Геннадий Авраменко - Уходили из дома
Немного поломав карст и расширив пещеру настолько, что стало возможным даже поворачиваться, я принялся аккуратно скидывать вниз камни. Жилых гротов здесь точно нет, но камни на всякий случай я отбрасывал как можно дальше. И вот, вытаскивая один из последних кусков карста, я неловко повернулся и... полетел вниз.
То есть сначала я поехал, животом к скале, отчаянно пытаясь схватиться хоть за что-нибудь — за чахлые кустики, за выступы. Нога уткнулась в камень, меня отбросило, развернуло, и всё. Ощущение свободного полета я помню лишь на какую-то долю секунды.
Мне снился очень странный сон, непонятные голоса. Снилось, что меня окутали облака, такие же, как призрак Георгий, что я на небе, встречаю закат. Что облака живые, я с ними разговариваю, что-то спрашиваю...
Не знаю, сколько я был без сознания, не знаю. Очнулся я спокойно, как будто действительно только что проснулся. Открыл глаза. Надо мной возвышалась скала.
Вершины, скрытой макушками деревьев, я не видел. Надо было попытаться встать, но я боялся. Боялся, что не сумею пошевелиться, что смогу только моргать. Я не чувствовал никакой боли, понимал, что, скорее всего, я полностью парализован, что буду лежать здесь долго, пока ночные животные не придут, не выпьют мои глаза, не съедят меня заживо. Никто не будет меня искать сегодня: человек, ушедший на день, никому ничего не сказав, здесь норма. Случайно сюда забрести тоже никто не может, слишком уж отдаленный уголок. В лучшем случае то, что от меня останется, найдут дня через два. Если, падая с Самшитки в Хосте, я понимал, что, скорее всего, выживу, ведь падение существенно смягчали ветки и лианы, то здесь шансов отделаться, как тогда, легким испугом, не было никаких. Семьдесят, ну шестьдесят метров свободного полета, падение на камни, я даже не должен моргать.
Собрав все мужество, не надеясь на успех, я попытался поднять руку. Получилось. Не веря, я пошевелил ногой. Попробовал встать. И встал. Ничего не болело. Спина цела. На мне ни одной царапины, кроме старых и тех, что образовались во время спуска к пещерке.
Этого не могло быть. Но это было.
Я прильнул к скале и посмотрел вверх. Практически ни одного выступа, за которые я, в бессознательном состоянии, мог бы зацепиться. Ни одной сломанной ветки, на которой я мог бы повиснуть. Но я не мог упасть с высоты восемнадцати этажного дома и не получить никаких повреждений, это просто невозможно!
Нащупав в кармане пачку «Ватры», я закурил. Руки дрожали. Голова отказывалась работать. Вспомнились говорящие облака из моего беспамятства. Попытался анализировать. Голоса были. Может, меня кто-то подхватил, потом положил и побежал за помощью? Но человека, поймавшего меня, просто раздавило бы насмерть! Отпадает. Никакого логического объяснения произошедшему не было. Оставалось думать об одном — меня спасли какие-то неземные силы. И скорее всего, это сделали люди, или кто там, из таинственного «дирижабля». Наверное, пролетали в этот момент над Сосновым, увидели летящего меня и спасли. Эта версия объясняет и мою живучесть, и таинственные голоса.
Или все-таки это сделал Георгий, мангупский дух, в которого я сам уже почти поверил? Но подумать о том, что это он помог мне приземлиться невредимым, поверить в это мне даже сложнее, чем в инопланетян.
Выкурив без перерыва сигарет пять, я пошел в направлении проволочного спуска. Неподалеку в гроте сидели панки и варили «молоко». Вздрогнув при моем появлении, они хором шумно вздохнули.
— Ринго, ты откуда взялся?
— Оттуда, — я честно ткнул пальцем в небо.
— Не, серьезно, ты же мимо не проходил, мы тут с утра варим. Там спуск, что ли, есть неизвестный? «Манагуа» почти готово, кстати, будешь?
— Не, спасибо. Пойду я.
Забрался по проволоке, вернулся на исходную. Сумка лежит, как лежала, всё на месте. Лег на живот, посмотрел вниз. Непонятно.
Посмотрел на место падения со стороны, убедился, что ни сползти, ни выжить я там не мог. Деревья к скале не примыкают.
«Дирижабль», больше некому. Или Георгий.
Занес в грот травки, развесил сушиться.
— Где шлялся? — равнодушно спросила Львенок.
— Да так, травки собирал. А вот скажи мне, если бы тебе кто-то рассказал, что упал с Соснового, ты бы поверила?
— Вряд ли кто-то, упав с Соснового, смог бы что-нибудь кому-нибудь рассказать.
— Вот и я так думаю, — рассеянно пробормотал я. — Пошли в гости сходим...
В гости зашли к Добровольцу, там и Ромашка оказался. Посидели — покурили травы, персиков откушали, которые Наташка-сестра принесла. Меня немного отпустило. Делиться ни с кем не стал, слишком уж фантастическая история. Пришел бы переломанный, исцарапанный — поверили бы, но в беллетристику с инопланетянами и привидениями я бы и сам не поверил.
