Сабина Дарденн - Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу
«Ты знаешь, я была совсем одна, я бы со временем сошла с ума, мне было нечего делать, я ведь сказала тебе, когда ты появилась, что прошло уже семьдесят семь дней, как я находилась вдвоем с этим кретином, вынужденная терпеть его каждый день или почти каждый день. Я была девчонка, я не могла вообразить, что этот тип был похитителем детей и что он сделает с тобой то же самое, что и со мной».
Но вернемся в тот день, когда председатель суда спросил обвиняемого:
— Вы похитили Летицию?
— Это Сабина проела мне все печенки, требуя подругу! — ответил он.
Я была готова провалиться сквозь землю. Теперь меня будут попрекать этим всю оставшуюся жизнь? Летиция глянула на меня, и мы обменялись разочарованными понимающими взглядами.
Мы уже обе говорили об этом еще до ее выступления в суде. Я не хотела ее шокировать, не собиралась сыпать соль на ее раны, но мне хотелось, чтобы она осознала, что я была спасена благодаря ей.
«Не забудь одну важную вещь… Поэтому, если бы ты не оказалась там… Да, он наткнулся на тебя, это большое несчастье, но благодаря твоему похищению нашли меня, и мы обе с тобой оказались живы. Конечно, я немного испортила твою жизнь, выпрашивая подругу, я очень ругаю себя за это, но в конечном итоге благодаря тебе и свидетелям твоего похищения я здесь».
Я никогда не избавлюсь от этого груза, даже если буду всегда надеяться, что, со своей стороны, она не будет держать на меня зла. Выходя из зала заседаний, я ей сказала в шутку:
— Послушай, там в клетке еще есть место, если ты хочешь, я могу тоже туда пойти!
— О, ну что ты! Это правда, что ты просила подругу, но, если бы не я, это была бы другая. Он наткнулся на меня, но самые плохие моменты я пережила из-за него, а не из-за тебя!
Позднее, во время интервью, журналист сказал мне:
— Похоже, что вы с Летицией действуете заодно?
— Да, у нас близкие позиции по некоторым вещам, в которых мы имеем совместный опыт. Вот только мы с ней не подружки, отдыхавшие вместе в лагере на каникулах, и не одноклассницы, и не соседки. Летиция — моя подруга по несчастью.
Она, как и я, видела после своего трудного выступления в качестве свидетеля, как жена Дютру пыталась попросить прощения, но Летиция довольно быстро оборвала ее:
— Я не желаю слушать ваши сожаления, зло сделано, и теперь слишком поздно!
Но вступил Дютру:
— Я хотел бы принести свои нижайшие извинения… я отдаю себе отчет о том зле, которое причинил…
Это было утомительно. Лучше бы они заткнулись. Во всяком случае, этому типу было неведомо никакое чувство вины, ему было плевать с высокой колокольни на то зло, которое он причинил, на детей, которых он похищал, оставлял умирать и закапывал живьем. Он хотел единственного — произвести впечатление на суд. Но со мной это у него не проходило.
Я от него и не ждала чего-то другого, он был верен себе, был точно таким, как в моих воспоминаниях: тщеславным, стремящимся навязать свою волю, изворотливым, неспособным говорить правду. Выходя из зала заседаний после окончания выступления Летиции, я сказала перед камерами журналистов — и это при том, что я старалась сдерживать себя:
— Его извинения, да пусть он сдохнет с ними!
Пресса писала, что я одержала над ним победу, что у меня был кураж и сильный характер. Тем лучше, но я ожидала обвинительной речи на суде и вердикта присяжных, чтобы наконец покончить с этим возвращением в прошлое, однако нас ждало еще одно испытание.
Суд принял решение в качестве информационного мероприятия организовать посещение тайника присяжными, адвокатами, свидетелями и обвиняемыми.
В том месте мне было плохо, но я надеялась, что буду в состоянии вынести это мероприятие.
Там, в Марсинеле, я смеялась вместе с Летицией. Она сказала мне доверительно:
— Если там будет паук, я точно закричу. Можешь даже не беспокоиться…
А я ей напомнила, что он говорил нам каждый раз, когда спускал нас по лестнице в тайник:
— Не надо трогать стены! Не забудь! Иначе сама будешь виновата!
Я не знала, почему он так велел, и именно с этой стеной, в то время как все другие стены мне поневоле приходилось задевать.
— Да, да, я не забыла! Ты думаешь, плакат с динозавром все еще висит там?
Я знаю, что Летиция не так много помнила о прошлом и что мой черный юмор временами ее шокировал, ей не приходило в голову расставаться с этим прошлым подобным образом. Но все же мы немного пошутили, пока ждали своей очереди спуститься в подвал. Но оказаться перед этим мрачным домом, за брезентовым тентом, укрывавшим нас от любопытных зевак, — это уже было совсем другое дело. Нам надо было подождать, пока почти все пройдут перед нами. Присяжные, судьи, заседатели, другие истцы. И по мере того как я видела этих людей, поднимающихся из подвала с искаженными лицами, я начала приходить к пониманию. И Летиция тоже.
