Томас Вулф - Паутина и скала
И в жизнь ребят – в их жизни – вошло нечто, им доселе неведомое. Некая тень, ядовитая чернота, насыщенная приводя shy;щей в недоумение ненавистью. Они знали, что снег сойдет, небо разъяснится. Появятся листья, трава, бутоны, птицы, настанет апрель – будто этого и не бывало. Снова засияет привычный свет дня. И все это исчезнет, как дурной сон. Однако не полностью. Потому что им запомнятся мрачный застарелый страх и не shy;нависть к себе подобным, нечто отвратительное и гнусное в ду shy;шах людей. Они знали, что не забудут.
Рядом с ними какой-то человек рассказывал небольшой груп shy;пе зачарованных слушателей о своих подвигах. Джордж повер shy;нулся и взглянул на него. Это был невысокий мужчина, напоми shy;нающий лицом хорька, с хитрыми, бегающими глазами, зубас shy;тым ртом и крепкими челюстными мышцами.
– Я первый всадил в него пулю, – говорил он. – Видите эту дырку? – И указал грязным пальцем. – Большую, прямо над гла shy;зом?
Слушатели тупо, жадно вытаращились.
– Моя, – объявил герой и, чуть отвернувшись, сплюнул та shy;бачную жвачку в талый снег. – Вот куда угодил. Черт, он и не по shy;нял, что с ним случилось. Этот сукин сын упал на землю уже мертвым. Потом мы его изрешетили. Каждый подходил и всажи shy; вал в него пулю. Однако убил его я, первым выстрелом. Да, пар shy;ни! – Он потряс головой и сплюнул снова. – Нашпиговали мы его свинцом. Черт возьми! – безаппеляционно заявил он и ука shy;зал подбородком на труп, – мы насчитали до двухсот восьмиде shy; сяти семи. Должно быть, в нем триста дырок.
И тут Небраска, как всегда бесстрашный, грубоватый, пря shy;мой, резко повернулся, приложил к губам два пальца и плюнул между ними сильно, презрительно.
– Да – мы! - процедил он. – Мы убили крупного зверя! Мы - мы убили медведя, мы!.. Идем отсюда, ребята, – угрюмо поз shy;вал он друзей, – нечего здесь делать!
И бесстрашный, непоколебимый, без тени страха или неуве shy;ренности зашагал прочь. Двое бледных от отвращения ребят по shy;шли с ним.
Прошло два дня, прежде чем кто-либо смог войти в комна shy;ту Дика. Джордж вошел вместе с Рэнди и его отцом. Комнат shy;ка была, как всегда, чистой, почти пустой, опрятной. Все ос shy;тавалось на своих местах. И эта спартанская скромность ма shy;ленькой комнаты жутко напоминала о ее недавнем черноко shy;жем обитателе. Это была комната Дика. Все они это понима shy;ли. И каким-то образом чувствовали, что жить там не сможет больше никто.
Мистер Шеппертон подошел к столу, взял старую Библию, все еще лежавшую раскрытой страницами вниз, поднял к свету, поглядел на место, которое Дик пометил, когда читал ее послед shy;ний раз. И через несколько секунд, ни слова не сказав мальчи shy;кам, принялся громко читать вслух:
– «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убо shy;юсь зла, потому что Ты со мною…».
Затем мистер Шеппертон закрыл книгу и положил на то мес shy;то, где ее оставил Дик. Все вышли, он запер дверь, и никогда больше никто из ребят не входил в эту комнату.
Прошли годы, и все они повзрослели. Все пошли своими пу shy;тями. Однако лица и голоса прошлого часто возвращались и вспыхивали в памяти Джорджа на фоне безмолвной и бессмерт shy;ной географии времени.
И все оживало снова – выкрики детских голосов, сильные удары по мячу и Дик, идущий твердо, Дик, идущий бесшум shy;но, заснеженный мир, безмолвие и нечто, движущееся в ночи. Потом Джордж слышал неистовый звон колокола, крики тол shy;пы, лай собак и чувствовал, как надвигается тень, которая ни shy;когда не исчезнет. Потом снова видел комнатку, стол и книгу. Ему вспоминалось пасторальное благочестие старого псалма, и душу его охватывали сомнение и замешательство.
Потому что впоследствии он слышал другую песнь, которую Дик наверняка не слышал и не понял бы, однако Джорджу каза shy;лось, что ее выражения и образы подошли бы Дику больше:
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами
Гневный мозг, метавший пламя?
