Зэди Смит - О красоте
— Вопросы есть?
Ответ был неизменным — тишина. Но тишина особого сорта, характерная для престижных, дающих классическое образование колледжей. Слушатели Говарда молчали не потому, что им было нечего сказать — как раз наоборот. В комнате чувствовалось брожение миллионов мыслей, иногда настолько сильное, что казалось, они отскакивают от студентов и рикошетят от мебели. Кто-то скользил взглядом поверх стола, кто-то смотрел в окно, кто-то — с глубокой тоской на Говарда, самые слабые души краснели и утыкались в тетради. Но никто не издавал ни звука. Все страшно боялись своих соседей, а прежде всего — самого Говарда. В начале преподавания он по глупости пытался заглушить этот страх, теперь же явно его лелеял. Страх означал уважение, уважение предполагало страх. Если тебя не боятся, ты ничего не получишь.
— Что, совсем ничего? Неужели лекция была исчерпывающей? Ни одного вопроса?
Его английский акцент, сбереженный в целости и сохранности, тоже подливал масла в огонь страха. Говард дал тишине повисеть. Он повернулся к доске и медленно снял репродукцию, позволяя немым вопросам бомбить его спину. Пока он скручивал Рембрандта в плотное, белое полено, его ум заполонили личные вопросы. Сколько можно спать на диване? Разве секс так много значит? Конечно, он значит кое-что, но почему так много? Неужели надо бросить псу под хвост тридцать лет жизни только потому, что я до кого-то дотронулся? Или я стал другим человеком? Или постель — средоточие всего? Разве секс так много значит?
— У меня есть вопрос.
Голос, английский, как и его собственный, донесся откуда-то слева. Говард обернулся — из-за сидящего перед ней высокого парня он не заметил ее раньше. Первое, что бросилось ему в глаза, — два блика у нее на лице (возможно, действие кокосового масла, которым пользовалась зимой Кики). Одна лужица света лежала на гладком лбу, другая — на кончике носа; Говард подумал, что невозможно изобразить эти пятна, не уничтожив и не извратив глубокий темный цвет ее лица. Прическа ее изменилась: теперь это были рыхлые, торчащие во все стороны дреды не более пяти сантиметров в длину и с такими ослепительно-рыжими кончиками, словно она обмакнула голову в кадку с солнцем. Говард, который в данный момент пьян не был, убедился, что ее грудь — действительно чудо природы, а не прихоть его воображения: опять эти дерзкие соски, пробивающиеся сквозь толстый, вязанный резинкой свитер из зеленой шерсти. Его жесткий воротник-стойка заметно отставал от шеи девушки, что придавало ее голове сходство с торчащим из горшка цветком.
— Да, Виктория. Это ведь Ви, не так ли? Я вас слушаю.
— Да, это Ви.
Говард ощутил, как класс затрепетал от этой новости: первокурсница, которая знает профессора! Конечно, более целеустремленные охотники за информацией уже знали о вражде между Говардом и вновь прибывшей знаменитостью Монти Кипсом и, может быть, даже о том, что осмелившаяся на вопрос девушка была дочерью Кипса, а сидящая поодаль — дочерью Говарда. Возможно, их осведомленность простиралась еще дальше, и они имели представление о назревавшей на кампусе войне. Два дня назад в «Веллингтонском вестнике» Кипе резко выступил против антидискриминационного комитета Говарда, не только подвергнув критике его цели, но и усомнившись в его праве на существование. Кипе обвинил Говарда и его сторонников в насаждении либеральных взглядов на кампусе и подавлении протестов со стороны правого крыла. Как водится в университетских городах, статья стала сенсацией. Этим утром возмущенные коллеги и студенты завалили электронный ящик Говарда письмами в поддержку комитета. За спиной генерала, не способного держаться в седле, его армия рвалась в бой.
— Вопрос очень простой, — сказала Виктория, съеживаясь под столькими устремленными на нее взглядами. — Я только хотела…
— Пожалуйста, продолжайте, — подбадривал Говард.
— В котором часу занятия?
Говард почувствовал, как у студентов отлегло от сердца. Слава богу, ничего умного она не спросила. Видимо, мысль о сочетании ума с красотой была невыносима для всех присутствующих. Однако Ви не пыталась быть умной. И теперь они оценили ее практичность. Ручки замерли в воздухе. В конце концов, только это они и хотели знать: факты, место и время. Ви тоже приготовила ручку и низко опустила голову, но потом вдруг метнула в Говарда полувопросительный, полукокетливый взгляд в упор. К счастью для Джерома, подумал Говард, он согласился - таки вернуться в Браун. Эта девушка та еще штучка. Говард поймал себя на том, что он самозабвенно смотрит на нее и забыл ей ответить.
