу, чего вы от меня ждете. В Любероне десятки фермеров. Он говорит по-немецки?
— Не знаю… А говорит?
— Герр фон Шлейгель, ну сами подумайте, как я могу быть этим Боне? Меня зовут Лукас Равенсбург. На свете масса мужчин одного со мной телосложения. Вы сказали, что проверили меня. Почему же вас это не убеждает?
Настал черед фона Шлейгеля вставать с места. Заложив руки за спину, он посмотрел на Люка.
— По-немецки вы говорите хорошо, и согласен — документы у вас в полном порядке.
— Я Лукас Равенсбург из Со, а изначально из Баварии, — стоял на своем Люк, добавив в голос раздражения. — Вам кто-нибудь из Сеньона меня показал?
— Нет. Я выслеживаю вообще всех партизан этой местности. Боне пока лишь подозреваемый, его вина не доказана. Жандармы из Апта считают, что после ареста семьи Боне бежал из этих краев и скорее всего уже мертв.
— Семью Боне арестовали?
— Отребье, — отрезал фон Шлейгель. — Старый жид и его шлюхи.
— Вы что, шутите? — Щеки Люка вспыхнули от ярости. — Посмотрите на меня! Я похож на еврея?
— Напротив, вы просто воплощение истинного арийца. Однако есть сведения, что этот Боне приемный сын. Не слишком ли много совпадений?
— Каждый любит толковать факты так, чтобы подходило под его точку зрения. Кто вам предоставил информацию?
Фон Шлейгель вздохнул.
— Сегодня убили милиционера Лондри. Вы знали его?
— Нет, — твердо ответил Люк.
— Невеста Лондри была родом из местной деревни.
Невеста! Теперь спорить или что-то доказывать бесполезно. Катрина заговорила. Но Люк не доставит фон Шлейгелю удовольствия видеть его страх. Пусть себе обвиняет. Люк бесстрастно посмотрел на гестаповца, ожидая, когда же упадет занесенный меч.
— Эта молодая женщина, Катрина Жирар, тоже убита.
Люка вдруг замутило. Катрина мертва?
— Должно быть, она застала убийцу с поличным.
— И какое отношение milicien и его невеста имеют ко мне?
Фон Шлейгель вскинул руки в насмешливом отчаянии.
— Вот именно. Эта особа, Жирар, постоянно твердила нам о Боне. До вчерашнего дня я считал ее ненадежным источником, но после того, как она выдала нам двух партизан, я, признаться, сильно заинтересовался ее сведениями. И послал за ней машину. Но тут, Равенсбург, в игру вступают вечные женские причуды. Она заявила Лондри, что если человека, похожего по описанию на Боне, схватят, она хочет лично удостовериться, что это он. Какая жалость, что она мертва. Понимаете, Равенсбург, от мадемуазель Катрины я получил бы всю необходимую информацию. А так у нас нет ни подробного описания, ни даже полного имени. Она называла его просто Боне.
Люк не мог прийти в себя от потрясения. Катрина хотела уничтожить его. Более того — хотела присутствовать при последнем ударе. Хотела заглянуть ему в глаза, когда обвиняюще укажет на него пальцем.
— И тут на сцене появляетесь вы — приезжаете из Горда в Кавайон, во всем соответствуя словесному портрету, причем в тот самый день, когда убили Лондри и его невесту.
Фон Шлейгель улыбнулся, подслеповато помаргивая из-под монокля.
— Это и есть то, что называется совпадением… невероятное совпадение.
Фон Шлейгель сухо засмеялся — точно закашлялся.
— Будьте добры, Равенсбург, подождите здесь.
Почувствовав себя увереннее, Люк решил рискнуть еще раз.
— Вы куда? Подыскать еще какого-нибудь свидетеля, который сможет подтвердить вам, что я не Лукас Равенсбург?
— Нет, месье. Иду поболтать с очаровательной мадемуазель Форестье. Устраивайтесь поудобнее.
Люк тяжело опустился на стул, и его рука сама собой потянулась к мешочку с лавандовыми семенами.
