Александр Покровский - Люди, Лодки, Море Александра Покровского
"Давай вставать", — он вис на руке, как сосиска. Ногами только перебирает.
"Не выключайся. Ты ж офицер. Скажи себе: надо дойти. Давай, шевели ногами".
Ногу он, скорее всего, подвернул или действительно какой-то паралич. Выпил, дубина.
"Не слабей, не слабей!" — до вагона метро мы доползли. Как он в щель между вагоном и платформой не попал — непонятно.
Вернее, понятно, нога провалилась, и я его просто выдернул.
В вагоне тетки начали орать: "Безобразие! Куда?" — "Милые дамы! — сказал я. — Человек выпил за женщин дряни, и у него теперь ноги отказали!"
Нет. Я так не сказал. Я сказал: "Тишина!" — и всё.
Нам предстояла пересадка. Там менты — волки, санитары леса. У меня самого три раза документы спрашивали: "Ваши документы!" — а сами в глаза не смотрят. "А почему вы не смотрите в глаза?" — "Можете идти".
После отсидки в метро я думал, что он пойдет хуже, но нет, вроде крепится.
"Ты соберись, здесь не менты, а суки, за просто так народ уродуют. Остановят — скажешь, что ты мент на пенсии. Иначе плохо будет".
Милицию прошли, как по маслу. При входе в вагон я был уже начеку, и чтоб он в щель не провалился, просто поднял его и внес.
Там я его повесил на поручень — место никто не уступил.
Висел он минуту — потом отказали руки. Черт! Я одной рукой держал свой портфель, на другой висел он. Припёр его к двери — народу полно.
Наконец схлынули, и я втиснул его на сиденье.
Фу! Руку чуть не оторвал.
"Не отлетай! — я увидел что глаза у него закатываются. — Соберись! Скажи себе: я дойду! Я должен дойти!" — говорить ему было тяжело. Только кивал.
На последней остановке я его вывел: "Дойдешь сам до трамвая?" — "Дойду!" — сказал и тут же упал.
Я втащил его в трамвай. По высоким трамвайным ступенькам волок его волоком.
"Дыши!" — дышал. Хорошо, что дышит.
"Сколько остановок?" — "Три!" — "Там далеко?" — "Нет".
"Там" — было метров триста. Последние двести я волок его по снегу. Волоком — широкий санный путь. А может, "сашкин" путь. Это как угодно. Хорошо, что он все еще в сознании. Просто везет.
А если помрет — куда я его среди поля дену?
Квартира на первом этаже, и мы одолевали ступеньки перекатом. Я взмок, а он дышал так, что казалось — сейчас сердце выплюнет.
Дверь открыла женщина. Она стояла в двери и молчала. Я подумал, что мы попали не туда.
"Ваш?" — "Наш". — "Так с дороги уйдите, мне его внести надо".
Внёс. "Телефон?" — не работает. "К соседям попроситесь. Я его два часа везу, меня дома с собаками ищут, а ему скорая нужна, у него ноги отказали".
Потом я долго ехал домой.
***18 марта — День налоговой полиции, день фискала и центуриона, вышибающего ногами двери непокорных фирм и кладущего людей лицом на пол. Будет концерт и все такое, и об этом всенародном празднике возвещают плакаты на улицах Москвы, а 19 марта — скромно и со вкусом — День Подводника.
Подводники — люди, довольствующиеся малым. Им всей этой чепухи не надо. Они не любят, когда их хвалят, потому что хвалить — искушать судьбу, а потому никаких криков: "Это самые мужественные люди! Это цвет!" — и так далее.
Просто сядут за столами, расскажут друг другу такие же истории, которые я вам в своих книгах рассказывал, и поднимут бокалы за то, чтоб количество погружений равнялось количеству всплытий.
***Рождённые в День Дурака на самом деле рождены под особым 13-м знаком зодиака — под Знаком Дурака.
Символом этого знака является существо, соединившее в своем внешнем облике: рога Овна, копыта Тельца, шевелюру Стрельца, грудь Девы, хвост Скорпиона, лик Козерога, чешую Рыбы, глаз Водолея, торс Близнецов, гриву Льва, непредсказуемость Весов и брюхо Рака.
Рождённые в этот замечательный день верят в то, что все, в конце всех концов, будет хорошо и они все преодолеют.
Они верят в высшие силы, грамотное устройство Вселенной и торжество справедливости.
Они постоянно укрепляют себя в этой вере, для чего или устраивают себе всякие приключения, или действуют так, что приключениям ничего не остается, как устроиться для них в самый неподходящий период, после чего, путем невероятных усилий, они почти всегда выходят либо сухими из воды, либо суховатыми.
И этот момент — момент выхода — они почитают за момент истины, который с удовольствием празднуют.
Уж праздники-то они себе умеют устраивать.
