Дж. Морингер - Нежный бар

— Забраться?

В одной руке я нес пакет с пивом «Ловенбрау», другой поддерживал Лану. Склон с каждым шагом становился все круче. Тяжело дыша, Лана спросила, сколько еще идти.

— Недалеко, — ответил я, хотя не имел ни малейшего понятия.

Я же никогда не был здесь с приятелем. Просто поверил ему на слово. В конце концов склон превратился в практически вертикальную стену.

— Ой! — Лана задела ногой кактус и оцарапала бедро. У нее потекла кровь.

Наверху стена выгибалась в нашу сторону. Я закинул туда пакете «Ловенбрау», подтянулся на руках, потом подал руку Лане. Когда мы оба залезли наверх, то легли на спину, задыхаясь и хохоча, и стали рассматривать ее рану. Потом доползли до самого дальнего конца утеса, откуда открывался вид, который описывал мой приятель. Под нами мерцали миллионы огоньков, как будто долина была тихим озером и в нем отражались звезды.

— Черт, — сказала Лана.

Я открыл две банки пива и протянул ей одну. Ветер забросил грязно-русые волосы Ланы ей на глаза, и я убрал их с ее лица. Лана подалась вперед, чтобы поцеловать меня. Я закрыл глаза. Ее нижняя губа оказалась пухлой, как суфле. Она просунула язык мне в рот. Я открыл глаза, и она открыла. Я видел границы ее контактных линз и крошки туши на ресницах. Лана снова сомкнула веки и поцеловала меня крепче, еще шире раскрывая мне рот. Я расстегнул верхнюю пуговицу на ее блузке. Бюстгальтера на девушке не было, а грудь была нереально упругой. Я сжал ее и изо всех сил пытался не пялиться. Мне не хотелось показаться грубым. Лана отшатнулась и развязала узел на талии, потом распахнула блузку, предлагая мне полюбоваться. Засунула руку мне в брюки. Я снял с нее шорты.

— Мы будем этим заниматься?

— Надеюсь.

— На тебе что-то должно быть надето.

— Я не буду снимать рубашку.

— Да нет же! Я про презерватив.

— У меня нет презерватива.

— Тогда ничего не выйдет.

— Хорошо. Хорошо. Конечно. — Пауза. — Почему нет?

— Ты хочешь, чтобы на свет появился Джей Ар Младший?

Я встал. Сделав большой глоток «Ловенбрау», стал смотреть на звезды, проклиная себя. Почему я не подумал о предохранении? Это же так просто. Наверное, потому что ничего не знал об этом.

Лана лежала у моих ног, без шортов, растянувшись в лунном свете, как на пляже. Ее ноги были раздвинуты, и между ними что-то блестело. Ни одна из звезд над нашими головами не сияла так ярко, но любая из них сейчас казалась мне ближе, чем Лана. Если я упущу момент, подумал я, если я позволю Лане одеться и пойти вниз по склону к «Хорнету», эта ночь всю жизнь будет преследовать меня в кошмарах. Мне, по крайней мере, нужно сдвинуться с места. Иначе я не смогу смотреть Лане и своим одноклассникам в глаза и не смогу каждый день проезжать мимо Спины Верблюда. Потому что для меня Спина Верблюда будет Горой Девственника, она будет смеяться надо мной во весь голос. Мне нужно было что-то делать, и делать быстро, потому как казалось, еще несколько минут — и Лана встанет и натянет на себя шортики.

— Подожди здесь, — сказал я.

— Подождать — где?

Она не успела больше произнести ни слова, потому что я спрыгнул с утеса и понесся вниз по склону. Торопясь добежать до самого низа, пока Лана не начнет возмущаться или не побежит за мной, я недооценил угол наклона и степень риска. Споткнувшись, я упал и покатился вниз, зацепившись за кактус, иглы которого впились в мое колено, как вязальные спицы. Я завопил.

— Что случилось? — закричала Лана.

— Ничего!

Она, наверное, предположила, что презервативы есть у меня в машине. Конечно, девушка не могла предвидеть, что я собираюсь сделать. Знала бы она, что я хочу завести «Хорнет» и уехать, оставив ее на этой продуваемой всеми ветрами горе.

В Скоттсдейле в 1981 году после полуночи магазины не работали. Пустыня была темной и безлюдной. Оставалось надеяться на единственный круглосуточный магазинчик. Я понесся вниз по горбу и свернул в сторону Скоттсдейл-роуд. Миновав несколько закрытых торговых рядов, я уже почти отчаялся. Но в пятнадцати милях от Спины Верблюда я заметил неоновую вывеску. «Серкл Кей».[55]

Я не имел ни малейшего понятия о том, как выглядит презерватив. Я никогда не держал в руках презервативы и не разговаривал ни с кем на эту тему. Бродя взад-вперед между рядами, я искал ряд, где было бы написано: «Презервативы». Я проверил ряд с туалетными принадлежностями. Проверил ряд с канцтоварами. Посмотрел в витрине-холодильнике. Может, презервативы — скоропортящийся продукт и должны быть свежими? Мороженое, газировка, молоко — презервативов нет.

В конце концов я догадался, что презервативы, как эротические журналы и сигареты, — товар особой категории и должны храниться за прилавком. Я поднял глаза и увидел их. Они висели на крючках над головой клерка в маленьких коробочках с изображением пар, собирающихся предаться акту физической любви. Я с облегчением вздохнул, но тут же снова напрягся. Если презервативы — инструмент порока, то должны быть какие-то возрастные ограничения. Нужно срочно что-нибудь предпринять, чтобы казаться старше! Я схватил выпуск «Нью-Йорк таймс».

