Рышард Клысь - «Какаду»
Мне никогда не удавалось поговорить об этом с Монтером, обстановка, в которой проходили наши довольно частые встречи, не благоприятствовала размышлениям о сложности человеческих судеб. Мы не могли даже поговорить о том, что испытали и пережили вместе, наши встречи всегда протекали в атмосфере сосредоточенности и напряженного ожидания, мы всегда находились в преддверии событий, хода которых ни я, ни он не могли предугадать, все наши разговоры в конце концов сводились к сухому обмену чисто деловой информацией.
Монтер нетерпеливо поглядывал то на висевшие над моей головой часы, то на двери вокзала, откуда непрерывным потоком шли все новые и новые пассажиры. И вдруг оба мы одновременно услышали донесшийся из-за массива белых холмов гудок паровоза, пока еще далекий и приглушенный, а потом в морозной тишине гулко разнеслось и глухое громыханье колес.
Толпа на перроне заволновалась, в зале ожидания послышались тревожные звонки, а над нами, под сводами перрона, захрипели мегафоны, и тяжелый дребезжащий голос произнес:
— Achtung! Achtung! Der Zug nach Krakau läuft gerade ein, es ist verboten vor der Abfahrt in Speisewagen platz zu nehmen. Achtung! Achtung!..[14]
Я взглянул на железнодорожное полотно — поезд с грохотом въезжал на станционные пути и мчался к перрону, на котором стояли мы с Монтером; пассажиры хватали вещи и пробирались к краю перрона, чтобы занять места поудобнее. Вот показалась груженная мешками и песком платформа, а следом за ней и паровоз, мелькнул почтовый вагон, и наконец поезд остановился, пронзительно скрежеща тормозами.
— Идем! — крикнул Монтер. — Не теряй из виду Ворона. Он будет стоять в вагоне у окна.
— Ладно!
В общей сутолоке бросившихся к вагонам людей мы медленно протискивались в конец перрона, толкучка создалась невообразимая, в одно мгновение все входы в купе были забиты сваленными тут же, у самых дверей, чемоданами и узлами, мужчины, не обремененные багажом, лезли в окна, вскакивали на буфера, чтобы оказаться поближе к подножкам, перебирались на другую сторону поезда, откуда легче было проникнуть в тамбур; у вагона, к которому мы как раз подошли, придавили какую-то женщину, и ее пронзительный крик прозвучал так отчаянно, что толпа на мгновение притихла, но в следующую же секунду шум разразился с еще большей силой — чтобы услышать друг друга, приходилось выкрикивать каждое слово. Некоторое время я следовал за Монтером и внимательно вглядывался в окна купе, чтобы не прозевать Ворона, но все безуспешно; мы добрались уже чуть ли не до середины поезда, где находился вагон-ресторан и два почти совсем пустых вагона первого класса, к которым никто даже не пытался приблизиться — на дверях этих вагонов красовались белые таблички с четко выведенной черным лаком надписью «Nur für Deutsche»[15], — за ними снова тянулась длинная вереница серых и разболтанных вагонов.
Монтер остановился и, пытаясь перекричать толпу, скомандовал:
— Подожди здесь! Нет смысла таскаться с чемоданом по перрону. Как только найду Ворона, сразу вернусь!
— Поторопись! Мы можем опоздать.
— Будь спокоен. У нас еще уйма времени. Паровоз набирает воду, так что успеем.
— Ладно. Жду тут.
Монтер ринулся чуть ли не бегом, и я тут же потерял его из виду. Чемодан был дьявольски тяжелый, я поставил его на перрон и с тревогой глянул в ту сторону, куда должны были подать паровоз, но нигде не заметил красной фуражки начальника станции: видно, до отъезда и в самом деле оставалось еще порядочно времени. Несколько успокоившись, я повернул голову и взглянул на вагон, перед которым стоял, — все его окна были закрыты, за исключением одного, в котором я увидел офицера вермахта: он стоял, высунувшись из окна, в накинутой на плечи шинели и, опираясь локтями на опущенную раму, с интересом наблюдал за бурлящей на перроне толпой. Когда я увидел его лицо, на мгновение обращенное в мою сторону, меня охватило странное, похожее на зависть чувство; впрочем, то была не зависть, а нечто совсем другое, я подумал, что если бог существует, то он дал этим людям такие лица только затем, чтобы они демонстрировали их всем покоренным и истерзанным народам Европы, — у него было исключительно красивое лицо, к тому же удивительно мужественное и серьезное и при этом совершенно лишенное той холодности и презрительного высокомерия, каким офицеры оккупационных войск так охотно перед нами щеголяли. Майор, которого я так упорно рассматривал, видимо, почувствовал мой взгляд и еще раз посмотрел в мою сторону. Я тотчас отвернулся, ибо по опыту знал, что это могло вызвать самую неожиданную реакцию — нам, рабам, не разрешалось слишком долго смотреть в глаза нашим владыкам, обычно это плохо кончалось. Тут я услышал окрик Монтера — он бежал ко мне по перрону — и, схватив чемодан, двинулся ему навстречу.
