Маша Трауб - Домик на Юге
Люська зарыдала. Теперь она поняла. Все поняла. Она вспоминала, как тетя Тамара шлепнула ее мокрой половой тряпкой по попе за то, что она не помыла полы под кроватью. Вспомнила, как дядя Женя морщился, когда давал деньги на новое платье к школьному празднику. Вспомнила, как тетка попросила сварить суп, а она забыла – ушла к подружке и заболталась. В последний момент – тетка вот-вот должна была вернуться с работы – Люська, прибежав домой, сунула курицу в кастрюлю, не доварила, покидала плохо почищенную картошку с морковкой, пересыпала макарон, сказала, что все сделала. Тетя Тамара открыла кастрюлю, посмотрела и вылила все в унитаз.
Люська той ночью поняла – это все потому, что она приживалка. Утром в школе, когда ее одноклассница пересказывала рассказ – без эмоций, лишь бы отбубнить, – Люська смотрела на нее презрительно. Куда ей? Она же не понимает, как нужно пересказывать. Не чувствует. Не знает, каково это. С тех пор девочка стала неуправляема. Она замечала только плохое – и дома, и в школе. Особенно дома. И лелеяла это плохое, накапливая, запоминая до мелочей.
Тетя Тамара попросила погладить белье. Люська посмотрела на тетку с ненавистью. Дядя Женя попросил налить чаю – Люська шваркнула чашку на стол. Она для них прислуга. Когда поздно вечером тетя Тамара с дядей Женей сидели на кухне и шептались, Люська была уверена – говорят о ней. О том, что еще должна сделать приживалка, какую непосильную работу на нее нагрузить. Девочка их возненавидела. Убегала к подружке Галке и запоем, смакуя детали, рассказывала о нанесенных обидах. Галка пожимала плечами – что за проблемы? У нее то же самое. И хуже бывает. Она тоже и полы моет, и гладит, и суп варит – родители на работе убиваются. Приходят, еле волоча ноги от усталости. Мать тоже может и наорать, и тряпкой наподдать. Все то же самое. Что такого-то?
Люська сначала злилась на подружку – как она не понимает таких вещей? А потом стала смотреть на нее свысока – с чего ей понимать? Она-то не приживалка. Своих детей по-другому шлепают. Люська как однажды примерила этот взгляд, так с ним и ходила, доводя до истерики тетю Тамару и чуть ли не до запоя дядю Женю. Мол, что вы понимаете в этой жизни? Мне бы ваши проблемы, ваши заботы. Вы не страдаете так, как я.
Когда Люська подросла, то стала задавать вопросы: а где моя мама, почему я живу у вас, когда вы меня взяли? Тетя Тамара пыталась рассказывать так, чтобы не ранить девочку, но Люську это только раздражало.
– Люсенька, так получилось, – говорила тетя Тамара. – Твоя мама живет в другом городе. А мы тебя как увидели, так сразу полюбили.
Люська от этих сюсюканий морщилась. Сказали бы как есть. Все равно же ничего не изменишь. Она хотела только понять почему.
А в остальном девочка была реалисткой.
Когда умерла их соседка по площадке, Люська только кивнула – умерла и умерла. Тетя Тамара плакала на кухне, бегала по подъезду с опухшими глазами и пила валокордин. Люська должна была помочь тетке с организацией поминок – порезать овощи на салаты, сбегать в магазин, накрыть на стол.
– Почему я должна это делать? – пробурчала девочка.
– Люся, баба Надя с тобой маленькой сидела, она же всю жизнь… с нами… под боком… – всхлипывая, проговорила тетя Тамара. – Никогда не откажет… варенье приносила…
– Ну и что? Ее кто-то просил варенье приносить? – удивилась Люська.
– Люся, она же тебе как бабушка была, – вытирая глаза давно мокрым платком, сказала тетя Тамара.
– «Как» не считается. Она была мне не бабушкой, а соседкой. И ей все равно делать было нечего, вот и сидела со мной и варенье варила, – резко ответила Люся.
– Люсенька, разве так можно? – Тетя Тамара искренне не понимала, почему девочка такая злая.
– А что, разве не так? – закричала Люська. – Зачем эти салаты? Зачем все это? Баба Надя уже умерла. Ей уже все равно. Для кого все это? Для соседей? Кому это надо?
– Люсенька, так положено. Надо помянуть, – попыталась объяснить тетка. – Душа бабы Нади еще здесь. Она увидит, что мы ее любим, помним, и порадуется.
– Теть Тамар, ты говоришь ерунду. Это все сказки. Я в это не верю.
– Имей совесть, помоги тете и хватит спорить, – не выдержал дядя Женя.
Люська вскинула обиженно голову и принялась кромсать вареную свеклу. Тетя Тамара плакала.
Когда Галку прямо из школы увезли в больницу с аппендицитом, весь класс пошел ее проведать, скинувшись на яблоки. Все пошли, кроме Люськи.
– А ты почему не пошла? – спросила тетя Тамара.
