Назови меня по имени - Аникина Ольга
Маша вздохнула.
– Не хочешь чаю – пошли на крыльцо, покурим.
Старшая сестра почти не изменилась с момента их последней встречи. Лёгкая полнота придавала Алькиному облику завершённость и мягкость, от неё исходило особое ощущение тепла и уюта.
– А ты всё худеешь. – Алька стряхнула пепел. – Как у тебя вообще… со здоровьем?
– Нормально.
– Это хорошо, – сказала Алька, помолчала и добавила: – Но ты всё-таки сдай кровь на онкомаркёры. Я, например, сдала. Мало ли.
Маша отвела взгляд.
– Ты только за этим пришла? Попросить меня сдать кровь?
– И за этим тоже.
Алька запрокинула голову. Мутное дымное облачко поднялось над её лицом и растаяло. Маша молчала.
– Короче, так, – начала Алька. – Я собиралась звонить тебе после праздников. Вчера уже несколько раз за трубку бралась… Но если уж ты сама сюда приехала, думаю, будет лучше, если я скажу тебе лично.
Несколько секунд над крыльцом висела тишина.
– У мамы нашли метастаз. В правой доле печени. Маленький.
Маша вдохнула синеватый, начинающий светлеть воздух. Помотала головой. Облокотилась о перила.
– Ну, что ты на меня так смотришь? – Алька достала вторую сигарету. – Малыш, не молчи.
Машина пачка оказалась пустой. Сестра протянула ей свою.
Со стороны кустов раздавались лёгкие шорохи; с заснеженных веток упали невесомые рыхлые лепёшки. Может быть, это пробежал ветер, а может, по железной дороге снова прошёл грузовой состав, и сад задрожал, так же, как прежде дрожала вся дачная постройка.
– Дом шатается, – сказала Маша невпопад. – Я не знала.
Алька махнула рукой.
– Был архитектор, сказал, сносить всё к чёрту и строить заново.
– Понятно.
– Послушай, – сказала Алька, – я вообще-то про маму говорю. Ты бы помирилась с ней.
Маша на секунду закрыла глаза. Потом открыла и снова повернулась к сестре.
– А вот то, что оперировали в позапрошлом году? Ты же сказала, что-то доброкачественное.
Алла покачала головой.
– Мама велела так сказать только тебе. – Сестра отвернулась. – Мы думали, обойдётся. Опухоль маленькая была. Хирург говорил: можно решить вопрос радикально. Кто же знал, что оно снова выстрелит.
Маша смотрела на сестру и пыталась аккуратно уложить в голове только что услышанные фразы, по очереди, одну за другой, так, как строят спичечный домик. Но каждый раз одна из спичек соскальзывала, и конструкция рушилась.
– Ты прости меня, – продолжала Алька. – Мама хотела, чтобы ты помирилась с ней не из-за её рака. А из-за неё самой.
– Ясно.
– Что я опять сделала не так? – Алька всплеснула руками. – Я-то в чём виновата?
– Ты не виновата.
Маше хотелось закричать в голос и долго стоять на крыльце, обняв шершавый столб опоры. Но она понимала: нужно беречь силы.
– Ну как, ты помиришься с мамой?
– Помирюсь, – ответила Маша после паузы, сделала шаг к сестре и приобняла её, погладила по голове. – Не переживай.
Седой волос на сестриной макушке ярко сверкнул в электрическом свете.
– Как было бы хорошо, – заговорила успокоенная Алька, – если бы вы начали звонить друг другу, ездить в гости… Ты одно пойми: мама ведь не хотела ничего плохого. Все матери желают детям добра…
Алька завела старую шарманку, но Маша слушала её вполуха. Речь старшей сестры всегда казалась ей немного похожей на коллаж. Для того чтобы высказать мысль, как правило чужую, Алька никогда себя не утруждала поиском формы и довольствовалась тем, что отыщется на поверхности.
– А поехали к маме сейчас? – предложила Алька. – Знаешь, если бы ты ещё и прощения у неё попросила…
Маша замотала головой.
– Сейчас не могу, – сказала она. – Не готова.
– Почему? – Алька попыталась ухватить сестру за рукав. – Поедем! А Петьку заберёшь не в два, а в три. Или в четыре.
Маша затушила окурок о перила и прошла в дом.
