Ксения Букша - Мы живем неправильно
Иду опять в ванную, беру опять дрель, – рука не дрожит – подношу к виску, – тяжелая! – нажимаю на кнопку, аккуратно прицеливаюсь и приставляю к черепу под углом девяносто градусов.
Девяносто градусов, три-четыре секунды, на низких оборотах. Главное, не меньше и не больше.
Буду точен – спасусь.
В зеркале видно, как я бледнею. Кровь течет тонкой струйкой. Я делаю себе трепанацию.
Дрель идет легче. Кажется, готово?
Я поворачиваюсь боком к зеркалу и беру второе зеркальце в правую руку. Меня слегка мутит, но это от волнения: можно сделать слишком глубокое отверстие и занести в мозг заразу. Но я точен, и я вознагражден. Вижу свой профиль. Вижу аккуратную дырочку. Кровь уже почти не течет. Беру полотенце и заматываю голову наподобие тюрбана.
Не поддаваться. Ни за что им не поддаваться. Ничего не покупай. Не бери в руки их грязные деньги. Не трогай свой кошелек. Твое лицо как заржавевший наконечник душа, сквозь который выдавливается грязь. Не прикасайся к этому. Оставайся кристально чистым.
15
Взбираюсь вверх по лестнице в нашу редакцию. Навстречу мне несут наши журналы в ящиках. Минуя барышню-бухгалтера, которая курит, необъезженная, на площадке четвертого этажа, удваиваю прыть и, задыхаясь, влетаю на шестой, уже почти наверняка зная, что случилось.
– Александр Арефьев наш журнал покупает, – приветствует меня Алекс из-за своего компьютера. – Директор строительной компании «Эрос и Фемис».
– В каком смысле покупает? В каком смысле журнал? – сердце ухает в пятки: вот оно.
– Ты еще спроси, в каком смысле наш. Видел машину внизу?
– Ах во-от она чья! – осеняет меня.
Машинка-то. Машинка. Серебристая «ламборджини». Не машинка, а космический аппарат. Одна во всем городе. Вот кто на ней летает, оказывается.
– Они с редактором заперлись, – продолжает Алекс, – в кабинете, и там, внутри, пьют кофе.
Ворох бумаг, пришпиленный к стенке, а на нем девственная шестимесячная пыль; обломок железной рельсы – утром его снимали на обложку; недопитый кофе с жирными нефтяными пятнами на поверхности. Когда после дня, проведенного за компьютером, просыпаешься и опять садишься за компьютер, глаза похожи на две ранки: только подсохли-зажили, а я опять их ковыряю. Надо искать новости. Но главная новость не в Интернете, она затмевает все остальные: Александр Арефьев, президент строительной компании «Эрос и Фемис», приехал к нам в офис на своей серебристой «Ламборджини», заперся с редактором в кабинете, и теперь они там, внутри, пьют кофе. Подписывают бумаги. Курят на балконе, роняя пепел в слякоть (оттепель, грузовики грохочут по нашей улице). О чем-то договариваются.
– Я не понимаю, – говорю я. – Алекс! Он же президент строительной компании. А мы – журнал.
– Ну, он же строит дома из алюминиевых банок, – меланхолически бормочет Алекс. – Почему бы не построить дом и из наших журналов. У нас ведь очень сухое издание.
16
Это он. Молодой человек из телевизора: «Я пью только оранжевый сок».
Лицо у Александра Арефьева максимально правильное, очень обыкновенное, незапоминающееся. Как будто взяли и наложили друг на друга сто лиц ста столиц. Именно это и придает его чертам уверенности, благородства, точности. Весь его облик – такой же среднестатистический, как и лицо, но при этом предельно конкретный, внутренне внятный. Никаких заметных или характерных деталей, ничего ярко выраженного. Аккуратная стрижка, волосы скорее темные, чем светлые; глаза ярко-серые. Легкий, как рисунок мелом, как карандашный набросок, как сплетение линий – лучей – теней. Он сидит в кресле так, будто ничего не весит. Внимательный взгляд в режиме ожидания.
– Уважаемые журналисты! – кисло представляет его редактор. – Перед вами – наш новый… и… наш новый инвестор Александр Александрович Арефьев, генеральный директор строительной компании «Эрос и Фемис». Именно благодаря ему вы, Тангенс, остаетесь в нашем журнале, вы, Алексей, на свободе, а вы, Петр, в живых. Они преступны, – докладывает редактор Арефьеву. – И вооружены до зубов. Лишите их сладкого.
– Какова аудитория вашего журнала? – Арефьев игнорирует пустые советы.
– Пятьсот миллионов рублей. Я хочу сказать, десять тысяч человек, – спохватывается редактор.
– Отлично…
Глаза Арефьева на краткий миг становятся совершенно пустыми, а потом он говорит:
– С завтрашнего дня «Северная столица» становится журналом для одного-единственного дома, построенного строительной компанией «Эрос и Фемис», генеральным директором которой я являюсь.
