Ги Мопассан - Пьеро

Ги де Мопассан

Пьеро

Анри Ружону[1]

Г-жа Лефевр, вдова, жила в деревне; это была одна из тех полукрестьянок-полудам, которые любят ленточки и нелепые шляпки, говорят с ошибками, на людях принимают чванливый вид и под смешной, претенциозной внешностью скрывают свою самодовольную и грубую сущность, вроде того, как они прячут свои толстые красные руки в перчатках из небеленого шелка.

Служанкой у нее была славная, простая деревенская женщина по имени Роза.

Жили они в Нормандии, в округе Ко, в маленьком домике с зелеными ставнями, стоявшем у дороги.

Перед домом был узенький палисадник, где росли овощи.

И вот однажды ночью у г-жи Лефевр украли дюжину луковиц.

Как только Роза обнаружила кражу, она побежала сообщить об этом своей хозяйке: та вышла из дому в одной нижней юбке. Они были в отчаянии, в ужасе. Г-жу Лефевр обокрали, обокрали! Значит, в округе пошли кражи, и воры еще могут вернуться.

И обе женщины растерянно смотрели на следы ног, тараторили, строили предположения: «Смотрите, они здесь прошли. Они взобрались на забор; они спрыгнули на грядку».

Будущее пугало их. Можно ли теперь спать спокойно!

Слух о краже разнесся по деревне. Пришли соседи, удостоверились в случившемся и тоже стали обсуждать это событие; с каждым новым посетителем женщины делились своими наблюдениями и догадками.

Фермер-сосед посоветовал им:

— Вам надо бы завести собаку.

Вот это был дельный совет; им следовало завести собаку, хотя бы для того, чтобы она предупреждала об опасности. Только небольшую. Боже мой! Что бы они стали делать с большой собакой! Она их разорит — столько денег пойдет, чтобы ее прокормить! Другое дело — маленькая веселая собачка, собачонка, которая будет тявкать.

Когда все ушли, г-жа Лефевр долго обсуждала с Розой вопрос о собаке. Подумав, она нашла множество доводов против и стала ужасаться при мысли о миске, полной еды, — она была из породы тех скопидомных деревенских хозяек, у которых в кармане всегда лежит несколько сантимов, чтобы можно было на виду у всех подать милостыню нищему, а в церкви, во время воскресной мессы, положить монету на блюдо для сбора пожертвований.

Роза, любившая животных, приводила свои доводы и искусно защищала их. Решено было раздобыть собачку, совсем маленькую.

Женщины принялись за поиски, но им предлагали больших собак, пожиравших столько супа, что от этого бросало в дрожь. У рольвильского лавочника была, правда, маленькая собачка; но он требовал два франка в уплату издержек на ее содержание. Г-жа Лефевр заявила, что кормить собачонку она будет, но платить за нее деньги не согласна.

Как-то утром булочник, знавший обо всех этих делах, привез им в своей тележке странного маленького зверька, совершенно желтого, почти без лап, с туловищем крокодила, головой лисицы и загнутым хвостом, похожим на султан и равнявшимся по размерам всему его телу. Один из клиентов булочника хотел отделаться от него. Г-жа Лефевр нашла, что эта шавка, пока еще ничего не стоившая ей, очень мила. Роза поцеловала песика и спросила, как его зовут. Булочник ответил:

— Пьеро.

Пса поместили в старом ящике из-под мыла и первым делом дали ему воды. Он выпил ее. Затем ему дали кусок хлеба. Он съел его. Обеспокоенной г-же Лефевр пришла в голову такая мысль: «Когда песик привыкнет к дому, его можно будет выпускать. Он будет рыскать по окрестностям и найдет, чем поживиться».

Действительно, Пьеро предоставили бегать на воле, что не мешало ему быть вечно голодным. К тому же тявкал он только, когда требовал пищи, но уж тогда тявкал с остервенением.

Каждый, кто хотел, мог войти в сад. Пьеро ласкался ко всякому и не лаял.

Между тем г-жа Лефевр привыкла к животному. Она даже полюбила его и стала время от времени давать ему из своих рук кусочки хлеба, которые макала в соус от рагу.

Но она не подумала о налоге, и, когда от нее потребовали восемь франков, — восемь франков, сударыня! — за собачонку, которая даже не тявкает, она от потрясения чуть не упала в обморок.

Решено было избавиться от Пьеро. Никто не захотел его взять. Все окрестные жители на десять миль вокруг отказались от него. За отсутствием других возможностей, решили, что Пьеро должен «отведать мергеля».

«Отведать мергеля» дают всем собакам, от которых хотят отделаться.

