Дж. Морингер - Нежный бар
Душным вечером в пятницу в середине августа Шерил предложила зайти в «Пабликаны», чтобы выпить по последней рюмке перед тем, как идти домой к дедушке. Я сказал, что мне кажется, дядя Чарли этого не одобрит.
— Ты постоянно ходишь в «Пабликаны», — заметила она.
— Днем. По вечерам в «Пабликанах» все по-другому.
— Кто это сказал?
— Это и так понятно. Ночь — совсем другое дело.
— Дяде Чарли наплевать. Он хочет, чтобы ты стал мужчиной. Будь мужчиной.
Нехотя я вошел за ней в дверь.
Я оказался еще более прав, чем думал. С наступлением темноты «Пабликаны» превращались в совершенно другое место. Более оживленное. Все смеялись и разговаривали одновременно, и казалось, все вращалось вокруг секса. Люди говорили то, о чем наверняка пожалеют на следующий день. И там было столько разных типажей! Я наблюдал такой парад характеров в таком разнообразии костюмов, что у меня было ощущение, что мы с Шерил прокрались за сцену оперного театра. Там были и священники, и игроки в софтбол, и руководящие работники. Там были мужчины во фраках и женщины в вечерних платьях, которые зашли туда по пути на благотворительный вечер. Были игроки в гольф, только что закончившие игру, яхтсмены, недавно ступившие на берег, рабочие, пришедшие со стройки. Бар был переполнен, как электричка в час пик, на которой мы с Шерил приехали с Манхэттена, и на самом деле мог бы стать продолжением поезда, еще одним прицепленным к нему вагоном. Длинный и узкий бар был забит людьми и заметно раскачивался из стороны в сторону. Мы вошли в толпу, и Шерил выхватила сигарету у какого-то молодого человека, коснулась его запястья, положила руку ему на плечо, откинув волосы назад. Я вспомнил, что в ее сумочке лежит новенькая пачка «Вирджинии Слимз», и тут меня осенило. Все ее разговоры насчет того, чтобы сделать из меня мужчину, были просто прикрытием для генерального плана. Она просто-напросто мечтала, чтобы я смог сопровождать ее в «Пабликаны», где отдыхают все стоящие ребята. Понятное дело, ей не хотелось ходить туда одной. Не хотелось выглядеть женщиной, готовой на все, чтобы заполучить парня.
Значит, меня используют! Я внедрился в толпу, прокладывая путь к барной стойке. Однако прошел несколько шагов и наткнулся на плотно сомкнутые ряды ожидавших своей очереди. Поскольку я не мог идти ни вперед, ни назад, я остановился и прислонился к столбу. Рядом со мной стояла девушка лет двадцати с небольшим. У нее было хорошенькое личико, одета она была в клетчатое, подчеркивающее фигуру платье с вытачками по бокам.
— Ничего, если я здесь постою? — спросил я.
— У нас свободная страна.
— Эй, мой дедушка все время это повторяет. Ты что, дружишь с моим дедушкой?
Она собралась было что-то ответить, но потом сообразила, что это шутка.
— Как тебя зовут?
— Джей Ар.
— Эвинг?
— Именно так.
— Ты, наверное, часто это слышишь?
— Нет, впервые — от тебя.
— Что означает «Джей Ар»?
— Это мое имя по документам.
— Правда? И чем ты занимаешься, Джей Ар Эвинг, когда ты не в Саусфорке?
— Работаю в юридической фирме. В городе.
— Адвокатом, да?
Я расправил плечи. Никто еще не называл меня адвокатом. Я не мог дождаться, чтобы написать об этом матери. Девушка в клетчатом платье вынула из сумочки сигарету и стала возиться со спичечным коробком. Я взял спички и зажег сигарету в точности так, как это делали в «Касабланке».
— А ты кто такая? — спросил я, копируя голос дяди Чарли. — Расскажи мне о себе.
Шерил научила меня задавать женщинам этот вопрос. Женщины любят вопросы о самих себе даже больше, чем украшения, сказала Шерил. Поэтому я задавал один вопрос за другим. Я засыпал вопросами девушку в клетчатом платье и выяснил, что она работает продавщицей, ненавидит свою работу, хочет быть танцовщицей и снимает с подругой комнату в Дагластоне. И что подруга уехала на Барбадос.
— Ее не будет целую неделю, — сказала девушка в клетчатом платье. — В квартире та-а-ак пусто.
Втянув щеки, я заметил, что в ее стакане с пивом остался всего глоток.
— Раз уж разговор зашел о пустоте, позволь мне купить тебе еще одно пиво.
Я направился к бару. Тут вмешалась Шерил.
— Мы уходим, — объявила она, хватая меня за галстук.
— Почему?
— Дядя Чарли заметил тебя и очень сердится.
Дядя Чарли ни разу в жизни не сердился на меня. Я сказал, что мне хочется сбежать на Аляску от такой жизни.