19
Лизетта ждала в маленькой уютной комнатке. Однако, несмотря на роскошные кресла и теплые тона кругом, она чувствовала себя пленницей гестапо. Такую ситуацию они тоже проходили на курсах подготовки: как выглядеть совершенно спокойной, даже чуточку скучающей, когда на самом деле ты знаешь, что за тобой наблюдают.
Лизетта вздохнула и с демонстративным нетерпением прошлась по комнате. Поразглядывала немногочисленные книги на полках, посмотрела в окно, всем видом показывая, как ей надоело ждать.
Примерно через час дверь отворилась, и в комнату вошел фон Шлейгель.
— Простите, что заставил так долго ждать, мадемуазель Форестье. Надеюсь, вам тут удобно?
Следуя внутреннему голосу, Лизетта решила и дальше разыгрывать негодование.
— Скажу вам по правде, герр фон Шлейгель, мне, как истинной немке, крайне неприятно находиться в гестапо в качестве задержанной.
Она приняла самый убийственно-холодный вид, какой только могла.
Фон Шлейгель поцокал языком.
— Увы, такая у нас работа, мадемуазель.
По умным и хитрым глазам гестаповца Лизетта ясно видела — его развлекает эта ловля на живца.
— А что, господин секретарь криминальной полиции, гестапо уже превыше закона?
Он не ждал такого вопроса. Улыбка его слегка поблекла.
— Нет, но мы обязаны разоблачать всех, кто работает против режима.
— И что же вы такого нашли в моем женихе?
— В нем есть нечто подозрительное. Инстинкты следователя велят мне копнуть поглубже.
Лизетта медленно и размеренно вдохнула. Пора разыгрывать припасенный в рукаве туз. Такой картой два раза не сыграешь.
— Герр фон Шлейгель, вы слышали о Вальтере Эйхеле?
Он снова заморгал.
— Какой немец о нем не слышал!
— Так вот. Говоря, что собираюсь работать на видную немецкую компанию, я забыла упомянуть, что это банк Вальтера Эйхеля… и более того, я буду работать непосредственно у самого Вальтера. Он давний друг моей семьи — и его-то вы заставляете ждать, удерживая меня тут без малейших на то оснований. Он превосходно знает Лукаса. Герр Эйхель охотно поручится за Лукаса Равенсбурга, но все равно могу себе представить, сколь счастлив он будет, услышав, что по чьей-то личной прихоти гестапо задержало его крестную дочь и ее жениха в сонном провансальском городишке.
Лизетта набрала полную грудь воздуха и пылко продолжила:
— Мы доказали, кто мы такие, и во всем сотрудничали с вами! Наверняка ваши люди уже проверили наши показания. Не сомневаюсь, что герр Эйхель, когда к нему обратится кто-то из его многочисленных деловых партнеров из правительства Германии, не преминет напомнить, что мой отец потерял руку в боях за Германию, а отец Лукаса пожертвовал Родине жизнь. А вы смеете бросать нам какие-то обвинения — нам, честным и добропорядочным немецким гражданам! Да в чем вы подозреваете Лукаса, герр фон Шлейгель? Быть может, он шпион союзников? Или один из этих грязных партизан, шайки убийц и грабителей? Он похож на кого-то из них? Или, может, ведет себя, как они? Да, сейчас он — lavandier, но вообще-то он получил прекрасное образование. И если он сейчас не в рядах германских офицеров, то лишь потому, что обеспечивает нашу армию жизненно важными средствами дезинфекции. — Голос девушки взлетал все выше и выше; смерив отвратительного низенького человечка перед собой уничтожающим взглядом, она нанесла последний удар: — Я больше не в силах выносить ваше нелепое поведение. Хотя вы сделали вид, что отпускаете меня на все четыре стороны, мы с вами оба знаем, что я бы никогда не оставила Лукаса. Я требую, чтобы мне дали поговорить с герром Эйхелем по телефону. Возможно, вы захотите лично объяснить ему причины моего задержания и опоздания в Париж.
