Вероника Батхен - Остров Рай
А море оставалось спокойным. Ровный ветер гнал баркентину строго на юг — ни затишья, ни шторма. Ни вершины, ни берега, ни паруса на горизонте. Воздух полнился шумом, будто где-то далеко-далеко звонили серебряные колокольчики. По ночам волны стали светиться молочным, переливчатым светом. Парни пробовали трясти Ибн Гвироля, но студент отмалчивался — с первых дней плаванья он сделался странно неразговорчив и все чаще молился, перебирая четки. Зато Ботаджио тешил команду рассказами о дивных островах и таинственных землях.
Воздушный налет меднокрылых птиц оказался отнюдь не так страшен, как твердили о нем легенды. Пара пушечных выстрелов — и от стаи только перышки полетели. Порвали парус, на всю жизнь перекрестили шрамом ягодицу бедняги Фикса — и все дела. С песьеглавцами оказалось куда сложнее.
Первый остров, к которому причалила «Вальядолида» оказался пустынен. По долине лениво бродили откормленные быки с золотой шерстью, редкие ласточки таились на горных склонах — и все. Предупрежденные мудрым старцем, матросы споро таскали воду, остерегаясь даже браниться в присутствии синеглазых волооких красавцев. Капитан Бельяфлорес рискнул приблизиться к одному из быков — и поразился солнечной мудрости взгляда зверя. Да, пожалуй, мысль забить и сварить на костре это чудо, сравнима с грехом человекоядения.
На второй матросы тоже сошли без страха. Тропический лес кишел жизнью, экзотическими плодами и животными, столь странными с виду, что не сразу и догадаешься — с какой стороны его есть. Но матросы не церемонились — за время путешествия им настолько опротивела солонина, что в первые дни в котел шло почти все, что попадало под выстрел. В азарте охоты Рыжий Фриц случайно застрелил детеныша с длинной собачьей мордочкой и ничтоже сумняшеся оставил тушку в лесу, сочтя несъедобной. Той же ночью кинокефалы пришли мстить за родича.
…Казалось, вопит и воет весь берег. Песьеглавцы налетали на лагерь нескончаемой смрадной волной. Билл Акула с парой матросов оставшийся караулить «Вальядолиду», хотел стрельнуть из пушки на шум, но испугался задеть своих. А дела команды были плохи — из оружия сукины дети великолепно освоили камнеметание, а когда под рукой не находилось снарядов, с успехом пользовались ветками, кокосовыми орехами и собственным зловонным пометом. Чуть подумав, Ботаджио предложил парням выдать Рыжего Фрица на растерзание — тогда мол, мстительные твари успокоятся и отстанут. Самым вежливым из того, что услышал старик в ответ, была просьба отправиться вплавь до Тортуги, используя собственный череп, объеденный вшами, в качестве судна. Наконец Подлячека осенила идея. Весь оставшийся порох ссыпали в глиняные горшки, побросали в костры, и пока оглушенные кинокефалы терли уши и выли, матросы пользуясь передышкой, столкнули шлюпки в воду и уплыли с негостеприимной суши к акульей матери.
Остров ведьмы Цирцеи показался вполне уютным. Зеленые склоны холмов, стада свиней, возглавляемые миленькими сисястенькими пастушками, очаровательные беседки в тени дерев, роднички и полнейшая пастораль. Сама правительница встретила пиратов в гавани, встретила так, как в ином захолустье не встречают и королей. Поклоны, восторги, подарки — всем от капитана до последнего юнги. Омовение ног в прохладных источниках, умащение благовонными маслами, пиршества и чудесные танцы для услаждения взоров. В одном лишь отказывали прекрасные жительницы Острова Дев своим дорогим гостям… но обещали, что и эта мелочь будет разрешена, стоит лишь лунному серпу десять раз утонуть в волнах их священного озера. И капитан и матросы не смели возражать очаровательным дамам. Они отдыхали вволю, отлеживали бока на зеленой травке и хорошо кушали — с каждым утром все лучше. Спас их Ботаджио — на седьмую ночь он пинками разбудил Бельяфлореса, сунул ему в руки добытое из сундучка зеркало и успел заткнуть рот, когда капитан заорал, увидев свиной пятачок на месте курносого английского носа. Разъяренный Бельяфлорес захотел было поступить с ведьмой так, как она ему намекала в нежных беседах, но увидев на ложе бесстыдно улыбающуюся старуху, только плюнул ей на подол. Всю команду удалось увести на корабль, лишь у Фикса так до конца дней и остался закрученный свиной хвостик пониже спины — отчего бедняга и умер девственником.