Вдруг толпа заволновалась, среди пассажиров началась дикая паника, в первый момент я даже не мог понять, что случилось, мне пришлось остановиться, чтобы не потерять из виду Монтера, но, как только схлынула первая волна бегущих, услышал лай полицейских собак и гортанные возгласы жандармов, окруживших перроны и всю территорию вокзала. Я понял, что происходит, и, с отчаянием оглядевшись вокруг, увидел вдалеке людей Монтера, пробиравшихся в мою сторону в обезумевшей от страха толпе, увидел их побледневшие и встревоженные лица; протиснувшись сквозь толпу, ребята остановились неподалеку от того места, где стоял я, у полотна, на другой стороне перрона, но ничем не могли мне помочь, положение казалось безнадежным, похоже было, что мы все попались — Монтер, я и эти парни. Полиции на вокзале становилось все больше и больше, теперь уже охранялся каждый проход, а так как я торчал на месте, меня непрестанно толкали бежавшие в разные стороны пассажиры; я искал взглядом стройную фигуру Монтера, вот он появился — выбравшись из толпы, запыхавшийся и бледный от волнения, он устремился ко мне и быстро произнес:
— Пошли скорее, Хмурый. Ворон уже в купе. Мы должны во что бы то ни стало избавиться от этого груза. Если заставят раскрыть чемодан — все пропало.
— Сегодня не ожидалось облавы! — бросил я со злостью. — Ведь ты сказал, что сегодня — облавы не будет.
Монтер беспомощно пожал плечами.
— У меня была точная информация. Но с ними никогда ничего не известно.
Он взял у меня из рук чемодан и решительным шагом двинулся вперед, я последовал за ним, но не прошли мы и нескольких метров, как я заметил, что жандармские патрули проверяют и багаж находившихся на перроне пассажиров, задерживая тех, кто пытается прорваться за кордон полицейских. Я схватил Монтера за плечо:
— Послушай, друг. Здесь нам не пробраться, надо попробовать с другого пути.
Монтер посмотрел на меня рассеянным взглядом.
— Где? Через минуту то же самое будет и на той стороне. Они окружили весь вокзал.
Однако мы вернулись и снова очутились в той части перрона, где стояли почти пустые вагоны с белыми табличками, на которых виднелись надписи «Nur für Deutsche — Nur für Deutsche — Nur für Deutsche».
— Постой! — проговорил я быстро. — У меня есть идея. Я знаю, что надо сделать.
Монтер опустил чемодан на землю, я снова заметил среди мечущихся в панике пассажиров его ребят, непрерывно сновавших невдалеке от нас, заглянул в открытое окно вагона, в котором видел офицера вермахта, но сейчас там было пусто, я решил, что майор, наверно, вышел на этой станции, но тут же увидел его у газетного киоска. Он повернулся и с пачкой иллюстрированных журналов под мышкой направился к вагону; наши взгляды встретились, и на лице майора мелькнула улыбка — похоже было, что паника на вокзале очень забавляет его, — я ответил ему такой же улыбкой и кивком головы, дав понять, что отношусь ко всему этому точно так же, мне пришла в голову мысль, что он принял меня за проезжего немца, и на душе стало сразу легче. Майор вошел в вагон, схлынули последние пассажиры, и перед нами оказалось пустое пространство перрона, по которому медленно направлялся в нашу сторону жандармский патруль из трех человек. Я взглянул на Монтера — он был спокоен, обе руки держал в карманах пальто, я знал, что в этот момент он, так же как я и его парни, которые стояли, готовые ко всему, поблизости, лихорадочно сжимает рукоятку пистолета. По всей вероятности, если жандармы подойдут к нам и прикажут открыть чемодан, Монтер выстрелит первым, теперь мы уже не могли двинуться с места, это вызвало бы еще большее подозрение и привлекло к нам особое внимание полиции. Жандармов отделяло от нас всего каких-нибудь тридцать метров, они смотрели на нас, тогда я взял чемодан и протянул руку Монтеру.
Монтер нервно заморгал, он сразу догадался, что я намерен предпринять, лицо его дрогнуло, но он спокойно пожал мне руку.
— То, что ты хочешь сделать, очень рискованно.
— Подскажи мне лучший выход.