Ещё как.
О-го-го! О-го-го!
Рожденные в День Дурака честны, трудолюбивы, обаятельны, неотразимы, чувствительны, доверчивы, ранимы, застенчивы, вследствие чего маскируют вышеперечисленные качества неудержимостью, ловкостью, изворотливостью, напором, юмором и безудержной жадностью к пище вообще. (После приключений их тянет на сладенькое.)
От них всегда достается врагам.
Друзьям от них тоже достается.
И еще они никогда не удовлетворяются одним только видением. Им обязательно нужно ощупать, потрогать, растеребить, распатронить, распотрошить, понюхать, укусить.
И в этих желаниях их не удержать.
В сильный мороз могут лизнуть чугунные перила.
***Девушкам легкого поведения трудно зачать.
А почему?
Проблема с выбором. Яйцеклетка никак не может выбрать нужного сперматозоида. Трагедия клеточного масштаба. Столкновение различных аминокислот. Полчища сперматозоидов. Движение! Вихри! Потоки! Чья тактика победит!
В результате — очень трудно зачать.
Зачем я все это?
Затем я все это, что запахло выборами.
Вместе с весной запахло.
Вместе с весной выделяются особые "выборные" вещества.
***У нас вышла потрясающая книга Эммы Герштейн "Память писателя". Статьи и исследования 30-90 годы. Я никогда не отличался великой любовью к литературоведению, но эта книга заставила себя читать.
Книга статей произвела на меня воздействие такой силы, что ночью приснился кошмар: я в комнате со своим братом. Там еще люди. И вдруг в брата что-то вселяется, и это что-то говорит, что оно — дух Николая Гумилева, и ему это вселение стоило невероятных усилий, и он должен сказать, где лежит его рукопись, которую он спрятал при обыске: она среди топографических карт, в тубусе. И я смотрю в лицо брата, а оно на глазах меняется — он превращается в Гумилева. И один из присутствующих, некто Миронов, отправляется за ней, и я вижу, как он идет: проселочная дорога вьется среди холмов. В пути ему неожиданно приходится встретиться с собой же, но только очень старым, и этот старик жалуется на то, что болят спина и руки, и невозможно согнуться. Но вот я вижу снова себя, а в руках у меня живое существо, кажется что-то вроде хомячка, и он тоже говорит о том, что в него вселился…
Я проснулся от холода. Под наитеплейшим одеялом меня бил озноб. Я начал бормотать единственную молитву "Отче наш", которую знаю, и успокоился через час.
Вот вам и литературоведение.
Не читайте Герштейн на ночь — начнутся сказки Гофмана.
Ей же 98 лет, а печататься она, в связи с тем, что ее имя тесно было связано с именем Осипа Мандельштама, начала только в 70-е годы. Книжный червь. Потрясающий ум.
И слог — все на месте.
Я думаю, что если ей просто так, завтра вручить академика изящной словесности, а так же академика истории и прочее, прочее, то все будет более чем заслуженно.
Ум, поддерживающий жизнь в теле. Только ум.
***Привёз книгу Герштейн. Она лежала в постели. "Ой, какая хорошенькая, красивенькая, толстенькая!" — сказала она, увидев книгу. Я рассказал ей про свой сон, она сказала: "Господи! Вы это записали?"
Говорили о Гумилёве. Она сказала, что ни в каких организациях он не состоял, он просто переписал им листовку, потому что она была написана плохим русским языком, а он считал, что все, что написано, должно быть на хорошем русском языке. Поэтому и переписал, поправил им стиль, а его расстреляли. Так говорила Цветаева. Мы с ней еще долго говорили о стиле. Я сказал, что не очень люблю литературоведение. "А это и не удивительно, — сказала она, — они же не умеют писать. Это какой-то кошмар, а не литература". Я ей читал аннотацию на ее обложке. Там, где написано, что она меняла воззрения, она воскликнула: "Ой, как правильно!"
Я ей сказал: "Эмма Григорьевна, а где же скромность?" — а она, смеясь: "Мне некогда быть скромной".
Еще бы — 98 лет. "Нет! — восклицает она. — Еще только девяносто восьмой!"
"Крепитесь, Эмма Григорьевна, — сказал я, уходя, — ваша работа этой книгой не заканчивается. А то вы сейчас скажите себе: вот и все, книга вышла. А вы должны сказать: все еще впереди!" Потом я ее поцеловал. А она мне: "Я вас, Саша, тоже хотела поцеловать, но не решалась".
***Вчера ночью исследовал выражение "етит твою мать". Мне так показалось, что глагол "етит" образован от существительного "ети", что само по себе является небольшим искажением слова "йети". В пользу данного утверждение говорит совпадение, пусть даже образное, этих слов, обозначающих нечто большое и волосатое.