Следующий остров отдельные паникеры предлагали обплыть стороной. Но Бельяфлорес уперся — ведь сам Ботаджио толком не мог сказать, на какой именно суше располагается остров Рай. Войти в бухту оказалось нелегкой задачей — кольцо красного рифа казалось сплошным, буруны так и кипели. Стоит ветру рвануть — и баркентину размажет о скалы. «Вальядолида» обогнула остров и наконец обнаружила подходящий проход — узкий, словно игольное ушко. На берегу уже толпились люди — золотисто-коричневые, почти голые, с венками из белых цветов на курчавых головах. Увидев фигуры женщин, матросы взвыли. С большим трудом Бельяфлоресу и Акуле удалось удержать их от мысли тут же перестрелять всех туземных мужчин, а женщин забрать себе. Но никогда еще с такой скоростью не опускались на воду шлюпки и не шлепали так согласно длинными веслами принаряженные матросы.
На берегу ждал пир. Жареные поросята (их команда пробовать не рискнула), черепахи, тушеные в собственных панцирях, рыба во всех видах — печеная на углях, жареная на палочках, вареная с какими-то ароматными овощами в больших горшках… Свежие фрукты — пираты из них узнавали только бананы, свежая зелень, кокосовое, прохладное молоко и слегка перебродивший сок пальмы. Стоило команде утолить голод — начались танцы. Под музыку толстых свирелей, трещоток, бубнов и маленьких барабанчиков, выскочили вперед молодые девицы и начали извиваться, покачивать бедрами и трясти роскошными волосами. То одного то другого матроса вытаскивали в круг. Бельяфлорес держался до последнего, но когда пышногрудая дама с огромной гривой красных словно закат волос подошла к нему, зазывно тряся боками — он не выдержал и показал этим сухопутным крысам, что такое настоящая портлендская джига. Что было потом… матросы молчали, только цокали языками, возводя глаза к безмятежному небу.
Так и пошло — пир за пиром, танцы за танцами. Туземцы жили спокойно, ловили рыбу, растили овощи на маленьких огородиках, пасли свиней и не боялись никого, кроме акул в заливе. Единственным их богатством были розовые раковины, связанные в ожерелья. Детей умирало не меньше, чем в доброй Англии, но те, кто перешагнул порог пятнадцатилетия, жили долго и старились так величественно, как не снилось и королям. Наконец, в одно славное утро капитан Бельяфлорес понял — или «Вальядолида» завтра отчаливает отсюда, или он останется без команды. Пушечным выстрелом он перепугал всех туземцев, а когда матросы собрались, приказал всем немедля подняться на борт — плыть к острову Рай, за золотом и удачей. Обескураженная команда поворчала, но приказание выполнила. Только дурак Вилли Вилкин уперся — он прилюдно послал капитана ловить треску в Темзе и даже под дулом пистолета отказался уплывать с острова. …Что с дурака возьмешь — не стрелять же его в самом деле. Мир плоский, до конца уже недалеко. А на обратном пути можно и взять на борт — глядишь, надоест ему миловаться со своею туземкой.
Стоило отплыть на три дня пути — ветер сменился. Корабль подхватило течением и понесло невесть куда. Незнакомые звезды светили над головой в те немногие дни, когда их удавалось увидеть сквозь пелену облаков. Свежей воды было вдоволь, а вот пища протухла в мгновение ока. Команда чуть не собралась от голода бунтовать, но Ибн Гвироль залез на мачту и начал молиться столь истово, что все тотчас же преклонили колени. И были услышаны — три недели подряд на палубу падали летучие рыбы — их хватало, чтобы сварить обед на день. Потом они выплыли к пустынному островку с развалинами и наловили там коз живьем. Потом страшный шторм стоил им бизань-мачты, почти всех парусов и Подлячека. Вся команда отощала, лица осунулись, глаза горели. Ибн Гвироль как заправский капеллан каждое утро, включая субботы, устраивал молебствие на верхней палубе, почти все приходили послушать псалмы и сказать богу спасибо, что еще живы. Наконец море стихло.
Сутки на корабле спали все. Старик Ботаджио взялся постоять за штурвалом — он сказал, что не утомлен. А когда капитан Бельяфлорес открыл глаза — он увидел, что баркентина входит в гавань родного Портленда. С правого борта — один королевский фрегат, с левого борта — другой.
— Я убью тебя, рулевой! — закричал капитан и, не тратя слов даром, выстрелил в предателя Ботаджио из любимого пистолета.
— Если бы… — горько вздохнул старик, потер дырку на старой рубахе и прыгнул в воду.
…Ибн Гвироль, чертов святоша, был прав — земля круглая, думал Джонни, бывший капитан Бельяфлорес, примериваясь к ручке весла королевской галеры. И дурак Вилли Вилкин, как оказалось тоже….