— Ты видела их лица?
Летиция спустилась передо мной. И когда она поднялась наверх, она меня напугала. Если она была в таком состоянии, пробыв тогда в тайнике шесть дней, то что можно ожидать от меня? Я побелела как полотно. Волна смертельного страха затопила меня.
Я вошла вместе с моими адвокатами в первую комнату, там я еще держалась.
«В этой халупе все такой же бардак».
Я спросила себя, откуда лучше начать. С комнаты или с подвала?
И я выбрала сначала подвал. Я спустилась по лестнице, не прикасаясь к стене, но на этот раз потому, что вдоль нее была натянута веревка для пожилых людей.
Лестницы были довольно узкими. Вниз вели двенадцать ступеней, раньше я их пересчитывала, спускаясь в тайник.
В крысиную нору я вошла одна. Разумеется, втроем находиться там было невозможно.
За одну секунду я оказалась в прошлом, и, как в фильме, все стало раскручиваться в моей голове, кадр за кадром. Я увидела себя, делающую уроки. Вот я пишу письма. Вот я чуть не схожу с ума оттого, что выключили электричество, я сражаюсь со светом и с вентилятором, которые не включаются. И еще я увидела надпись, сделанную Жюли и обведенную следователями, и я виню себя, что не разглядела ее раньше. Но если бы я увидела ее, поняла бы ее значение? Стала бы я задавать ему вопросы по этому поводу? Но 15 августа я хотя бы могла указать на нее следователям.
Каким же крошечным было это помещение, сейчас оно представлялось мне еще меньше, еще страшнее, еще более душным.
Мы поднялись наверх взглянуть на комнату с двухъярусной кроватью. Она поржавела, лесенка была снята, плаката с динозавром не было на стене. Эта комната сейчас тоже казалась мне меньше. В другой комнате было все по-прежнему: кровать, платяные шкафы, стол у края кровати, на котором были разложены пазлы, которые так меня раздражали. Их начали собирать еще до того, как я там оказалась. Когда я имела право немного передохнуть, пока он смотрел свои идиотские программы по телевизору, я разглядывала потолок или эти пазлы. Раза два-три я пыталась собрать картинку. Оставалось выложить всего несколько элементов. Но это был пейзаж тон в тон, с большим количеством зеленого и серо-голубого, который было трудно подбирать. Я никогда не задумывалась о том, кто начал собирать эту мозаику. Если она была здесь давно, то и те четверо могли тоже рассматривать их до меня.
И мне так и не удалось завершить ее. В какой-то момент пазлы меня очень раздражали, я их сдвинула с места… И кроме того, они действовали мне на нервы, эти пазлы, это был какой-то ужас. Весь этот дом был ужасным, мне надо было выйти оттуда, но мне не удавалось.
Летиция опять зашла в дом, чтобы забрать меня, и я вышла вместе с ней. Кто-то сказал мне, что в тот момент я выглядела двенадцатилетней девочкой. Я была печальной, бледной и злой, потому что «хозяину» тоже предстояло совершить осмотр своего дома в Марсинеле, в наручниках и бронежилете. Я не знаю, отчего я вдруг разозлилась, то ли из-за себя, что я тут чуть не грохнулась в обморок, то ли из-за него, который все еще имел право находиться здесь, да еще вдобавок критиковать! Он позволил себе сказать: «До какого состояния довели мой дом…»
Я уже не могла этого вытерпеть. Я сказала Летиции:
— Я хочу остаться здесь. Пусть у него хватит смелости пройти мимо нас и взглянуть нам в глаза хотя бы раз. Здесь-то нет стеклянной клетки…
Я нарочно оказалась у него на пути, я пристально смотрела на него, а он уставился в пол, и я назвала его подонком. Всего одним словом, и ничего более. Единственным, которое пришло мне на ум.
Меня оттеснили в сторону. Летиция сказала:
— Дыши, дыши глубже, иди на воздух…
Там стояли фургоны жандармерии, заграждения, и я отошла в сторонку. Когда я увидела, как он выходит из дома, я опять хотела взглянуть ему в глаза или по крайней мере встать возле двери машины, к которой его вели. Но я могла навлечь на себя замечание председателя суда, который мог призвать меня к порядку, заметив еще раз. Поэтому я осталась на том месте, где стояла. Он прошел в метре от меня, но это не повлияло на меня. Я была сильная, пусть даже и в слезах, мне представлялось, что это я сейчас подавляю его. Я больше его не боялась; это дом, тайник, комната привели меня в такое состояние.
