Патриция Хайсмит - Незнакомцы в поезде
Гай! Бруно улыбнулся, спускаясь в лифте. Гай ни разу даже не промелькнул в его сознании в течение того времени, когда Джерард наседал на Бруно, выпытывая у него, где он был в ночь с четверга на в пятницу! Гай! Гай и он! Им нет равных! Как бы он хотел, чтобы Гай был сейчас с ним. Он сжал бы его руку — и пропади пропадом остальной мир. Их подвигам нет аналогов. Словно две огненно-красные линии прочертили небо и исчезли, и люди замерли, не веря, видели они это или им показалось. Он вспомнил стихотворение, которое когда-то читал, оно было весьма кстати к этому случаю. Оно должно быть в одном из кармашков его записной книжки. Он поспешил в бар на Уолл-стрит, заказал выпить и извлек маленький листок бумаги из записной книжки. Этот листок он вырвал из книги стихов, когда был еще в колледже.
ВОЛОВЬИ ГЛАЗА
Вейчел Линдсей
Мы убиваем души молодых,
Не дав им проявить своих даров.
Преступен мир, где юные глаза
Пусты и жалки, словно у волов.
Не голод смерть — отсутствие мечты.
Не то чтобы не сеют — редко жнут.
Служить — куда им с их-то багажом?
И не как люди — как бараны мрут.
У них с Гаем не воловьи глаза. Они не умрут, как бараны. Они пожнут плоды. Он и денег даст Гаю, если тот примет их.
Двадцать шестая
Примерно в то же самое время на следующий день Бруно сидел в шезлонге на террасе своего дома в Грейт-Неке в прекраснейшем расположении духа, и такое состояние было для него и новым и приятным. Джерард этим утром готов был разорвать его, но Бруно был само спокойствие и обходительность и, после того как Джерард ушел, очень гордился своим поведением. Не надо давать Джерарду возможности прижать себя, так можно наделать и ошибок. Джерард, конечно, тупица. Если бы он вчера был пообходительнее с Бруно, то можно было бы сговориться. Сговориться? Бруно громко рассмеялся. О чем это он? О чем сговариваться? Он что, шутит с собой?
Над головой распевала какая-то птичка. Сама себя спрашивала о чем-то, сама и отвечала. Бруно приподнял голову. Мать сказала бы, что это за птичка, она знает. Бруно взглянул на буроватую лужайку, на белую оштукатуренную ограду, "собачьи деревья", на которых начали лопаться почки. Сегодня днем он обнаружил, что в нем проснулся интерес к природе. Сегодня на имя матери пришел чек на двадцать тысяч. Будет еще больше, после того как страховщики перестанут цепляться к ним и юристы перестанут тягать их. За завтраком они говорили с матерью о том, чтобы поехать на Капри — не говорили, а так, заикнулись, — но он был твердо уверен, что поедут. А сегодня вечером они впервые собираются поужинать в маленьком уютном местечке — своем любимом ресторане, в стороне от большой дороги и недалеко от Грейт-Нека. Неудивительно, что он до этих пор не любил природу. Теперь, когда и трава и деревья были его, все и выглядело совсем иначе.
От нечего делать он перелистывал страницы записной книжки, что лежала у него на коленях. Он нашел ее сегодня утром. Он не помнил, была ли она с ним в Санта-Фе или нет, но решил проверить, нет ли в ней чего-нибудь насчет Гая, пока на нее не наткнулся Джерард. Конечно, ему хотелось бы вновь увидеть многих, тем более он теперь при деньгах. Ему пришла в голову одна идея. Он достал карандаш из кармана и на букву "п" написал:
Томми Пандини
232 В, 76-я улица,
а на букву "с"
"Сл."
Лайф-Гард-Стейшн
Мост "Врата ада"
Пусть Джерард побегает за этими вымышленными людьми.
В конце записной книжки он нашел запись: "Дэн 8.15 Отель Астор". Не помнил он никакого Дэна. "Получить $ у Кап. до 1 июня". От надписи на следующей странице у него холодок пробежал по телу: "Вещь для Гая $25". Он вырвал перфорированный по краю листок. Это ремень для Гая из Санта-Фе. Зачем он вообще это записывал? В какие-то неясные моменты…
На территорию с шумом въехал большой черный автомобиля Джерарда.
Бруно заставил себя остаться на месте и продолжать чтение записной книжки. Затем он положил книжку в карман, а вырванный листок сунул в рот.
Джерард неспешно ступал по выложенной плиткой дорожке. Во рту он держал сигару, руки его обвисли.
— Что-нибудь новенького? — сказал Бруно.
— Есть кое-что. — При этих словах взгляд Джерарда пробежал от дома по диагонали через лужайку до забора, как бы еще раз оценивая расстояние, преодоленное убийцей.
Бруно неспешно двигал челюстями, пережевывая маленький кусочек бумаги, словно держал во рту жвачку.
