Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я
— Может, понятие бедности и психологическое в Америке, но пока мы будем менять психологию, люди нуждаются в реальной помощи. Я создала фонд помощи бедным голодным в нашем городе, — сказала мне Поли, везя меня на «русский ланч». — Собираем пожертвования и разную еду для нуждающихся людей нашего графства. Со вчерашнего дня молодые люди нашего фонда стали обходить все дома и собирать еду для бедных, из запасов, которые имеются в каждой американской семье.
— И к нам приходили на прошлой неделе — одна хорошенькая девушка — попросила консервов. Я откупилась, нашла какую‑то завалящую банку со стручками, никому в нашей семье не нравящуюся, отдала вашим нуждающимся. Представляю, как они ругались на дающих такие невкусные консервы!
На эти мои слова Поли меня спросила:
— Дина, вы не сочувствуете бедным? В России нет нищих? Вы видели когда‑нибудь нищих?
— После войны по деревне, где я жила у бабушки с тётками, ходили настоящие нищие и просили подаяние ради Христа, окружая понятие о милостыне религиозным ореолом. Мне было их жаль, и я даже плакала, если видела детей среди них, а потом пряталась под лавку.
Здесь куда‑то исчезли слёзы мои?! Здесь куда-то исчезла мягкость моя? — И через некоторое время я добавила:
— Ни в России, ни в Америке я не видела, чтобы кто‑нибудь попросил чего‑нибудь оригинального. Никто не сознаётся в своей духовной нищете. Был один попрошайка в Ленинграде, собирал по квартирам бутылки из-под молока, окружая просьбу заботами об окружающей среде — «собираю пробы для исследования загрязнения воздуха». Но за другим никто не приходил.
— Вы имеете в виду, что никто не одалживает разумности?! — спросила Поли и засмеялась, — спрашивать не у кого.
— Никто не попрошайничает насчёт этого! Хотя, ведь призывалось, что блаженными будут попрошайки Духа. А где они, эти «нищие духом»? Попрошайки духа?! Я почти восхищаюсь вашими нищими — сидят себе, ни от кого не зависят, — как говорит мой сын Илюша.
Есть привлекательность в вызове, и свобода.
— Но это не только вопрос о свободе. Есть бедные одинокие женщины с маленькими детьми — ни найти работы, ни найти квартиры. И как им жить?
— Есть, наверно, фонды для таких женщин? — спросила я.
— Сейчас уже есть фонды, но ещё всё плохо организовано, нужны «shelters» — временное жильё, для уходящих от мужей женщин. Чтобы женщине было где находиться.
— Как бы создавать места, где бы бедные женщины могли бы встретиться с молодыми богатыми счастливыми мужчинами? Всех бедных переженить на богатых!
— Хорошо бы, без всяких шуток, если бы по-правде богатые поделились с бедными!
— Поли, у нас это «деление» происходило, и очень успешно — всех уравняли в бедности. Как говорит Достоевский, в любом обществе есть «от природы нищие».
— Да, Дина, но такой бедности, как в Америке, нет в Скандинавских странах, — возразила мне Поли.
— Там, наверно, скучно, — опять пошутила я.
— Скучно бывает только дуракам, — резюмировала Поли.
И снова и опять — богатые и бедные — что значит «богатый»? что значит «бедный»? Мужчины и женщины — у кого перевес? И где та улица, где женщины гоняются за красивыми мужскими ногами?
И где та площадь, по которой ходят «нищие духом»? Побирушки духа? И кто, и что им даёт?
Дающие и просящие. Просящие и не просящие. И просто «русские», и просто «американские». И где больше попрошаек: на Западе или на Востоке? Добро? а Зло? Хорошо? и Худо? Высокое и низкое. Там и тут. «Периоды оглупления.» На Востоке и на Западе.
— В мой первый приезд в Москву, — при этом лицо Поли осветилось её умилительной улыбкой, — объезжая на туристическом автобусе красоты Москвы в чудный зимний день, находясь будто в сказке из другого столетия, я говорю шофёру автобуса:
— Мороз и солнце! День чудесный! И шофёр продолжает: «Ещё ты дремлешь, друг прелестный!» Дина, в России даже шоферы знают стихи! В Америке профессора только бейсбол по телевизору смотрят, ничего не читая.
— У нас не только шоферы стихи знают, но и все сотрудники комиссии нравов КГБ, от самых маленьких до самых больших. Доярки у нас вечерами играют Офелий, а конюхи — Гамлетов.
