Джейсон Гудвин - История доллара
Они не переставали указывать на то, что большинство акционеров Банка даже не являлись американцами: более половины из его 25 000 паев приобрели британские инвесторы. Галлатин отвечал, что иностранные акционеры не имели права голоса, и доказывал, что Америке следует привлекать английский капитал, готовый довольствоваться ежегодными дивидендами, нежели гоняться за займами в Европе. Он предупреждал, что, если республиканцы воплотят свое намерение не продлевать лицензию Банка в 1811 году, более 7 млн долларов в звонкой монете будут выведены из страны в оплату паев акционеров. Никто его не послушал, и в 1811 году Конгресс убил Банк. Далее произошло то, что предсказывал Галлатин: нехватка золота и серебра, заставившая все банки в Америке приостановить соответствующие платежи по своим банкнотам. Пять неустойчивых лет страна жила на бумажном денежном стандарте.
Второй банк Соединенных Штатов был основан в 1816 году, если не прямо на теплившихся руинах предшественника, то с дистанцией лишь в пять лет и на сто ярдов дальше, на углу Честнат-стрит и 4-й улицы, где его новое здание вызывало всеобщее восхищение, как самое прекрасное здание банка в мире. Хотя последствия жизни вообще без банка стали слишком очевидны, учреждение нового естественным образом породило те же подозрения, что погубили первый Банк США. Мэриленд обложил налогом его отделение в Балтиморе, объяснив это тем, что, коль скоро он не получал лицензию штата, его присутствие посягает на суверенные права Мэриленда. Председатель Верховного суда США Джон Маршалл, один из родственников Джефферсона, вынес постановление, запрещавшее вводить такой налог: в своем знаменитом постановлении он заявил, что право облагать налогом означает право на разрушение. Он повторил аргумент Гамильтона о том, что Конгресс полномочен учреждать федеральный банк, поскольку обладает правом «принимать любые законы, которые будут необходимы и уместны в обеспечение его установленных ранее полномочий», включая право облагать налогами, заимствовать денежные средства, регулировать торговлю, объявлять войну и вести боевые действия. Маршалл был решительным федералистом, и Джефферсон его всегда ненавидел. Но баланс сил между федералистами и штатами потихоньку склонялся на сторону первых.
Биддл стал председателем Банка в 1823 году с торжественно заявленным намерением дать стране более подходящие деньги. В Николасе Биддле, как обнаружили экономисты, было до невероятности мало от банкира: по выражению одного из них, он являлся «неисправимо беспечным язычником». Когда его попросили оставить автограф в альбоме одной юной особы, он на ходу придумал целое стихотворение, описывающее, как ему пришлось бросить литературу ради финансов:
Я свежее послание из «Бэрингса» иль «Хоупа»Ценю сильней эпистолы от Плиния иль Поупа;И мне милей парижские «сердечные приветствия»,Наславших на Елену гомерические бедствия:Кредитов Прайма, Белла или Биддлов изобилиеЯ предпочту сатирам, эпопеям и идиллиям;И в прозе жалких две строки от члена комитетаЦеннее, чем четырнадцать отменного сонета:За счет да хоть бы Гебы мне нет. увы, резонаПринять к оплате вексель от музы с Геликона;И я не дам — меня сего печалит демонстрация! —Отсрочки больше, чем три дня, моли меня три Грации:Что музыка мне сфер, когда душа полна желаниемУпиться новых долларов приманчивым шуршанием?Как ни терзай Цецилия божественную лиру,Всех нот ее приятнее мои банкноты миру![69]
Что было абсолютной правдой, поскольку Биддл оказался одаренным финансистом, и он знал, что нужно его стране: единая валюта, которая будет иметь хождение по всей Америке. Доллары Банка США были безупречны и могли быть обменены на золото и серебро по первому требованию в любом из двадцати девяти отделений. В числе клиентов Банка, разумеется, было и правительство: он оперировал государственными доходами от продажи земли и импортных пошлин, и, поскольку они часто выплачивались в банкнотах штатов, Биддл также имел удобную возможность осуществлять надзор и за банками штатов, незамедлительно предъявляя им их банкноты для обмена. Если они были несостоятельны или обременены долгами, это быстро выяснялось, и выжившие приучались вести свои дела осторожно и благоразумно, поддерживая достаточно большие резервы золота и серебра, более тщательно отслеживая судьбу своих займов, печатая меньше денег лишь для самых надежных клиентов. В попытках свести финансы страны к одной прозрачной системе ему, похоже, не приходило в голову, что кто-то может желать чего-то другого. Он не обращал внимания на тех, кто полагал, что Филадельфия и так забрала слишком много власти, и на тех, кто подозревал его в том, что он прибрал к рукам Филадельфию.
