Эйнар Карасон - Шторм
— Сюда явно войдет четыре-пять фляжек!
На этом моя карьера закончилась. Больше меня в команду не приглашали.
СИГУРБЬЁРН ЭЙНАРССОН
Устроить Шторма в какую-нибудь газету никак не удавалось, и мы видели, что он смотрит на нас как на обманщиков, хотя вроде и не дерзит. Я счел своим долгом помочь ему составить хорошее резюме; мы вместе написали письма на имя главных редакторов различных газет и журналов, немало приукрасив опыт его работы на этом поприще; даже маленькие объявленьица типа «куплю…» в датских рекламных газетенках назвали «значительной работой в качестве внештатного корреспондента датских газет». И так далее в том же духе. Я, однако, подозревал, что это не поможет, и поэтому слегка нервничал; Йон Безродный (когда мы со Штормом возобновили общение, я снова стал его так называть) сказал издательскому начальству, что я ищу Шторму работу, и теперь я воспринимал это как свою обязанность; если ничего не получится, я не оправдаю доверия. Я ломал голову, как бы вручить резюме нужным людям лично, мне казалось, что если оно поступит в обычном порядке от незнакомого человека, то осядет в каком-нибудь бюро по трудоустройству и будет там пылиться вместе с другими ненужными бумагами.
Так случилось, что я приходился дальним родственником главному редактору одной из двух исландских утренних газет. Этого человека звали Тейт — троюродный брат моей мамы или что-то в этом духе, может, четвероюродный или пятиюродный… По крайней мере, Тейт приходил на мою конфирмацию, что нас тогда слегка удивило, поскольку он был влиятельной знаменитостью, так сказать, столпом общества, а родственных связей мы, в общем, не поддерживали; они с мамой встречались в основном на похоронах и поминках. Я даже не рассчитывал, что он меня знает, хотя сам, конечно, всегда знал, кто он такой.
Поэтому для меня было приятной неожиданностью, когда я, только вернувшись из Дании, работал в компьютерной фирме, и мы что-то делали для этой газеты, я проводил там целые дни и однажды встретил этого знаменитого главного редактора, и он меня узнал; Тейт остановился, посмотрел на меня и спросил: «А не мой ли это родственник Сигурбьёрн?» Меня это очень тронуло; такие люди, как он, имеют полное законное право не помнить всех тех ноубоди, с которыми они состоят в отдаленном родстве или которых когда-то встречали. А полмесяца спустя я столкнулся с ним на том же самом месте, и он спросил о маме и чем я занимаюсь, но тогда он куда-то спешил и настоятельно попросил меня как-нибудь заглянуть к нему в кабинет, «выпьем кофе и поболтаем». И я дважды пытался, однажды зашел после работы, а потом еще через несколько дней в обеденный перерыв, но в первый раз Тейт был за границей, а во второй — на совещании, так что я попросил секретаршу передать ему, что приходил, и подумал: я свое дело сделал. Тейт в ответ передал через секретаршу, что очень просит меня как-нибудь зайти снова, ему жаль, что он был так занят. Но у меня как-то пропало желание, я не хотел докучать занятому человеку, которого мучит совесть за то, что он не нашел время «поболтать» со мной о том о сем.
Однако теперь мне пришла в голову идея принять его приглашение, воспользоваться возможностью и прийти по делу: привести с собой Шторма, прихватив его заявление о приеме на работу, написанное прямо на имя Тейта; я был уверен, что это правильный путь — идти прямо к начальству. Шторм мог бы рассказать ему две-три истории — личное знакомство всегда лучше, так что я позвонил секретарше и представился; она узнала меня, хотя прошло уже полгода, и я спросил, когда можно встретиться с главным редактором. Она посоветовала мне зайти на следующий день около половины одиннадцатого; в это время закончится редколлегия, после чего он, как правило, сидит в кабинете до полудня и принимает посетителей; возможно, придется подождать, но он наверняка найдет для меня время.
