Дженнифер Кауфман - Любовница Фрейда
Минна сидела и до одиннадцати часов ждала, задремывая и просыпаясь, пока сестры вызовут ее. Потом встала и вышла в гостиную, где увидела сестер на диване, готовящихся пойти наверх и вздремнуть. Минна сообразила, что сон — основное времяпрепровождение сестер и источник их постоянных жалоб. Днем все разговоры вертелись вокруг того, как мало им удалось поспать прошлой ночью, сколько часов им не хватило и когда они собираются разойтись по спальням. Минну проинструктировали, как выдавать таблетки, медицинские рецепты и пепсин, и она получила представление о том, сколько настойки из аптечки будет в самый раз для удовлетворительного ночного сна.
Сестры обсуждали сон с утра до глубокой ночи и вечно страдали от «заторможенности», которую они считали последствием недосыпания, как, собственно, и свое нежелание выходить из дому. Целый день Луиза бормотала что-то. Обычно она похрапывала на софе в гостиной. Белла присоединялась к ней, вязание валилось ей на колени комом заскорузлой пряжи.
Оказалось, что в обязанностях Минны нет ничего необычного — будить сестер утром и быть на побегушках после полудня, пока они изволят отдыхать. Белла и Луиза никогда и никуда не ходили вместе с ней, боясь переутомиться. Минне это было на руку, потому что иногда ей удавалось ненадолго ускользнуть из дому и выпить кружечку-другую пива в местном трактире.
В пятницу, исполнив все поручения, Минна вернулась домой, и Луиза уведомила ее, что с утренней почтой для нее прибыло письмо. Служанка отнесла его наверх, в ее комнату. Едва взглянув на конверт, Минна поняла, что письмо не от Фрейда.
* * *Вена, 22 февраля 1896 года.
Милая моя Минна!
Не могу передать, как я расстроилась, узнав, что на прошлой неделе ты покинула матушку и нашла работу во Франкфурте. Вчера я получила открытку с твоим новым адресом и должна тебе сказать, что напрасно ты не уведомила меня о своих планах, тем более что и дети, и я очень по тебе скучаем, а ведь мы так надеялись, что через месяц ты вернешься.
Софи особенно огорчилась, узнав, что ты не приедешь домой. Она опять взялась за старое по ночам и часто из-за этого плачет. Зигмунд полагает, что ты решила отправиться на заработки, потому что, наверное, считаешь себя обузой для семьи. Но я уверяю тебя, что это не так.
Мы с тобой не должны разлучаться. Пожалуйста, подумай еще раз хорошенько, и если уж ты не можешь иначе, сделай так, чтобы твое пребывание во Франкфурте не затянулось надолго. Дорогая моя сестричка, мне остается только умолять тебя и надеяться, что ты передумаешь, к нашей радости.
Мне показалось, что мама повлияла на тебя, и по ее совету ты согласилась занять должность у сестер Кассель. Если дело в этом, я могу напомнить тебе о том, что всегда говорил Зигмунд: маме безразлично наше счастье. Хотя он, конечно, иногда бывает слишком суров к ней, но ты сама это прекрасно знаешь.
Кстати, нынче утром, выйдя от цветочницы, я столкнулась с Эдвардом. Он возвращался после приема в больнице. Эдвард любезно проводил меня немного, мы перекинулись словечком. Представляешь, английские скаковые нынешним летом появятся на ипподроме в Дрездене! Еще он рассказал, что только что вернулся из Флоренции и с тех пор просто бредит прекрасными фресками галереи Уффицы. Эдвард справлялся о тебе, и я сообщила, что ты получила место. Он, кажется, был ошарашен и спросил: «Почему именно Франкфурт?» А я сказала: «Я не могу дать ответ на этот вопрос».
Но до чего же он все-таки красив! Какие изысканные манеры! Эдвард спросил у меня адрес твоих хозяев, надеясь, что ты не сочтешь его поступок дерзким, и он не слишком переоценивает твой энтузиазм. Я сказала, что ты обрадуешься весточке, и, уверена, письмо не заставит себя долго ждать.
Что еще? У Анны режутся зубки, Мартин и Эрнст подхватили тонзиллит, Эдна хворает, если ей верить, конечно. Господи, дай мне сил! Зигмунд, как всегда, отсиживается в кабинете, но вчера вечером ненадолго приходил поиграть с детьми в их любимую игру «Сто путешествий по Европе». Он передает тебе привет.
Прилагаю письмо, которое написала София. Она каждый день о тебе спрашивает. Лелею надежду, что ты передумаешь и скоро вернешься к нам.