Среди широкой долины виднеется нечто вроде хижины или, вернее, маленькой соломенной крыши, возвышающейся прямо над землей. Это и есть спуск в мергельную яму. Большой отвесный колодец идет на двадцать метров вглубь, а там начинается ряд длинных подземных галерей.

В эту каменоломню спускаются раз в год, в ту пору, когда почву удобряют мергелем. Все остальное время она служит кладбищем для собак, обреченных на смерть; и часто, когда проходишь мимо этой дыры, до тебя доносится жалобный вой, яростный или полный отчаяния лай, душераздирающий визг.

Охотничьи собаки и овчарки в ужасе бегут от этой стонущей ямы, а если наклониться над ней, вас обдаст страшным зловонием — запахом гниения.

Страшные драмы разыгрываются там в темноте.

В то время, как, питаясь гниющими останками своих предшественников, на дне ямы подыхает пес, попавший туда дней десять — двенадцать тому назад, к нему неожиданно сбрасывают нового пса, более крупного и, разумеется, более сильного. Они теперь вдвоем, они голодны, глаза у них сверкают. Они подстерегают друг дружку, следят один за другим, боязливо выжидают. Но голод подстрекает их: они набрасываются друг на друга, долго и ожесточенно борются, и более сильный съедает более слабого, пожирает его живьем.

Когда было решено, что Пьеро «отведает мергеля», стали искать человека, который совершил бы эту казнь. Рабочий, укатывавший дорогу, запросил десять су. Г-жа Лефевр нашла, что это слишком дорого. Батрак соседа потребовал пять су; это тоже было много; наконец Роза заметила, что лучше всего им самим отнести Пьеро — в этом случае его не будут бить по дороге, и он не почует недоброго; и было решено, что они пойдут обе, когда начнет темнеть.

В тот вечер ему дали хорошей похлебки с кусочком мяса. Он вылакал все до последней капли и от удовольствия замахал хвостом; Роза взяла его и завернула в свой фартук.

Точно две воровки, женщины быстро зашагали по полю. Вскоре они увидели мергельную яму и подошли к ней; г-жа Лефевр наклонилась, прислушалась, не воет ли внизу какой-нибудь пес. Нет, ничего не было слышно; Пьеро будет один. Плачущая Роза поцеловала его и бросила вниз; обе женщины наклонились над ямой, насторожив слух.

Сперва они услышали глухой шум, затем пронзительный, жалобный вой раненого животного, потом прерывистый визг, вызванный болью, наконец отчаянный лай, мольбу пса, который, подняв голову, зовет на помощь.

Он тявкал, да, он тявкал!

Женщины были охвачены угрызениями совести, испугом, безумным и непонятным страхом и обратились в бегство. Роза бежала скорее, и г-жа Лефевр кричала ей вдогонку:

— Подождите меня, Роза, подождите!

Всю ночь их преследовали кошмары.

Госпоже Лефевр приснилось, что она сидит за столом и собирается есть суп, но, когда она сняла крышку с суповой миски, там оказался Пьеро. Он выскочил и укусил ее за нос.

Она проснулась, и ей показалось, что она слышит его тявканье. Она прислушалась; это ей только померещилось.

Она снова уснула и во сне очутилась на большой, бесконечно длинной дороге, по которой ей куда-то надо было идти. Вдруг посреди дороги она увидела корзинку, большую корзинку, брошенную каким-нибудь фермером, и ей почему-то стало страшно.

В конце концов она открыла корзинку, и Пьеро, спрятанный там, вцепился ей в руку и не выпускал ее; не зная, что делать, она бросилась бежать, а на руке у ней висела собака, не разжимавшая челюстей.

На рассвете, почти совершенно обезумев, она поднялась и побежала к мергельной яме.

Пьеро тявкал; он все еще тявкал, он тявкал всю ночь. Она заплакала и стала называть его всевозможными ласковыми именами. Он отвечал, и в голосе пса были все оттенки нежности.

Ей захотелось снова увидеть его, и она дала себе слово, что будет любить его до самой смерти.

Она побежала к землекопу, который добывал мергель, и рассказала ему, в чем дело. Он выслушал ее молча. Когда она кончила, он сказал:

— Вы хотите получить свою собачонку? Это будет стоить четыре франка!

Она вздрогнула; ее скорби как не бывало.

— Четыре франка! С ума сойти! Четыре франка!

— Что же вы думаете, я отнесу туда свои веревки, все свои приспособления, налажу все это и полезу с моим мальчиком в колодец, а там ваш проклятый пес меня еще покусает, и все это для вашего удовольствия! Не надо было бросать его.

Она ушла в негодовании. Четыре франка!

Вернувшись домой, она позвала Розу и рассказала ей о требованиях землекопа. Роза, как всегда покорная, повторяла:

— Четыре франка! Ведь это все-таки деньги, сударыня.