Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
Там горит древляя Чинара Сасанидов.
Там горит Древо предков моих облитое бензином.
Там горит мазар кладбище предков моих.
Уже чинара догорает. Уже ветви горящие падают рушатся на саманную мою кибитку.
И кибитка наша занимается нехотя, потому что глина ее сырая от весеннего ливня, но от большого жара Чинары кибитка высыхает трескается расползается и горит горит горит глина саманная и вот уже и кибитка наша стоит облитая объятая объемлемая пламенем.
И где горят предки, там горят потомки.
И где горят усопшие, там горят живые.
И на месте живого Древа Предков будет стоять монолитный бронзовый Идол Тиран, от которого изойдут многиа народы и племена, с трубкой колхидских табаков, от которых умирают птицы на табачных плантациях…
…А близ горящей Чинары стоит святой Хызр-Ходжа в истлелом дервишском зеленом чапане-халате и белопенной дряхлой исфаганской чалме, в которой свил гнездо ханский удод, птица соломонова, птица мудрости, птица кладбищ, птица вещая.
И Хызр-Ходжа едва стоит на своих тонких извилистых ногах, потому что от долгого сиденья под Чинарой ноги его ушли в землю и тут смешались спутались сплелись с древлими корнями…
И сосали соки земли и стали белые как земляные недужные черви…
И Хызр-Ходжа едва выпростал вырвал выдернул ноги от земли, когда зажгли Чинару…
И теперь бессмертный Старец едва стоял на забытых затекших своих ногах, как неопытный ездок, который долго ехал верхом на лошади а теперь вот сошел на землю и не может найти собрать обуздать неверные ломкие непокорные ноги свои…
И мне отроку дико весело глядеть на ноги старца разъезжающиеся непослушные…
И я смеюсь в этой долгой бесконечной ночи и тут Святой Хызр-Ходжа падает на колени и шепчет шепчет шепчет узкими монгольскими губами:
— О человек! близки сроки твои!..
Молись молись молись, где застанет тебя Господь твой и время молитвы твоей!
И святой Хызр-Ходжа шепчет:
— Если застанет тебя на брегу речном вешнем веющем — падай в реку…
И там молись в волнах.
И упасешься.
Если застанет над пропастью горной дымной колодезной дремучей — падай пади в пропасть.
И упасешься. И воспаришь. И не убьешься.
Если застанет пред копытами коней — пади под копыта и они пройдут мимо тебя.
И убережешься…
Если застанет пред огнем — пади в огонь и не возьмет тебя, человече…
И святой Хызр-Ходжа падал живыми коленами в горящие уголья Чинары и огонь не брал его а отступал.
…Аллах Аллах не перелилась ли чрез края Чаша? И вот я оставил глиняный хум кувшин чан на ночь у дома своего, чтобы наполнился он дождевой целебной водой…
Но пали дожди многие буйные и кувшин переполнился водой и разрушился от ливня и осколки его уплыли ушли в воде…
Аллах не перелилась не рухнула ли Чаша?..
Аллах не пришли ли Последние Времена?
Ангел Исрафил Ангел восстанья усопших где твоя золотая весть? Труба?
Иль ты уснул?..
И спишь многие века, а Твою Трубу взяла ржа да тля да муха да сова неясыть свила там гнездо пахучее дремучее?..
И ты хочешь очнуться встать и вострубить, но из Трубы только сонные совы летят?..
Далай-Лама Ты сказал: «Когда колесо придет в мир — мир погибнет».
А пришло…
И я чую последние времена и последний Огонь и последнюю Войну всех народов и племен.
Да! да! Аллах!..
Вот он — Огонь смертно соединяющий всех человеков все языки все народы…
Вот он… огонь! жар! пламень светоч свеча аллахова, от которой горят и озаряются града и селения дальныя дальныя дальныя!..
И как я слышу шум дождя, еще летящего в небе, но еще на землю не упавшего — так я слышу шум огнь Последней Войны…
И есть предвестия…
И есть знамения…
Йездигирт! Ичччииии! Илимм!..
И властители идолы тираны вожди дряхлые мечтают о вселенской власти и холят тела свои бездушные болящие…
Да!
Грех и тлен червь объяли целые народы! грех велик — и Кара Война Бомба солнце Н-Н-Н велика велика…
Аллах Чаша пролилась перелилась чрез края…
И на месте Бога есмь Идол…
И на месте храма — рудник урановый и Бомба ННН.
И на месте Пророка — лжепророк лицедей масхарабоз вождь…
А сказано: «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в нихже несть спасения…»
И святой бессмертный Хызр-Ходжа встает с земли горящей и теперь ноги его крепки.