К концу 1820-х годов Биддл реализовал свое желание сделать доллар таким же здоровым и устойчивым, как любая другая валюта, обеспеченная золотом и серебром, почерпнутым, в конечном счете, из накоплений Старого Света, особенно Великобритании. Недоразвитый характер страны открывал широкое поле для предпринимательской активности. Банкам штатов на местах было проще ухватиться за шансы, которые могли быть не видны из Филадельфии, но та удерживала их от излишнего энтузиазма. Могло показаться, что денежный вопрос решен.
Именно с этой легкомысленной самоуверенностью Биддл доверительно заявил совету директоров, что он мог бы разорить любой банк в стране, если бы того пожелал. Мир больших финансов! Для сторонников генерала Эндрю Джексона, нового президента, такие тирады оказалось уже слишком. Именно это они с самого начала подозревали.
Было трудно сыскать во всей Америке человека более непохожего на Николаса Биддла, чем Эндрю Джексон. Они различались темпераментом, вкусами, возрастом, манерами, воспитанием и жизненным опытом, но, несмотря на все это, Биддл голосовал за Джексона в 1828 году. Четыре года спустя они оказались на ножах.
Родившийся в 1767 году в Каролине, Джексон происходил из семьи ольстерских бедных фермеров. У него не было больших перспектив, и ничто не помешало ему в семнадцать лет отправиться на запад через ущелье Камберленд в Теннесси. От скуки он занялся юриспруденцией и в итоге дослужился до таблички окружного прокурора. В Джексоне не существовало ничего умеренного: он был высок и даже привлекателен со своими голубыми глазами и высокими скулами, но особенно притягательной мужчины и женщины находили его манеру держаться. Вскоре его назначили судьей Верховного суда Теннесси — штата, где твердость ценилась выше особо точных юридических познаний. Он был проницателен и честен. В 1802 году, не располагая военным опытом, кроме умения метко стрелять, он был избран в чине генерал-майора командующим милицией штата.
В его стиле было рубить сплеча, крепко выпивать и вызывать на дуэли — чертов стиль, располагавший к нему поселенцев Теннесси. Пусть пионеры запада имели тенденцию придерживаться демократических взглядов, им импонировал этот прирожденный аристократ фронтира, смешавшиеся в нем физическая крепость, умение выпить и свобода от страха перед чем-либо. Рудиментарный сорт аристократии, сплачивавшейся рыцарским кодом своего класса, который в Теннесси был намного грубее, чем, скажем, в Виргинии. Джексон был даже более неотесанным, чем его кумир, Томас Джефферсон.
Подход Джексона к индейскому вопросу — яркий тому пример. Джефферсон признавал, что индейские нации не могли существовать отдельно, подобно островам. Они должны были цивилизоваться и стать частью республики; альтернатива — истребление. Джексон был с этим согласен, но делал упор на истребление. Жители пограничья не хотели ждать, пока цивилизация мало-помалу просочится в головы индейцев. В ходе Крикской войны 1813 года[70] Джексон продемонстрировал рвение покончить с их сопротивлением. В 1830 году, уже будучи президентом, он сгонит еще больше индейцев с их земель одним росчерком пера[71] и колоннами нерегулярных войск. На волне успеха во время Крикской войны его попросили заняться регулярной армией, которой требовался человек, способный добиться победы после серии военных неудач в войне 1812 года против британцев. Вашингтон спалили дотла, Гулль капитулировал[72]; успехов американцы добились только на море.
Джексон принял под начало южное командование и 8 января 1815 года разгромил англичан в битве при Новом Орлеане. Противник потерял командующего и 2000 человек убитыми и ранеными. Джексон потерял семерых, еще шестеро получили ранения. Это сражение было своего рода личной местью: у Джексона еще со времен Войны за независимость остался шрам, когда его, двенадцатилетнего храбреца, приложил прикладом английский офицер. Победа стала и общенациональным торжеством. Факт, что сражение состоялось через три недели после того, как дипломаты подписали в Париже мирный договор, делало его исход, если хотите, еще более приятным. Новый Орлеан стал убийственной шуткой за счет неприятеля.