Твоя любящая сестра
Марта.
Минну захлестнули чувства, так трогательно-невинно Марта просила ее вернуться домой. Ей удалось пережить минувшую неделю и укрепиться во мнении не повторять своих прегрешений и держаться от Зигмунда подальше. Но где-то очень глубоко горело в ней неугасающее страстное желание снова увидеть его. Но не бывать этому. Опять накатил жгучий вопрос, словно приливная волна. Как могла она сделать такое своей сестре? Кажется, седьмая заповедь уже повсюду безнаказанно нарушается. Ведь только и слышишь, как такой-то и такая-то завели роман. Однако особые обстоятельства Минны били этот национальный феномен, словно козырь туза. Да, кровь — не водица.
Глава 23
A несколько дней спустя, пока Минна вымучивала ответ сестре, действительно пришла открытка от Эдварда.
* * *Вена, 26 февраля 1896 года
Дорогая Минна!
Ваша сестрица Марта любезно сообщила мне ваш адрес. Какая удача, что вы во Франкфурте! В будущем месяце я собираюсь в те края на ежегодную распродажу английских скаковых в Нидерраде, это всего пару километров южнее города, он построен по образцу одного из парижских клубов: башенки, цитадели и тому подобное, а рядом — очаровательный ресторанчик. Надеюсь, вы сможете присоединиться ко мне.
Минна, дорогая, возможно, я не уделил достаточного внимания вашей страсти к путешествиям, когда мы виделись в последний раз. Меня восхищает ваш непоседливый дух, и я очень надеюсь снова увидеться с вами.
Эдвард.
Минна небрежно бросила открытку в ящик, где она исчезла среди вороха бумаг, и вспомнила, как Марта ей все уши о нем прожужжала. Сестра права. Эдвард — блестящая партия. Но ее мысли были в таком беспорядке, что она едва ли могла ему ответить.
Минна спустилась в общую комнату и застала там сестер за чтением присланной с нарочным записки от их близкого друга Жюльена Барне — консультанта по декоративно-прикладному искусству. Какое-то время он находился за границей, но возвращался домой уже сегодня к вечеру. В ознаменование его приезда они решили закатить завтрашним вечером импровизированный званый обед a huit heures sonnantes [24]. Повар, кухонная обслуга и горничные получили надлежащие инструкции. Скреблись каминные решетки, мебель выбивалась и полировалась до блеска. Минну отправили за свечами, цветами, фруктами в сахаре, солеными орешками, шампанским и пикантными закусками. Теперь хоть в доме можно будет согреться изнутри и снаружи.
А завтра вечером, с восьмым ударом часов явился почетный гость. Его встретил теплый, ярко освещенный дом, наполненный белыми розами — само воплощение изобилия. Сестры рассказывали Минне, что у Жюльена безупречный вкус и придирчивое око, так что прислуге велели спрятать простецкие пледы и шали, которые сестры вечно разбрасывали, и те валялись, словно обиженные собачки, на диванах и креслах.
— Cher [25] Жюльен. Как мы скучали! — в унисон пропели сестры.
— Мои самые восхитительные клиентки, — ответил он мягким, проникновенным тоном, отдавая шелковый цилиндр, трость с серебряным набалдашником и шерстяную накидку лакею и бросив томный взгляд на Минну, стоявшую в передней. Он одарил лучезарной улыбкой двух женщин, глядевших на него с обожанием, и картинно приложился губами к ручке каждой из них.
Минна внимательно смотрела на этого длинного и прямого, как шест, человека. Он отличался призрачной восковой бледностью, у него были высокие скулы и безупречные волосы, зачесанные назад. Ладони оказались мягкими и по-женски пухлыми, на левом мизинце красовался объемистый сапфир. Они переступили порог гостиной и расселись среди никчемных безделушек и затхлых бутыльков с ароматными притирками.
— Ваш дом, как всегда, очарователен, — произнес Жюльен, оглядывая помещение. — У вас обеих отменнейший вкус.
«О да, если ты любитель покойницких», — подумала Минна.
Компания собралась небольшая и состояла из двенадцати гостей, большинство были знакомы друг с другом, этакая смесь из государственных чиновников, молодых и хорошеньких светских львиц и двоих профессоров неприступного вида. Это были люди, которых редко кто любит, но они оказываются кстати на званых обедах. Минна поразилась умению сестер собрать их, несмотря на то, что гости только и делали, что травили бесконечные байки о своих столетней давности европейских похождениях или скандалах.