На следующее утро я зашел за Штормом около девяти, как мы договорились по телефону накануне вечером, собирались составить заявление непосредственно на имя Тейта и ждать с ним в приемной с половины одиннадцатого. Конечно же мы оказались в цейтноте, поскольку Шторм к моему приходу еще не проснулся и ему понадобилось немало времени, чтобы встать и собраться, вечером он «немного развлекся», неожиданно зашли два старых знакомых, и ему пришлось открыть для них бутылку белого вина из запаса, который он привез в контейнере, кроме того, у него не было машинки с исландским шрифтом, только та, на которой печатали его дети, когда учились в датской школе, то есть с буквами «å» и «ø», но без «p» и «ð», — Шторм, конечно, пытался меня убедить, что «это ничего, и так все понятно», но я был уверен, что из-за этого заявление будет выглядеть так, будто он плохо знает исландский, и мы сбегали ко мне домой, написали заявление там, а потом на полной скорости понеслись в газету. Вся эта беготня нас немного подзадержала, и мы пришли только без четверти одиннадцать, и когда я представился, секретарша сказала, что главный редактор только что ушел, минуты две-три назад; мы можем прийти завтра или подождать, он, вероятно, вернется еще до полудня; из здания он не вышел, так что может быстро подойти. Мы сели и стали ждать, ожидание затянулось, десять минут — явно большой срок, когда тупо сидишь и ждешь; прошло двадцать минут, потом полчаса, и Шторм начал терять надежду, начал жаловаться на слабость, мол, ничего не ел, ничего не пил после вчерашнего вечера, и около половины двенадцатого мы встали и решили пойти. Спускаясь с лестницы, я думал о том, что надо попытаться еще раз завтра. Но на лестнице столкнулись с самим Тейтом, он быстро поднимался, разговаривая на ходу с двумя мужчинами, которые шли по бокам и старались от него не отставать, и лучше бы, конечно, было не попадаться ему на глаза, но он увидел меня и спросил, не повидаться ли я зашел, и я быстро выпалил что-то типа того, что просто проходил мимо…
— Извини, у нас тут небольшие проблемы в типографии, — он указал на мужчин, которые остановились и ждали его, — и я еще с ними не развязался, ужасно жаль, зайди, пожалуйста, в следующий раз, — а кстати, ты чего-то хотел?
— Нет, — сказал я, но взял у Шторма заявление и протянул главному редактору, — я проходил мимо и решил занести тебе заявление и порекомендовать этого человека, Эйвинда Йонссона, тебе бы понравились…
Я заметил, что, как только я назвал имя Эйвинда и пояснил, в чем, собственно, дело, главный редактор вдруг занервничал, лицо его окаменело, он растерянно махнул рукой в сторону ожидавших мужчин и пошел, их дело явно не терпело отлагательств, но я был так рад, что всунул заявление, и с оптимизмом воскликнул:
— Я попробую зайти еще раз, прямо завтра!
— Попробуй, дружище, попробуй!
Они шумно поднялись по лестнице…
* * *Вечером мне позвонил Шторм. Он часто звонил. Только на этот раз я почувствовал, что его что-то гнетет. Он был абсолютно серьезен. И немного удивлен, даже поражен.
— Слушай, мне тут Тейт звонил.
— Да ну! Прямо тебе? Замечательно! Должно быть, хотел тебе что-то сообщить.
— Можно и так сказать. Он сказал, что не может дать мне работу.
— Что? Позвонил сам, в тот же день, когда получил заявление, и объявил тебе это лично? — Мне казалось, что тут, должно быть, какое-то недоразумение.
— Ну да.
— Подожди… А что он сказал? Что пока нет свободных вакансий, так?.. Мы же подчеркнули, что ты мог бы начать фрилансером или просто подождать, пока что-нибудь освободится… Что он, собственно, сказал?
— Просто что для меня нет никакой работы.
— Не понял! Как он это сформулировал?
Я чувствовал, что Шторм удручен тем, что так долго приходится мне все растолковывать.
— Ну, он позвонил, представился и сказал: «Я просто хочу вам сообщить, Эйвинд, что в нашей газете для вас никакой работы нет. Будьте здоровы». И все. End of story![68]
— Ничего не понимаю! Бред какой-то. Подожди… Можно подумать, он имеет что-то против тебя лично!
— Можно подумать, — горько сказал Шторм.
— Ерунда какая-то! В чем же может быть дело?
— Не знаю.
— Все это как-то странно. У меня слов нет!
— Да. Разве только он злится, что я однажды врезал его сыну.
— Что?
— Однажды я вмазал ему на вечеринке, лет десять — пятнадцать назад.
— Его сыну?
— Именно… Да так, что он отключился. Дома у Ислейва. Пришла полиция и мужик вместе с ними. Я наверняка тебе рассказывал.
И тут мне смутно вспомнилась какая-то история из нашей пьяной болтовни в Дании. Я был ошеломлен.
— Никакая другая причина мне в голову не приходит, — сказал Шторм.
— Да… Слушай, сейчас я спешу, давай поговорим как-нибудь в другой раз, не откладывая.
— Все нормально, до встречи.
Я чувствовал себя полным идиотом, никогда к такому не привыкну…
ЙОН БЕЗРОДНЫЙ