— Это все? — осведомился продавец.

— Да. Хм, пожалуй, нет. Дай-ка мне пачку презервативов, ладно?

— Каких?

— Среднего размера, пожалуй.

— Какой фирмы, парень?

Я показал. Он положил коробку «Трояна» поверх «Нью-Йорк таймс». Я кинул двадцатку на прилавок.

— Сдачи не надо, — сказан я.

Нахмурившись, продавец протянул мне мелочь.

С тех пор как я оставил Лану, прошло пятьдесят минут. Она либо испугалась до смерти, либо обезумела от ярости. Когда я несся на огромной скорости в гору, я вспомнил, что местечко, где осталась девушка, мы отыскали наугад, после того как сорок пять минут ездили по горбу зигзагами. Смогу ли я когда-нибудь снова найти это место? Притормозив на длинной дороге, которая вела к основанию горы, я посмотрел на спидометр. Я ехал со скоростью семьдесят пять миль в час, и меня трясло так же, как и «Хорнет». Мне казалось, что «Хорнет» сейчас выбросит поршневый шток. Из меня тоже сейчас выпадет поршневый шток, думал я. Все выглядело незнакомым. Да и как что-то может показаться знакомым у подножия горы в полной темноте? Я приказал себе не спешить, расслабиться. Я не должен умереть в автокатастрофе в тот же самый день, когда в аварии чуть было не погибла мама. Я представил себе, как она выйдет из «отключки» и доктор сообщит ей печальную весть: «Ваш сын мертв». «Что он делал на Спине Верблюда?» — спросит мама слабым голосом.

Я подъехал к знакомой развилке, но не мог вспомнить, куда мы с Ланой повернули — налево или направо. Я свернул влево, нажал на педаль газа и почувствовал, что у меня онемела нога. Иголки кактуса в колене выделяли яд в мою кровеносную систему. Значит, ногу мне придется ампутировать. Я пытался выдернуть иголки из коленной чашечки, одновременно репетируя, что я скажу Ланиному отцу. Он либо убьет меня — я вспомнил, что он был защитником в «Чикаго Беарз», — либо вызовет полицейских.

Мне на ум пришел еще более отвратительный сценарий. Лана решила, что я сумасшедший и бросил ее, попыталась выбраться, заблудилась, споткнулась в темноте и упала в обрыв, кишащий змеями, ящерицами и дикими рысями. Водятся ли вообще рыси в Скоттсдейле? Возможно. И как акул, их, наверное, привлекает запах крови. Я вспомнил порез на Ланиной ноге. Когда полиция найдет изуродованное тело Ланы, никто не поверит, что она согласилась ждать на вершине горы, пока я съезжу за презервативами. Все решат, что я домогался Ланы, а она мне отказала, поэтому я ее убил. Я ехал все быстрее, чувствуя, как немота в колене распространяется на бедро. Я не только попаду в тюрьму за убийство, не только лишусь ноги, но и каждый день в тюремном дворе остальные заключенные будут спрашивать меня: «Как ты потерял ногу?» Это будет своеобразной местью, карой небесной за все мои жалобы на то, что люди расспрашивают меня об имени, так же как эта ночь стала наказанием за то, что я пытался переспать с девушкой, пока моя мать лежала на больничной койке, вся в бинтах, со сломанной рукой, в тяжелом забытьи от сильнодействующих лекарств.

Я вновь и вновь проезжал одни и те же дома и кактусы. Я наматывал круги вокруг горба, даже не зная, на правильном ли я горбу. Первый это горб или второй? Я включил радио, чтобы успокоить нервы, и подумал об отце. Проклятье! Я стукнул по радиоприемнику кулаком. Если бы отец был рядом, когда я рос, я бы знал о презервативах и ничего этого не случилось бы! Если бы он сам пользовался презервативами, ничего этого не случилось бы! Я остановился у обочины, опустил голову на руль и расплакался. Откуда-то изнутри вырывались дрожащие всхлипы. Я горевал о матери, о себе самом, о Лане, которую в этот момент заживо съедали дикие рыси.

Я вспомнил рассказ Хемингуэя, который заставили меня прочесть Билл и Бад, «Снега Килиманджаро», в самом начале которого говорится о вершине горы, называвшейся «Дом Господа», где лежал высохший скелет замерзшего леопарда. «Никто не смог объяснить, что искал леопард на такой высоте», — писал Хемингуэй. О чем, черт возьми, этот рассказ? О любопытстве, которое сгубило кошку? Или леопард хотел с кем-то переспать? Интересно, похожи ли леопарды на рысей? Зачем читать рассказы, если они не могут дать практического совета на случай подобных чрезвычайных происшествий? Я бы позвонил Баду и Биллу, но у меня не было их домашних телефонов. Потом я решил позвонить в «Пабликаны». Конечно! «Пабликаны»! Дядя Чарли или Стив наверняка знают, что делать. Потом я представил, как они спросят меня, зачем я полез на Спину Верблюда, когда моя мать в больнице. Представил, как они будут смеяться. Пацан пытался потерять девственность — но вместо этого потерял девчонку! Я предпочел бы рассказать об этом следователям из убойного отдела, чем ребятам из «Пабликанов».