Во время обыска у нас в доме, о котором я подробно расскажу во время «русского ланча», наши «обысканты» проявили такое тонкое знание поэзии и литературы, что сотрудники американских подобных организаций слыхом не слыхивали о таких интеллектуальных проникновениях. В поисках внутреннего совершенства, получая ордера на обыски в приличных домах, например майор Рябчук стал просто Сократом, и во время Яшиного допроса соревновался с Яшей в знаниях «принципов формы в эстетике», цитировал строчки редчайших стихов — «Золото в лазури», «Будем, как Солнце». Говорил, что и его интересуют Элам, Халдея…
— Товарищ майор, — говорит ему Яша, — у нас с вами как игра!
— Но–о! Вам, гражданин Виньковецкий, гола в мои ворота не забить! У нас игра в одни ворота — после моих допросов люди вешались! [Имея в виду Е. Д. Воронянскую, перепечатывавшую «Архипелаг ГУЛАГ».]
Сейте разумное, доброе, вечное.Сейте. Спасибо вам скажет сердечноеРусский народ.
Народ — художник. Страна — сказка.
У нас, Поли, все поэты. Про деньги никто не думает. Одни стихи читают, другие сочиняют, третьи печатают, четвёртые запрещают, пятые слушают, шестые декламируют. Все при поэтическом деле с мыслями меньше мухи — умеем подбирать и расставлять слова в пространстве. Говоря словами Ницше, «дураки ритма». Вот и качаемся в ритме: у нас даже коровы, подвешенные от голода на ремнях, качаются в ритме…, жуя жвачку.
Не загадочна ли русская душа?
Зайдя как‑то к Поли выпить чашку чая, доставить себе и ей удовольствие поговорить по-русски, выкупаться в её тропическом бассейне, я, открыв дверь, увидела её закутанную в жёлтосерую тяжёлую шаль, выглядевшую как мантия.
— Что с вами, Поли? Вам холодно?
— Да, мне немного прохладно, — ответила Поли и ещё крепче завернулась в шаль.
— Вчера наш президент обратился к американскому народу с просьбой экономить энергию и не повышать в домах температуру… И мне немножко холодно.
— Я, Поли, правильно вас поняла? Вчера Картер обратился к людям экономить электрическую энергию, и вы так сделали?! Одна устная просьба президента по телевизору?
— Дина, что вы так удивляетесь? Неужели русские люди так бы не сделали?
— У себя дома?! Каждый бы парилку сделал и злорадно парился бы, пока не задохнулся бы от жары…
— Какие вы странные вещи говорите про русских! Неужели если бы сам президент попросил, то русские бы не откликнулись? — спросила удивлённо Поли.
— Нашему президенту, Поли, в голову не придёт обращаться с такими свободными просьбами к населению. Он прекрасно знает, что ваше любимое русское население вымрет после таких обращений.
— Почему вы так говорите? Ведь наш президент может быть плохим человеком, как был Никсон, но ведь он делал много хорошего для Америки, я за него голосовала, потом разочаровалась, когда вскрыли Уотергейт, но если бы он обратился к американцам, то всё равно бы его просьбу услышали. Есть уважение к президенту.
— У нас, Поли, услышали бы тоже, если бы было награждение тем, кто замёрз в доме… Все это знают: и сам президент, и последний коммунист под одеялом ненавидящий этого президента со всей силой своего прославления на трибуне.
— Мне трудно, Дина, понять, как это: ненавидит и прославляет?
— В этом и есть загадочность той же русской души.
У меня была горбатая тётя Аня, папина сестра, секретарь партийной организации гардиннотюлевой фабрики имени Самойлова, она всегда ходила на демонстрациях первая со знаменем. Знамя пылало у неё в руках. Накануне нашего обыска (как всё просачивается — неизвестно!), мы уже знали, что к нам «придут», и готовились принять «обыскантов» достойно. Решив, что квартира тёти Ани будет самым надёжным убежищем, я спросила её:
— Тётя Аня, нам нужно спрятать два чемодана антисоветской, нелегальной литературы — у нас намечается обыск.
— Ставь ко мне под кровать! — не задумываясь отвечает мне моя родная тётка.
Зубчатый подзорник гардинно–тюлевых кружев фабрики имени Самойлова прикрыл начисто всю литературу.
— Слава Коммунистической партии! — вдохновенно кричала Анна Васильевна Киселёва — моя родная тётка — представитель загадочной души русского народа — на следующий день на первомайском параде.
И таких примеров загадочности знает каждый много. Любовь — сострадание. Высокое и низкое. Все рельефы перепутаны.
— И тот самый народ, Поли, говоря словами Достоевского, который «сегодня целовал твои ноги…, завтра бросится подгребать к твоему костру уголёчки.» Сама тихонечко подбрасывала: там нельзя быть нравственным, пока события определяются обманом и несправедливостью.