– Зачем? – удивилась Люська.
– Она же твоя близкая подружка!
– И что? Аппендицит ей вырезали. Через неделю увидимся.
– Но ведь надо поддержать… поговорить… успокоить… – начала мямлить тетя Тамара.
– Ага, и свой аппендикс ей отдать, – хохотнула Люська. – Там и без меня полно народу. Как бараны все – сказали идти, они и пошли.
Тетя Тамара поджала губы и не ответила.
Когда их кошка родила, тетя Тамара отправила Люську раздать котят «в добрые руки». Котята сидели в большой картонной коробке. Люська, чтобы было не скучно, позвала с собой Галку. Они дошли до рынка и встали около входа. Двух котят – красивых и шустрых – забрали быстро. А еще двоих забирать не хотели.
– Может, их выбросить? – предложила замерзшая Люська, которой хотелось домой.
– Ты что? – испугалась Галка. – Они же маленькие, умрут от холода.
– Этот и так умрет. Вон какой страшный. – Люська показала на одного котенка.
– Тем более его надо отдать. О нем будут заботиться, и он вырастет.
– А давай попросим алкаша какого-нибудь. Он их утопит, – не успокаивалась Люська.
– Нет, – решительно сказала добрая Галка. – Ты иди, а я с ними постою. Не уйду, пока всех не заберут.
– А помнишь, мы по истории читали, что в древности слабых детей со скалы сбрасывали? И ничего. А тут котята. Ничего ж не будет.
– Нельзя так. Они живые!
– Ну и стой, если тебе так нравится. А я пойду.
Галка вернулась поздно вечером.
– Отдала, – выдохнула она.
Люська только пожала плечами.
Так же равнодушно она относилась и к тете Тамаре с дядей Женей. Тетка часто плакала на кухне. Люська, идя в ванную, это видела. Ну плачет – и что дальше? Поплачет и перестанет. Дядя Женя не плакал, а иногда подолгу сидел на кухне и рассматривал стоящую перед ним рюмку водки. Ну выпьет – и пойдет спать. Люська не вникала, что там у них произошло. Она всегда говорила не «у нас», а «у них». Она отдельно, а тетка с дядей – отдельно.
Девочке было четырнадцать, когда она возненавидела все, что ее окружало. И прежде всего – тетю Тамару с дядей Женей. Следом за ними в списке ненависти значились квартира, школа, город, жизнь… Раз и навсегда Люська решила, что во всех ее бедах виноваты тетя Тамара и дядя Женя. Они сломали ей жизнь. Они лишили ее будущего. Они – враги. Ведь если бы они ее не забрали, то она жила бы в другом городе, в Москве, ходила в другую школу и жила другой жизнью. А из-за них она… Так не должно было быть!
Тетю Тамару стали вызывать в школу.
– Люся хамит учителям, – жаловалась классная руководительница. – Ты ей слово, а она тебе двадцать в ответ. Как бы вам объяснить… Ее высокомерное отношение… на пустом месте…
– Да-да, я понимаю, – отвечала тетка. – Я с ней поговорю.
В тот день, когда Люське исполнилось пятнадцать, тетя Тамара с дядей Женей, вручив ей новые туфли, которые та давно просила, преподнесли сюрприз. Тетка, смущаясь, плача, улыбаясь, теребя платок, опять плача и снова улыбаясь, сообщила, что у Люськи скоро родится сестричка.
– Чего? – не поняла девочка, рассматривая туфли.
– Я беременна, – сказала тетя Тамара. – У нас будет ребенок. Девочка. – Тетка заплакала. Дядя Женя торжественно обнял жену за плечи.
– Ты же старая, – удивилась Люська. – Старые тоже рожают? А почему не видно? Потому что ты толстая? А точно старые могут рожать? Какая еще сестричка? Ты же мне не мать, а дядя Женя не отец!
Тамара убежала плакать на кухню. Женя постоял еще некоторое время, собираясь что-то сказать, но промолчал и тоже ушел на кухню.
«Пора валить отсюда», – все еще рассматривая новые туфли, сказала себе Люська.
Она живо представила, что будет дальше. А чего представлять? Галка перед глазами. У подружки недавно появился братик, и Галка погрязла в пеленках и распашонках. Ни поговорить, ни погулять после школы. Галка неслась домой, чтобы дать матери поспать. Гуляла только с коляской – позор. Нет, с ней такого не будет. Они не сделают из нее няньку. Еще чего не хватало? Что они – совсем сдурели? Какой ребенок? На кладбище скоро, а они – ребенок.
Люська засыпала, обдумывая, когда «валить», а тетя Тамара с дядей Женей шептались на кухне.
Взрослые шептались о том же, о чем думала девочка.
«Уеду в Москву, к бабке с дедом», – решила Люська.
– Может, ей в Москву уехать? Временно, – предложил дядя Женя.
– В школе последний год. Договаривались же, что поступать поедет, – ответила тетя Тамара.