И он говорит:
— Великий царь Бахрам-Гур Сасанид посадил эту Чинару и поставил меня у корней ее.
Великий царь Бахрам-Гур Сасанид сказал: «Святой Хызр стереги Чинару эту, а когда придут последние времена и погибнет Чинара моя — возвращайся на пути небесные, где нет земной пыли…»
И вот дым от горящей Чинары дошел до небес и ест глаза ноздри и душу великого царя Бахрам-Гура Сасанида и печалится он.
И ждет меня.
И слезятся от великого горького дыма очи и душа его…
И я должен пойти и утешить его…
И Святой Хызр-Ходжа покровитель всех земных путников и странников ушел в ночь и порфироносный дряхлый сонный удод — птица кладбищ — отлетел от белопенной древлей исфаганской чалмы его и тут райские пестрые перья отделились, посыпались от него.
И стал он как птенец нагой пуховый болезный, ибо ветх и смертен стал.
…Дедушка! Старец! Святой Хызр-Ходжа!
Где отец мой Джамал-Диловар, которого не знал я в жизни этой?..
Где матерь Анастасия мать моя? куда средь ночи канула ушла?..
Где кибитка родная гнездо яйцо мазанка родимая моя?.. И она сгорела.
Куда идти мне?..
И он обернулся и сказал:
— Ночь долга, сирота.
Но ты иди в ночь…
И встретишь Мужа со свечой нетленной…
Иди.
Ищи его.
Прощай…
…И вот я вхожу в весеннюю тьмовую глиняную реку Кафирнихан и сорок мне спелых ярых лет.
И вот я оглянулся на жизнь свою и увидел, что она протекает средь мертвых.
И я вхожу в реку и шепчу:
— И всякая тварь исказила свой путь на земле, Господь.
И я вхожу в реку и шепчу:
— И всякая персть испрашится а только дух бессмертен, Господь… да!..
И река доходит до живота моего и гнет манит томит меня и сейчас я пойду я вернусь поплыву к мертвым моим…
Да!..
И вот я ухожу схожу в реку.
И призываю на помощь готическую тень собрата флорентинца Данте: «Кто это, не умерев, смеет идти через царство мертвых?»
Глядите на него: Он был в аду!.. И вернулся…
…«Jo non credetti ritornarci mai»… да!..
…«Я уже не надеялся когда-либо возвратиться»…
КНИГА ТРЕТЬЯ
Любовь
…Веселись, юноша, в юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца своего и по видению очей твоих…
Екклесиаст…В этом бреду меня объяло такое смирение от созерцания ее, что я призывал Смерть…
Данте. Новая жизньВергилий. Энеида
…Sic itur ad astra…[1]
…Да! И вот я ухожу в реку навек, ибо устал вспоминать мертвых и жалеть живых.
И я ухожу в реку вешнюю глиняную бешеноволную и уже не оглядываюсь на берег, где стоит в первоцвету апрельском нежном в зеленом пуху прибрежный тополь-туранга серебряный…
И среброшумящий тополь плещется полощется на ветру речном…
И среброшумящий тополь входит в житие в бытие последнее мое мое мое…
И среброшумящий тополь входит на прощанье в житие мое
И трепещет тревожится он и не хочет расставаться со мной…
…Поэт! и только тополь серебряный тебя проводит в дальный путь!.. Ууууу…
Поэт! Тимур-Тимофей прощальный уходящий! да как же? как же ты отдал себя печали?
Да ведь были были дни деньки свежие влажные как камешки-окатыши обточенные рекой-матерью и на брегу от утреннего солнца сверкающие лоснящиеся?..
Айя!.. Были!..
Да куда ж ты забросил эти дни деньки камешки окатыши тугие ласковые осиянные?..
Поэт и зачем ты отдал себя печали?..
Ведь были были дни деньки были кудрявые вольные сонныя ветерки у реки Кафирнихана!..
Были дастарханы-застолья с верными другами друзьями да врагами на приречных курчавых ягнячьих травах травах травах…
Были были… ведь…
И та же река Кафирнихан текла… та же!..
И тебя любили лелеяли томили девы лакомые с телами первозданными первоалчущими первоначальными под цветущими ранними деревьями варзобскими таджикскими миндальными…
И спелыя жены с златыми айвовыми густыми телами в октябрьских златых золотых медовых рохатинских виноградниках с тобой сплетались обвивались как лоза и метались и как рыбы форели на мелких дремных алчных нерестилищах погибельно метали…
