Максим Кантор - Учебник рисования

Дверь в комнату Анжелики была закрыта на крючок, но компания снесла крючок, навалившись разом. В комнате обнаружилась скандальная девушка и тощий человек в форме охранника.

— Вы ко мне? — спросил тощий человек.

— Погодите-ка. — Щукин раздвинул спутников локтями. Кротов и Труффальдино посторонились, давая место большому человеку. Щедрое телосложение Щукина впечатляло. Он был на голову выше всех в комнате, широк, мясист, румян. Но груди банкира блестела тусклым блеском золотая цепь — память мятежной юности. Когда-то за обладание этой цепью он жестоко повздорил с компаньоном, и того еле откачали в больнице имени Склифосовского.

Арсений Адольфович взял тощего человека за плечи и встряхнул. Потом Арсений Адольфович размахнулся, чтобы дать хаму пощечину — убить оплеуха не убьет, но разуму научит. Охранник поймал банкира за руку и задержал удар. Затем, глядя банкиру Щукину в глаза своими водянистыми невыразительными глазами, охранник сжал руку Щукина сильнее. Мука отразилась в чертах банкиpa. Охранник продолжал сжимать своей костистой рукой массивную руку Арсения Адольфовича — и присутствующие увидели, что рука банкира совершенно побелела, ток крови в ней прекратился. Пальцы Кузнецова продолжали механически сжиматься, не было предела его силе, и банкир Щукин застонал и опустился на колени. Кузнецов не ослабил хватки и продолжал сжимать ему руку, пока банкир не впал в беспамятство — лицо его перестало выражать что-либо. Тогда Кузнецов выпустил руку банкира и оставил Щукина стоять на коленях.

Кузнецов осмотрел собрание, выделил из присутствующих Петра Труффальдино, хотя тот несколько присел и вжал голову в плечи, чтобы его не заметили.

— Я вас знаю, — сказал Кузнецов, — вы в газеты пишете.

Труффальдино, не тратя времени на ответную реплику, дунул прочь по коридору, опрокинул по пути мусорное ведро с использованными презервативами и тампаксами, сшиб столик с шампанским, выскочил на лестницу, ринулся вниз по ступеням. Никогда! — колотилось в его мозгу — никогда! Больше никогда! Дальнейших выводов Труффальдино не делал, паническая ситуация не позволяла, но это был главный вывод. Никогда! — он вырвался из парадного на волю, не сразу отыскав дверную ручку. Солнце ударило ему в глаза. Хорошее, доброе солнышко, в лучах которого так приятно греться на домашней кухне, когда мама подаст чай с лимоном и овсяное печенье. Никогда больше! Петр Труффальдино побежал к автобусной остановке.

Тем временем Кузнецов взял Анжелику за локоть и провел мимо гостей и клиентов к выходу. Дмитрий Кротов попытался что-то сказать Анжелике, но Кузнецов недобро взглянул на него — и Кротов отшатнулся. Где-то встречал он это неприятное белое лицо, этот жестокий взгляд. Впрочем, в наших широтах таких лиц не счесть: через одного все бандиты. Построишь с такими либеральное общество, как же. Кузнецов вывел Анжелику в прихожую и, обращаясь к хозяину заведения, сказал так:

— Мы уходим, Пияшев, провожать не надо, а если в милицию позвонишь, я тебя найду.

Валерий Пияшев заклокотал горлом, сделал взволнованные знаки руками.

— Не нервничай, — сказал Кузнецов, — я тебя пока не трогаю.

Он оглядел присутствующих внимательным взглядом, предупреждая их намерения. Никто не двинулся с места, не сделал шага к телефону. Кузнецов еще раз провел взглядом по лицам, останавливаясь на каждом лице и оценивая возможности этого человека. Он искал серьезного противника, и если бы нашел, то ударил бы. Клиенты понимали, для чего он их осматривает, опускали глаза. Интереса у Кузнецова не вызвал ни один.

— Деньги, — сказал Кузнецов Пияшеву, — деньги за месяц. Давай быстро.

— И мои — за полгода! — крикнула Анжелика.

Пияшев опять заклокотал горлом и сказал совершенно несуразные слова:

— Горбачев! Перестройка!

— Еще академика Сахарова вспомни! — сказала ему Анжелика. — Посмотрел бы Сахаров на твою неправду! Либералы! А деньги где, спрашивается? Обещать все хороши! Прогадили перестройку, ага! Деньги давай, козел!

Пияшев полез в ящик стола. Кузнецов следил за его руками.

— Сосчитай, — сказал Кузнецов. Он стоял неподвижно, придерживая Анжелику за локоть, ждал, пока Пияшев сосчитает деньги.

— За субботники плати! — крикнула Анжелика. — Согласия моего нет — задаром давать. Дурочку нашли, ага! Открытое общество! Кто хочешь, придет — и засунет!

Анжелика приняла из рук Валерия Пияшева деньги, поместила их за голенище белого сапога.