— Занятия в три часа, по вторникам, в этой аудитории, — ответил Смит у него за спиной. — Список литературы есть на сайте и при входе в кабинет профессора Белси. Кому нужна подпись в студенческой карточке, несите — я подпишу. Спасибо за внимание.
— Пожалуйста, — сказал Говард, перекрикивая шум сдвигаемых стульев и закрываемых рюкзаков, — оставьте мне свои имена только в том случае, если вы действительно решили взять этот класс.
— Но, Джек, — качая головой, сказала Клер, — эти сайты берут что ни попадя. Пошли им список покупок — они и его опубликуют.
Джек забрал у Клер распечатки и бросил их обратно в ящик. Красноречие, доводы и уговоры не помогли — придется, видимо, выложить все как есть. Джек снова обошел стол, прислонился к нему спереди и скрестил ноги.
— Клер…
— Ну и создание эта Зора!
— Клер, я не могу позволить тебе так отзываться о…
— Вот так экземпляр!
— Может быть, но…
— И ты просишь меня взять ее к себе?
— Клер, Зора Белси прекрасная студентка. Незаурядная, я бы сказал. Возможно, она не Эмили Дикинсон…
Клер рассмеялась.
— Зора Белси не выдавила бы из себя пары строк, даже если бы Эмили Дикинсон лично вылезла из могилы, приставила пушку к ее виску и приказала сочинять стихи. У нее просто нет способностей в этой сфере. Она не хочет читать поэзию, и все, что мне удалось от нее получить, — листки, исписанные в столбик. Между тем, у меня сто двадцать талантливых детей на восемнадцать мест.
— У нее 97 процентов рейтинга.
— Наплевать. Мой класс — это приз за одаренность. Я не молекулярную биологию преподаю, Джек. Я пестую и оттачиваю тонкость чувств, которой, повторяю, Зора лишена. Она умеет рассуждать — это не то же самое.
— Она считает, — проговорил Джек самым глубоким и державным тоном, приберегаемым им для дня вручения дипломов, — что ей не дали возможность посещать этот класс по причинам личного характера, лежащим за пределами круга образовательных и творческих вопросов.
— Что? О чем ты, Джек? Что это за канцелярская тарабарщина?
— Боюсь, она намекает на то, что, с ее точки зрения, это вендетта. Некорректный вид мести.
Клер помолчала. Она тоже долго варилась в университетской среде. Она знала цену слову «некорректный».
— Она так сказала? В самом деле? Какие глупости, Джек! А сотне ребят, которые не попали ко мне в этом семестре, я что, тоже отомстила? Неужели это всерьез?
— Похоже, она намерена довести дело до ученого совета. Обвинить тебя в предвзятости, насколько я понял. И конечно, она сошлется на ваши отношения… — сказал Джек, давая многоточию выразить его мысль до конца.
— Вот так экземпляр!
— Думаю, это серьезно, Клер. В противном случае я бы тебя не беспокоил.
— Но Джек, класс уже набран. Если мы добавим имя Зоры Белси в последний момент, как это будет выглядеть?
— Лучше маленькая неловкость сейчас, чем большая и, возможно, небесплатная неловкость в будущем — на ученом совете, а то и в суде.
Время от времени Джек Френч бывал восхитительно краток. Клер встала. Даже в полный рост она была не выше сидящего Джека. Однако крошечные размеры Клер Малколм не влияли на силу ее личности, и Джек это прекрасно знал. Он слегка отстранился, готовясь к ее нападению.
— Значит, мы больше не поддерживаем факультет, Джек? Мы больше не отдаем предпочтение уважаемым профессорам, а потакаем студентам, чьи претензии шиты белыми нитками? Такова наша политика на сегодняшний день? Бить в набат, едва они заорут «пожар!»?
— Клер, я прошу тебя принять во внимание тот факт, что я сам нахожусь в крайне унизительном положении…
— Тебя, стало быть, подставили, и теперь ты подставляешь меня?
— Клер, Клер, присядь, пожалуйста. Я вижу, что недостаточно ясно выразился. Присядь.
Клер медленно опустилась в кресло, проворно, как подросток, подвернув под себя ногу, и уставилась на Джека, опасливо моргая.
— Я просмотрел сегодня списки. Трех человек из твоего класса я не знаю.
Клер снова удивленно взглянула на Джека, затем подняла руки и с силой хлопнула ими о ручки кресла.
— Ну и? Что ты хочешь сказать?
— Например, кто такая… — Джек сверился с листом бумаги у себя на столе. — …Шантель Уильяме?