– Стенгазета, что ли? – Алекс.
– В нашем доме пятьсот квартир, в которых живет тысяча четыреста пятьдесят человек. Аудитория вашего журнала сейчас составляет…
– Десять тысяч человек, – упавшим голосом повторяет редактор.
– Ну да, десять тысяч, – Арефьев иронически кивает. – Вот только на самом деле ваш журнал не читает никто. Даже вы сами. Никаких новостей нет. Новых букв не придумаешь. Слова все те же. Я выбрал ваш журнал за то, что он – самый скучный. Это наше большое конкурентное преимущество.
– У меня есть вопрос, – говорит редактор волнуясь.
– Очень жаль, – констатирует Арефьев. – С завтрашнего дня вы отправляетесь путешествовать в дальние страны. Я дам вам несколько заданий. Вы встретите несколько моих знакомых и заберете у них кое-какие предметы.
– А это не противозаконно, Сан Саныч? – редактор взволнован до глубины души.
– Ну не могу же я знать всех законов, – Арефьев наконец проявляет легкое нетерпение. – Если хотите, можете взять в компаньонки какую-нибудь студентку юрфака, которая будет вас консультировать. У вас есть на примете?
– Боже упаси, – редактор аж вспотел, а глаза у него уже как плошки.
– Почему? – Арефьев немедленно поворачивает к нему голову. – Вы считаете, что студентки юрфака несексуальны?
На этот вопрос редактор ничего не имеет ответить. Он впадает в ступор.
– И прекратите называть меня «Сан Саныч», – добавляет Арефьев досадливо. – Сан Саныч – это СС, низший кредитный рейтинг. А у меня он ААА+, высший. Александр Александрович Арефьев плюс кое-что еще…
17
Вот и сгустились тени, и образовалось радужное потрескивающее пространство среди фонарей. Всюду развешаны гирлянды и мишура. Мишура – это им ничего, не опасно. Они любят мишуру. Чтоб веселились. «Коктейли, бикини и легкий флирт». Разбрызгали всюду светящийся клей, похожий на паутину, натянули на облепленные снегом шпили. Плавник осетра блестит серебристым бисером.
Саша наступила на разбитый бокал и теперь сидит с поднятой ногой: кровь уже не идет.
– Эй, Бармалей! Шампанского налей!
Алекс сосредоточенно манипулирует пультом с канала на канал.
– Интересно, что ты хочешь там найти. Там везде одно и то же.
– Не знаю, – говорит Алекс. – Я верю в сказку, понимаешь? А вдруг я переключу на какой-нибудь канал, а там никакого «Аншлага», никаких кремлевских елок, а что-то совсем-совсем другое.
– И не Новый год, а июль.
– Например, – соглашается Алекс. Аккуратно вытаскиваю пробку.
– Вот так, наверное, вы, женщины, чувствуете оргазм? – не к месту спрашивает Тангенс.
– Совсем не так! – кричит Саша, дрыгая поднятой пяткой.
– Почему не так? – не соглашается девушка Тангенса. – Именно так…
– Представь себе, что из тебя выдергивают морковку там, внизу.
– Кошмар какой! – говорит Алекс.
Как все девушки, Саша хочет выйти замуж (разумеется, мое высказывание некорректно и носит провокативный характер). Моя сестренка очень боялась не выйти замуж, и вот она в Германии, с малышом на руках. Разливаю розовое шампанское по бокалам. Закатал рукава рубашки, и четким движением оп! рокидываю горлышко в бокал. На экране появляются кRe: млевские елки.
– Это был тяжелый год, – говорит мое эхо в телевизоре.
– Легкий, – противоречу я (бокал номер один, искристо-оранжевый с бирюзовым ободком).
– В начале года по евродоллару, – дополняет Тангенс, – ралли сменится коррекцией (бокал номер два, неоново-зеленый).
– Сотрудничество с бизнесом, – виновато опускает глаза мое отражение в телевизоре.
– Банковский кризис! – я вытягиваю палец вперед. – ЮКОС!
– It is so complicated[2], – извиняется мое эхо.
– I don't care about your marginal speculations[3], – я непримиримо мотаю головой (бокал номер три, с огнем, вишенкой и сиреневым поэтичным листиком).
– Международная политика и борьба с терроризмом, – этот человек пытается перевести разговор. – Борьба-с! Терроризм!
– Окей, окей, – Алекс пытается нас развести. – Не удушите друг друга (бокал номер четыре, с золотым ободком, желтый дым, волны, знаки вопроса на всех дорогах, золотистое море шампанского).
– Чтобы, в общем, в этом году, – говорю я тихо и корректно, – чтобы, короче говоря… э-ээ… я вам желаю, в целом, счастья… главное – здоровья… подчеркиваю – здоровья… И так далее…