— Господи! — воскликнула Шерил. — Будь мужчиной!
По дороге домой у Шерил появилась идея. Поскольку мы все равно уже нажили себе неприятностей с дядей Чарли, то можно еще немножко покутить перед сном. Она предложила поехать выпить в Рослин. В бар попроще. Сестра взяла ключи от «кадиллака» дяди Чарли, и мы отправились в печально известное заведение, где даже восьмилетний ребенок мог не моргнув глазом заказать «Текилу Санрайз».
— Пойди закажи нам коктейли, — сказала Шерил, подталкивая меня к стойке.
Я пробрался сквозь толпу, и когда вернулся с двумя порциями джина с тоником, Шерил стояла в окружении пяти моряков. Они выглядели так, будто собираются задержать ее на пограничном контроле.
— Вот он! — воскликнула сестра, когда я появился.
— Ты его нянька? — поинтересовался один из моряков.
— Это мой двоюродный брат, — сказала Шерил. — Я пытаюсь сделать из него мужчину.
— Тут, похоже, работы невпроворот, — заметил другой моряк. Увидев, как я вздрогнул, он протянул мне руку. — Я просто пошутил, парень. Как тебя зовут?
— Джей Ар.
— Что?! Да ну! Эй, ребята, этого парня зовут Джей Ар!
Его приятели отвлеклись от Шерил и стали на меня таращиться.
— Кто в него стрелял?
— Спроси, кто в него стрелял?
— Кто в тебя стрелял?
Но Шерил не собиралась отступать без боя.
— Кто-то, по-моему, собирался купить мне выпить? — крикнула она.
— У-у-у, — заревели моряки. — Да-а-а! Несите выпивку Джей Ару! Пусть он напьется до смерти!
Какой-то моряк протянул мне рюмку и приказал выпить. Я выпил. Другой протянул мне еще стакан. Я выпил его еще быстрее. Тогда моряки потеряли ко мне интерес и снова сгрудились вокруг Шерил. Она закурила. Я видел, как она держит первый клуб дыма во рту, словно комок ваты, прежде чем проглотить его, и подумал: «Ну конечно, нужно начать курить». Я небрежно закурил одну из сигарет Шерил, будто это была уже моя двадцатая сигарета за день, и ухмыльнулся. И это все? Я снова затянулся. Еще глубже. Затяжка отозвалась резкой болью в легких. На смену первоначальному всплеску эйфории пришла истерика, потом тошнота, потом классические симптомы малярии. Я вспотел. Меня трясло. Потом у меня начался бред. Я парил над моряками. Глядя сверху на залысины в их стрижках ежиком, я подумал: «Наконец-то свежий воздух. Наконецтосвежийвоздух».
Я пошел к выходу походкой Франкенштейна. Дверь не открывалась. Я толкнул ее. Дверь поддалась, и я упал на узкую аллею. Кирпичная стена. Я прислонился к ней спиной. О, стена. Надежная стена. Держи меня, стена. Я сполз вниз. Прислонившись к стене, запрокинул голову и попытался дышать. Воздух казался таким свежим. Как водопад. Я подставлял лицо воздуху достаточно долго, пока не понял, что нахожусь прямо под трубой, из которой течет какая-то зеленоватая жидкость. Я повернулся на бок. Светофоры отражались разноцветными кругами на маслянистой поверхности луж. Я не знал, сколько времени я разглядывал эти круги. Час? Пять минут? Но когда я собрался с силами, чтобы встать и пойти назад, то столкнулся с недовольной Шерил.
— Я тебя везде искала.
— Я был на улице.
— Ты плохо выглядишь.
— Потому что плохо себя чувствую. Где твои бравые ребята?
— Отступили, когда поняли, что я не Иодзима.[54]
На обратном пути в Манхассет я впервые заметил, что Шерил отвратительно водит машину. Она превышала скорость, потом вдруг тормозила, меняла ряды, резко останавливалась на красный свет. Когда мы доехали до дедушкиного дома, меня стошнило. Я не смог ждать, пока Шерил остановится на площадке у дома. Я выпрыгнул из движущейся машины, вбежал в дом, и меня стошнило в ванной. Я заполз в постель и нырнул на матрас, который стал медленно подниматься, как суфле. Вошла Шерил и как-то умудрилась сесть на краешек матраса, хотя он был в десяти футах над землей. Она сказала мне, что я перебужу весь дом. Прекрати стонать, попросила она. Я и не знал, что стонал.
— Ну что ж, поздравляю! — произнесла она или попыталась произнести. У нее получилось: «Пазддра-вляю!» — Ты пробрался в «Пабликаны». Потом тебя из «Пабликанов» выгнали. Напился с моряками. Выкурил первую в жизни сигарету. Я тобой горжусь. Правда горжусь.
— Ты дьявол?
Шерил вышла из комнаты.
— Эй! — позвал я. — Почему ты рассталась с Джеддом?
Если она и ответила, я этого не слышал.