– Нет! – крикнула она уже из кухни.
Выбросила потухший бычок в мусорное ведро и снова появилась в гостиной.
– Я забираю Петьку в два и ни минутой позже.
– Тогда, может, после? – Алька не отставала. – Заберёшь в два, а к маме приедешь в четыре? Вместе с Петькой!
Алька не привыкла уходить, не получив желаемого, и Маша уже знала, чем закончится их сегодняшний разговор.
– И обязательно, обязательно попроси у неё прощения, малыш, – настаивала Алька. – Что тебе стоит?
Глава 8
Род Зарядновых пошёл от крестьян, принадлежавших старой купеческой семье. Согласно семейной легенде, дед Андрея был красным пулемётчиком, и молодой бизнесмен очень любил рассказывать о нём, попадая в незнакомую компанию. Когда Маша прожила с Зарядновым несколько лет и изучила его достаточно хорошо, она уже знала: если Андрей вдруг начинает хвастливо рассказывать про двадцатые годы и лихие погромы, нужно срочно закругляться с вечеринкой.
– На бирже труда его спросили, какая у него профессия, и он ответил: «Пулемётчик», – степенно излагал Андрей историю своего предка.
Маша была уверена, что этот эпизод с биржей труда она уже где-то слышала или читала – и читала она вовсе не о предке Заряднова. Но она взяла себе за правило не спорить с Андреем. Ираида Михайловна убедила младшую дочь, что своими едкими замечаниями Маша «способна разогнать всех поклонников в радиусе километра».
Когда они встретились в стенах лаборантской, Андрею было двадцать шесть лет, и у него уже тогда имелась собственная перспективная фирма. Заряднов делал бизнес, поставляя продукты из Финляндии, и находился на самом старте своей удачной карьеры. За несколько лет он сумел стать хозяином сети супермаркетов, а его голос приобрёл немалый вес на отечественном рынке.
На Машин выпускной Заряднов явился без приглашения, но с огромным букетом красных роз. Он рассчитывал на эффект неожиданности, и это сработало. Свою роль сыграли и Машины школьные подружки, которые завистливо поглядывали на взрослого кавалера одноклассницы.
Здесь-то и пряталась ошибка, которую Маша потом себе не простила. Чтобы выпустить наружу Машиного заветного сверчка, оказывается, требовалось совсем немного: терпение, внимание и не благородство хотя бы, а всего лишь его внешние атрибуты. Андрей приближался к новой подруге медленно и осторожно. В проявлении желаний он был теперь подчёркнуто сдержан, и Маша после второго же свидания в кафе уже засомневалась – а верным ли было её первое впечатление тогда, на кафедре анатомии? Ведь сейчас, за столиком кафе, перед ней сидел очень вдумчивый и корректный человек. Казалось, никогда и никто – тем более мама и Алька – не уделял столько времени её персоне. На первом же свидании Андрей сделал всё, чтобы Маша уяснила себе, что настроен он более чем серьёзно.
Гораздо позже Маше стало понятно, что даже здесь скрывался расчёт: в разгар романа с Машей Заряднов продолжал встречаться с самыми разными женщинами. Однажды, через год после свадьбы, Андрей, находясь в приподнятом расположении духа, разоткровенничался и выложил всё начистоту. Так Маша узнала, что, оказывается, был период, когда он делал выбор между двумя или даже тремя кандидатурами. Одной такой Машиной конкуренткой оказалась дочь известного искусствоведа, старого друга семьи Иртышовых.
– Знаешь, почему я выбрал тебя? – спросил Заряднов и тут же ответил на свой вопрос: – Она походила на шлюху, а ты нет.
В первый же месяц жениховства Заряднов познакомил свою девушку с родителями. Мать Андрея молчала, будто воды в рот набрала. Было заметно, что она принарядилась ради своей будущей невестки: дорогая кофточка, пошитая из полупрозрачной ткани, сидела на ней неловко и мешковато. Отец, седовласый высокий мужчина, напротив, разговаривал без умолку. Этот мужчина был доволен всем: женой, сыном, подружкой сына, а больше всего – собой. За вечер он прикончил бутыль «Арарата» и всё ещё не выглядел захмелевшим. Но в целом родители оказались дружелюбными людьми. Они простодушно гордились успехами сына, и Маша невольно чувствовала к ним симпатию.
