Михаил Кириллов - Учитель и его время

М. М. Кириллов

Учитель и его время

Светлой памяти моего Учителя профессора

Евгения Владиславовича Гембицкого

Рецензенты:

доктор медицинских наук профессор М. А. Осадчук,

доктор медицинских наук профессор В. Р. Гриценгер.

Утверждена к изданию Ученым Советом СГМУ. Печатается в авторской редакции.

Предисловие

Эта книга – сага о Евгении Владиславовиче Гембицком, моем Учителе, и о его времени.

Астраханский парень, студент-медик, фронтовой врач, военный терапевт, работавший в госпиталях и в медслужбе военных округов, преподаватель Ленинградской Военно-медицинской академии, начальник кафедр военно-полевой терапии в Академии и кафедры терапии в Институте усовершенствования военных врачей в Москве, доктор медицинских наук, профессор, генерал, член-корреспондент АМН СССР (РФ). Таков его жизненный путь.

Е. В. Гембицкйй – выдающийся отечественный терапевт XX века, один из основоположников военно-полевой терапии, создатель терапевтической школы. Он – государственный человек, для которого интересы Родины всегда были выше его собственных. Он – незаурядная личность советского периода нашей истории; он – ее ровесник и творец. Соответствовать своему времени всегда сложно, но ему это удалось.

…Мощный корабль только что скрылся за поворотом великой реки, но волны, бегущие за его кормой, еще долго будут напоминать об ушедшем исполине.

Выражаю глубокую благодарность за помощь в работе над книгой Нине Яковлевне Гембицкой – жене профессора Е. В. Гембицкого.

«Заслуженный врач России», профессор СГМУ М. М. Кириллов

Духовная родина

Евгений Владиславович Гембицкий – мой учитель и друг, узнав, что мне предстоит побывать в Астрахани, порекомендовал в поездке присмотреться к этому, по его мнению, особенному городу и, если получится, навестить его, уже бывший, родительский дом. «Астрахань – это моя духовная родина», – сказал он.

И вот я – в Астрахани. Март, но аэропорт в снегу. Над головой – луна. Круглая – в морозной короне. Страшная картина – золото в черном небе. На автобусной остановке – полно народу. Автобус пришел только через час и был с боем взят замерзнувшими пассажирами.

Вышел у Кремля. В темное морозное небо уходили белые стены и башня с конусовидной деревянной крышей. Громадина среди неубранных сугробов… А вот и гостиница – словно освещенный корабль в Черном море. Номер тихий, за окном – снежная скатерть ночной Волги.

Проснулся рано. Повернул голову к окну: серое небо да толстые ветви, покрытые инеем. Иней – с палец.

Целый день можно посвятить знакомству с городом. Набережная – в двух шагах. Еще сумрачно. Вровень с парапетом в снегу протоптана тропинка. Волга стылая и промозглая. На другом ее берегу – темные купы вётел. Вдали опоры строящегося моста. Все пустынно, безлюдно, неуютно. Улицы – в торосах. В старом парке в снегу утонули скамьи. Застряли в сугробах корявые вековые деревья. Молчание и неподвижность.

На холме в полукилометре от берега Волги раскинулся белокаменный Кремль. Оборонная мощь стен. Внушительна их высота – до 10 метров. Стрельчатый верх, бойницы. Высокие угловые башни с конусовидными тесовыми кровлями, смотровыми площадками и остроконечными башенками наверху, украшенными деревянным кружевом, металлическими флажками, металлическими ветвями и птицами. У самого древнего – Троицкого – собора на кремлевскую стену выходит «царское» крыльцо, рукава его лестниц полукружьями спускаются к улице. Толпа народа, чернеющая на фоне белой лестницы и сугробов, угрожающе скопилась у тротуара в молчаливом ожидании городского транспорта. Показалось: дай им в руки пики, надень шлемы – чем не астраханское войско! Кремли российских городов. Что они теперь охраняют? Память? Отчего же она так безлика?! Хорошо бы здесь поставить памятники достойным людям города всех времен…

Пречистенские ворота Кремля с колокольней господствуют над городом. Наверху громко и торжественно бьют часы, пугая птиц. Ворота высотой метров 20! Что это? Требование архитектуры? Ведь в такие ворота въедет стратегическая ракета в вертикальном положении. Центральное строение Кремля – Успенский собор, обнесенный резной каменной галереей. Загляделся на купола. Проходивший мимо рабочий с лопатой через плечо тоже поднял голову и, оценив мой интерес, уважительно сказал: «Памятник архитектуры».

Утром в морозном инее, в сугробах по пояс, с тропинками и дорожками внутренний двор кажется спящим. Сонно бредут на этюды молодые художницы – ученицы училища, расположенного здесь же, в одном из архиерейских домов. Тяжелы этюдники для худеньких девичьих плеч.

Пройдя двор, сквозь ворота одной из башен неожиданно вышел на громадную площадь перед Кремлем. Красота необыкновенная: белый простор, чистота снега, деревья в густом инее. Резные кисти кипарисов в белых перчатках. Зеленые ежики самшита весело торчат из-под снега и как бы говорят: «Все это – только зимняя игра, а мы – живы, мы – живы!» Видать, весне не миновать!

Полдень. С высоты пятого этажа мединститута (место моей командировки) хорошо виден город. В голубом небе парит колокольня. Купола Успенского собора залиты солнцем. Симфония сверкающих белоснежных разноцветных крыш. Город приземист, почти вровень с рекой. Когда-нибудь в паводок Астрахань действительно снесет в Каспийское море…

Никакой геометрии улиц – хаос, естественно рожденный когда-то. Смысл его утрачен. Раньше, в далеком прошлом, по сторонам от Кремля, строились Земляной город, Белый город. Строили, кто, как мог и хотел. Улицы – бугром.

Дома пузатые, разноцветные, диссоциируют и вместе с тем составляют целостную гамму радости, к которой нечего добавить. Не дома, а ряженые. Не город, а ярмарка. Кустодиевские улицы. Они были и до него, на своих картинах он лишь неба добавил.

Чувствуется, что город растет, в основном – по окраинам. Но и в мир старой Астрахани вызывающе врезаются коробки новых домов, грозя своими безликими цементными тушами затмить этот старый, исполненный гармонии красок и музыки мир, по – видимому так любимый Гембицким. Эти коробки – как иностранные дипломаты на рынке. И их становится все больше.

В старой части города – дома, по возрасту – свидетели детства и юности моего друга. С сырыми понизу, толстыми кирпичными стенами и облупившейся штукатуркой, с громадными лестницами, с непропорционально большими балконами и верандами. Время, кажется, ничего не может с ними сделать: стоят и стоят. Так, от природы здоровые 70-летние люди, такие как мой Учитель, с какого-то момента как бы перестают изменяться и стареть. Годы идут, косые дожди бьют, а все те же морщины, все та же цельность натуры, те же проблемы.