Вечером уже вместе вылезли, погуляли по Дырявому, посидели на Кухне (вчера, оказывается, Фитиль Севастопольский приехал!), попили чайку.
9 августа, воскресенье
Боб с Веркой вроде бы совсем помирились. Ну и слава Богу.
Утром, как и всегда, проснулся от солнечного пекла, часов в девять. Вспомнил вчерашнее, поразмыслил, не могло ли это вообще быть сном. Но, посмотрев на сбитые ногти, понял: нет, к сожалению, это был не сон. Сразу захотелось жить, петь, радоваться ворчащим соседям, самому натаскать воды, принести дров, перевернуть планету. На родинке умылся, побрился даже, чего-то пожевали с чаем. Потянуло на эпистолярный жанр, и я сел писать письма. Светле, Машке Шлеевой, Тане в Зеленоград. Вот Таня-то удивится: то ни слуху ни духу, а тут — целое письмо. Потом записал вчерашние события — вечером не мог, трясло все-таки. Едва дописал — начался стрём. Низко-низко пролетел голубой вертолет; наверное, и грот заметил. Все белье, которое сушилось на ветвях, попадало, поднялась неимоверная пыль, а в почти вскипевшую воду шлепнулась горсть пепла. Если это не тот волшебник, что в голубом вертолете прилетел кино забесплатно показывать, то надо быть предельно осторожными. Надев цивильное, я пошел прогуляться, посмотреть. Как я и думал, в вертолете оказались не менты, а туристы. Да не простые — немецкие. Галдят, восхищаются. Экскурсовода нет, только затюканная молоденькая переводчица пытается из себя что-то выдавить. Дождавшись, пока на меня обратят внимание, я скромно предложил показать ближайшие красоты пещерного города. С плато, где приземлился вертолет, сразу отвел их к базилике, потом к дворцу. На вопрос: «А что там дальше?» — махнул рукой, ничего, мол. Еще чего, поведу я их к археологам, как же. Перехватят, чего доброго. Отвел на мыс Дырявый. Показал всё, рассказал несколько кровавых душераздирающих историй. Немцы остались в восторге.
— Дас ист фантастиш! — кричат. Смешные.
Переводчица, когда я их вернул к вертолету, тоже рассыпалась в благодарностях:
— Спасибо тебе, парень. Что бы я без тебя делала, не знаю. Я бы, может, и соврала им с три короба, но эти фрицы подкованные, с путеводителем. Ты меня спас просто. Попроси у них что-нибудь, они довольные, дадут.
— А что просить?
— Ну, не знаю. Денег не проси — жадные. Жвачку попроси.
— Зачем мне жвачка? Мне жрачка нужна, а не жвачка, сигареты...
— О, мысль! Смолят они много, сигареты есть.
Переводчица подошла к немцам и, показывая на меня, что-то принялась объяснять. Немцы тут же зацокали языками, закивали головами и замахали мне руками. Один нырнул в вертолет и вскоре появился... с пятью пачками «Кэмэла» в руках!
— Ого! — Я чуть не умер от восторга. — Данке шон!
Немцы снова зашумели, сфотографировали меня и полезли в вертолет.
— Я им сказала, что ты здесь живешь, в этих пещерах, что голодаешь и страшно любишь курить. Они в шоке. Видишь, сколько сигарет дали, растрогались. А ты местный?
— Я здесь живу, в пещере. Вы правду сказали.
Переводчица хмыкнула, еще раз поблагодарила и, пригибаясь, как в кино, побежала к вертолету, уже готовому к взлету. Мне в лицо полетела пыль с сеном, и я пошел прочь, от греха подальше. На ходу вскрыл пачку. Сигареты оказались «солдатскими», без фильтра, вкусные невероятно! Слабенькие, конечно, против нашего табака и «Ватры», но вкусные.
Народ обалдел. К вечеру пять пачек закончились, ибо слухи о невиданном богатстве разнеслись по Мангупу моментально. Люди стекались на курево — не с пустыми руками, конечно, благодаря чему вечер закончился не просто тепло, но и сытно.
Собирался в Симфер завтра поехать, но обломался — лень. Лучше в Терновку с Львенком сходим за хлебом и персиками. Верка дала полтинник!
10 августа, понедельник
Жизнь прекрасна и великолепна – мы в Мангупе, светит солнце, стоит неимоверная жара. Все хорошо, но настроение почему-то не очень
На дороге у сада стояла поливальная машина. Угрюмый селянин закачивал в сады воду, поэтому завтрак ненавистными, но сытными персиками пришлось отложить. Зато в поселке поели слив, собрали последние вишенки. В магазине купили восемь буханок черного хлеба по пятерке и две банки тыквенной икры. Одну сожрали с хлебом почти сразу, в персиковом саду. Долго, час, наверное, лежали, приходили в себя, потом неохотно нарвали персиков с собой. Боженька над нами сжалился: по такой жаре и с полными желудками мы, конечно, шли бы до Мангупа очень долго, но на дороге тут же поймали «Волгу». Водитель милостиво напоил нас квасом и подвез до самой горы. Поднялись быстро — Львенок за время, проведенное со мной, научилась довольно прилично ходить и уже не плетется, как сонная черепаха.