— Что, например? — сказал он.
За плечами Джерарда Бруно увидел его низенького напарника. Тот сидел на месте водителя и неотрывно смотрел на них их-под полей серой шляпы. "Хороши — что один, что другой", — подумал Бруно.
— То, хотя бы, что убийца побежал обратно не в город. Он держался вот этого направления. — И Джерард жестом, каким сельский лавочник показывает дорогу, вытянул руку. — Он чесанул через лесок, и ему там пришлось несладко. Вот что мы нашли.
Бруно встал и посмотрел на кусок пурпурной перчатки и клочок синего материала, похожего на материал пальто Гая.
— Ого! И вы уверены, что это с убийцы?
— Вполне уверены. Это — от пальто. А это — скорее всего от перчатки.
— Или от шарфа.
— Да нет, тут есть маленький шов. — И Джерард указал на шов своим толстым пятнистым пальцем.
— Симпатичные перчаточки.
— Дамские. — И в глазах Джерарда мелькнула искорка.
Бруно глупо усмехнулся — и тут же осекся, поняв, что не следовало этого делать.
— Я вначале подумал, что это профессиональный убийца, — со вздохом сказал Джерард. — Он наверняка знал дом. Но я не думаю, что профессиональный убийца потерял бы голову и стал ломиться сквозь эти заросли.
— Хм, — с интересом произнес Бруно.
— Но он знал и верную дорогу. Она была лишь в десятке ярдов от него.
— Откуда вы знаете?
— Оттуда, что всё это дело тщательно планировалось, Чарльз. Сломанный замок с черного хода, ящик из-под молока у ограды…
Бруно молчал. Херберт сказал Джерарду, что Бруно сломал замок. Он также, видно, сообщил ему и то, что Бруно поставил там ящик.
— Пурпурные перчатки! — весело хохотнул Джерард — чтобы он так весело хохотал, Бруно еще не видел никогда. — Какое значение имеет цвет, если они хранят отпечатки пальцев, правда?
— Да, — согласился Бруно.
Через дверь террасы Джерард вошел в дом.
Бруно после секундного замешательства последовал за ним. Джерард прошел на кухню, а Бруно поднялся к себе. Там он швырнул записную книжку на кровать, а потом спустился вниз, в холл. Открытая дверь в комнату отца вызвала у него странное ощущение, будто он только теперь начал осознавать, что отец мертв. Это ощущение вызывала открытая дверь. Словно выбившаяся рубашка. Словно часовой, покинувший пост. Этого не было бы, будь "Капитан" жив. Бруно нахмурился, затем подошел и быстро закрыл дверь. Ковер был истоптан ногами детективов, его, Бруно, ногами. На столе лежала чековая книжка. Она была открыта, словно ждала подписи отца. Бруно осторожно открыл дверь в комнату матери. Она лежала на кровати, натянув до подбородка розовое стеганое одеяло. Ее голова была обращена в сторону комнаты, она лежала с открытыми глазами. Так она лежала с субботнего вечера.
— Не спишь, мам?
— Нет.
— Джерард опять здесь.
— Знаю.
— Ты не хочешь, чтобы тебя беспокоили, я скажу ему.
— Дорогой, не говори глупости.
Бруно сел на кровать и наклонился к матери.
— Поспала бы, мам.
Под глазами у нее обозначились розоватые морщинистые тени, и рот ее был странно вытянут, отчего губы стали непривычно тонкими. Бруно никогда не видел у нее такого выражения.
— Дорогой, ты уверен, что Сэм никогда ничего не упоминал при тебе? И никого?
— Ты можешь себе представить, чтобы он говорил что-то такое мне?
Бруно стал ходить по комнате. Присутствие Джерарда в доме бесило его. Джерард имел неприятную манеру делать вид, будто у него на каждого что-то есть, даже на Херберта, который, Джерард знал это, боготворил отца и говорил про Бруно что угодно, разве что не выдвигал против него прямых обвинений. Но Херберт не видел, чтобы Бруно мерил двор, иначе Джерард уже выложил бы Бруно такую информацию. Бруно ходил по двору и по дому, когда его мать болела, и те, кто его видел, не могли знать, считает он шаги или нет. Он хотел бы поговорить сейчас с ней об отказе от услуг Джерарда, но мать его не поймет. Она настаивает на том, чтобы он продолжал работать на них, потому что лучше его, она считает, им не найти. Сейчас они с матерью действуют порознь — Бруно и мать. Мать может сказать что-нибудь Джерарду например, что они только в четверг решили назначить отъезд на пятницу, — и это может иметь ужасное значение для него, Бруно, а ему при этом ничего не сказать!
— А ты знаешь, что полнеешь, Чарли? — произнесла мать с улыбкой.
Бруно тоже улыбнулся: в этот момент мать стала похожей на себя. Сейчас она за туалетным столиком надевала свою шапочку для душа.