— Сейчас тебе весь кафель разобьем, ага, — сказал Анжелика, — все здесь расколотим, никакой Сахаров не починит.

Кузнецов с девушкой спустились на улицу, черный джип сопровождения банкира Щукина стоял у подъезда, рослые молодцы дремали в салоне. Кузнецов свернул в подворотню, пересек двор с тощими тополями, перешагнул низкий забор, вышел на тихий перекресток. Анжелика бежала рядом.

— Такси возьмем? — спросила она. — В ресторан поехали, есть хочется, а денег навалом. Мне девочки про «Ностальжи» рассказывали. Устриц хочешь? Один мужчина говорил, они потенцию повышают. А я еще лобстеров люблю.

— Сначала пешком, — сказал Кузнецов, — машины искать станут. Погуляем, потом на метро сядем. Ко мне поедем — куда еще ехать.

Через два часа они доехали до квартиры Кузнецова в Сокольниках.

Кузнецов и Анжелика вошли в дрянную комнату в пятом этаже бывшего доходного дома. Коммунальные квартиры дома уже давно усердно расселяли — по этажам суетились риэлторы, будоража воображение жильцов отдельной жилплощадью. Риэлторы заходили в квартиры, объясняли жильцам выгоды будущей жизни и невозможность этих выгод избежать. Берите, пока дают, — а опоздаете, пеняйте на себя говорили риэлторы, и им верили. Единственный жилец, не подозревавший о переговорах и не имевший твердых взглядов на будущее, был Кузнецов. Он не присутствовал ни на одном собрании обитателей квартиры, домой являлся пьяный, падал на диван и засыпал. Соседи не торопились информировать его по понятным причинам: неизвестно, что взбредет в хмельную голову грузчика, возьмет и потребует себе апартаментов на Кутузовском проспекте, и пропало дело. Риэлторы предупреждали, что аппетиты должны быть умеренные — на всех хороших квартир не хватит. Имела смысл при таких обстоятельствах беседовать с алкоголиком? Ясно, что не имело.

Однако, увидев Кузнецова с женщиной, соседи решились на разговор. Кузнецов был вызван в общую кухню для объяснений — причем собрание жильцов сидело на табуретах, Кузнецов стоял в дверях, Анжелика заглядывала в кухню через его плечо.

— Она тебе кто? — спросили соседи устами пенсионера Бесфамильного.

— А твое какое дело? — ответил Кузнецов.

— А могу поинтересоваться.

— Ну, интересуйся.

— Интересуюсь вот. Вместе живем, надо друг про друга все знать. Вдруг воровку привел.

— Сам ты вор, — сказала Анжелика из-за спины Кузнецова, — у меня, может, больше твоего накоплено. Ага, воровку нашли. У меня деньги трудовые.

— Жена, — сказал Кузнецов, — успокойся, Бесфамильный.

— Женился, значит?

— Значит, так.

— По закону?

— По закону.

— Ну, ты, парень, ловкач. Всех обошел. Значит, теперь требования повысишь?

— Какие требования?

— Ну, тихоня. Тихо-тихо, а дела лучше всех устроил.

— Тебя не спросил, — сказал Кузнецов, — взял да женился.

— Вот ты, значит, какую стратегию задумал. Мы уродуемся, переговоры ведем, на нотариуса потратились, а он взял — и женился. Ловко. И жить она с тобой будет?

— А почему ж нет?

— Ловко.

— Тебе что за печаль? На твои метры кровать не поставлю.

— А нас расселяют — не в курсе? Не интересуешься жизнью квартиры? Такие вот равнодушные люди, как ты, все портят. Наплевать тебе на других. Поинтересовался бы, как да что.

— Ну и как?

— А так, что получит каждый жилец по новой квартире, понял? У меня, допустим, две комнаты — мне, стало быть, двухкомнатная квартира положена. Все по-честному. А тебе комнату в другой коммуналке предлагают. Не хуже будет, чем эта. Понял?

— А мне — зачем?

— Как это — зачем?

— Мне и здесь хорошо.

— Или вон — однушку бери в Коровино-Фуняково. Не хочешь? Так и знал, что с тобой проблема выйдет. Ненадежный ты человек, пьющий. А теперь еще и жену завел, ловко придумал. Теперь, значит, тебе и однокомнатной мало будет.

— Ничего мне не надо, — сказал Кузнецов, — отвяжись, Бесфамильный.

— А почему это — нам однокомнатную? — сказала Анжелика. — Законов таких нет — семье однокомнатную давать. А если ребенок? Двухкомнатную нам надо, не меньше. Тем более ребенок у меня уже есть, ага. Дочка маленькая. Он ей куклы покупает. И еще одного ребенка заведем. А если разнополые будут? Нам трехкомнатную надо, вот что. Правительство о матерях заботится. Хитрые какие, однокомнатную предлагают. А может, я буду мать-героиня, тогда что?