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной,-
Улыбнулся ль, наконец,
Делу рук своих Творец?[5]
Что за горн? Что за млат? Никто не знал. Это было загадкой и тайной. Оставалось необъясненным. Существовало около дюжины версий, множество догадок и слухов; в конце концов все они ока shy;зались пустыми. Одни говорили, что родом Дик был из Техаса, дру shy;гие, что дом его находился в Джорджии. Одни говорили, что он действительно служил в армии, но убил там человека и отбыл срок в Ливенуорте[6]*. Другие – что получил почетное увольнение из ар shy;мии, но потом совершил убийство и сидел в тюрьме штата Луизиа shy;на. Третьи – что служил в армии, но «спятил» и долго находился в сумасшедшем доме, что сбежал оттуда, что сбежал из тюрьмы, что явился в город, скрываясь от правосудия.
Но все эти версии оказались пустыми. Никто ничего не дока shy;зал. Никто ничего не выяснил. Люди множество раз спорили, об shy;суждали эти темы – кем он был, что наделал, откуда появился, – и все попусту. Ответа никто не знал.
Дик явился из темноты. Из сердца тьмы, из темного сердца таин shy;ственного, неоткрытого Юга. Явился ночью и ушел ночью. Он был порождением ночи и наперсником ночи, символом загадки и тайны, темной половиной души человека, его ночной наперсницы и ночно shy;го потомства, символом всего, что уходит с темнотой и все же остает shy;ся, символом пагубной невинности человека и его тайны, отображе shy;нием его непостижимой натуры, другом, братом и смертным врагом, неведомым демоном – нашим любящим другом, нашим смертным врагом, двумя слитыми воедино мирами – тигром и ребенком.
9. ВЗГЛЯД НА ДОМ С ГОРЫ
В ту зиму, когда Джорджу было пятнадцать лет, по воскресе shy;ньям и после уроков он совершал с дядей долгие прогулки по го shy;рам, высящимся над городом, по долинам и пещерам на другом их склоне. Марку Джойнеру всегда была присуща неуравновешенность, жизнь с Мэг обострила ее, усилила, усугубила, довела до степени неистовства и демонической ярости, временами, дро shy;жа от бешенства, он бывал вынужден уходить из дома, чтобы ус shy;покоить истерзанную душу. В такие минуты Марк Джойнер не shy;навидел всю свою жизнь, все, с нею связанное, и стремился в безлюдные горы. Там, под холодными, ледяными ветрами, он об shy;ретал, как нигде, какой-то странный и сильный катарсис.
Эти походы будоражили дух мальчика чувствами одиночест shy;ва, бесприютности и неистовой, неведомой доселе пылкой радо shy;сти. Там он особенно остро видел громадный мир за родными хо shy;лодными холмами и ощущал сильное, мучительное противобор shy;ство тех неразрывных антагонистов, тех полярных сил, которые вечно соперничают в душе человека, – жажды вечных странст shy;вий и стремления к родному очагу.
Неистовые, неописуемые, невыразимые, но совершенно со shy;гласованные в его осознании в их противоречивой и непостижи shy;мой связи, они, как ничто больше, терзали дух мальчика своей странной, мучительной общностью в этом свирепом противобор shy;стве, невыносимым единством двойственных, соперничающих влечений дома и дальних путей, ухода и возврата. Громадные про shy;сторы земли непрестанно звали его вперед нестерпимым желани shy;ем исследовать ее бесконечную тайну и перспективу славы, могу shy;щества, торжества и женской любви, восхитительные богатство и радость новых земель, рек, равнин и гор, наивысшее великолепие сияющего города. И вместе с тем Джордж ощущал сильную, спо shy;койную радость оград и дверей по вечерам, света окна, некоего постоянства тела и объятий единственной непреходящей любви.
Зимой горы обладали суровым, демоническим величием, вызы shy;вающим дикую радость, по-своему столь же странно, неистово вол shy;нующим, как все великолепие и золото апреля. Весной или в заворо shy;женном, дремотном покое середины лета неизменно бывало нечто отдаленное, грустное, волнующее радостью и печалью, одиночест shy;вом и невыносимым, ошеломляющим торжеством какого-то огром shy;ного, приближающегося счастья. Звон колокольчика на шее коро shy;ны, вялый, далекий, заглушаемый порывами ветра, едва слышно до shy;летающий из глуби и дали горной долины; удаляющийся протяж shy;ный гудок паровоза, мчащего поезд на восток, к большому городу по зеленым горным долинам Юга; или тень облака, проплывающая по сплошной зелени дебрей, и оживленный покой, множество неожи shy;данных мелодичных, отрывистых, стрекочущих невесть чьих голо shy;сов в лирической таинственности подлеска.
Они с дядей взбирались по склону горы, то широко шагая по из shy;рытым колеям и скованным морозом дорогам, то продираясь с такой сильной, неистовой радостью, какую только испытывали исследова shy;тели дебрей, сквозь сухой, хрупкий зимний подлесок, слышали под ногами негромкий треск кустов и прутьев, ощущали упругие опав shy;шие коричневые листья и сосновые иглы, эластичный напластован shy;ный компост прошедших зим.
