Михаил Сергеев - Последняя женщина
Он помолчал.
— Когда вы, там же в интервью, говорите, что много раз видели картины, источающие зло, то, смею утверждать, галереи так же, как библиотеки, хранилища не только добрых, но и злых мыслей. Опасно, если там остались те же люди и те же идеи.
Она с любопытством посмотрела на него.
— Какие же картины вы предлагаете показывать?
— Например, вашу картину "Выход из синагоги".
— Ах, вот я здесь при чем.
— Да. Именно так. Или детей, ставших цветами на ваших картинах.
— Но ведь цветы есть у многих художников, — она улыбнулась.
— Верно. Даже почти у всех. Есть все: великолепная техника, свет, наконец радость. Но ни у одного их них нет того, что есть у вас.
— Чего же?
— Милосердия.
Елена задумалась. Конечно, она это знала. Но привыкла к восхищению ее техникой исполнения, сюжетом и гордилась этим. "Помилуйте, — говорила она себе, — кто же откажется от сравнения с великими голландцами?" Она еще раз внимательно посмотрела на него.
— А кто вы по образованию?
— По первому — инженер, по второму — финансист.
Елена удивленно подняла брови.
— Понимаете, это даже лучше, — горячо продолжил молодой человек. — Будь я специалистом, я выразил бы мнение узкого круга посвященных. Но я совершенно обыкновенный человек. Значит, вам это удалось!
— Что удалось?
— Да как вы не понимаете? — Он снова заговорил быстро. — Я вынужден многое изменить в своей книге. Человек рождается и живет для того, чтобы нести добро и радость людям. На этом построен сюжет. Так я думал раньше. Но оказалось, что смысл жизни совсем другой.
Я люблю Моне, мне нравится Синьяк. Меня трогает "Домик в Мурнау" Кандинского. Но все это — лишь ступени к главной теме, которая зовется милосердием.
Ваши картины его источают, — уже спокойнее добавил он. — Когда я смотрю "Мальчик с книгой", во мне не возникает ощущение радости, но рождается что-то, что делает меня ближе к каждому человеку. Делает его для меня дороже. И это не просто добро, и не восхищение картиной, и даже, повторяю, не радость. Это милосердие!
А разве вера не призывает нас возлюбить ближнего своего? Если и есть цель, к которой идет человечество, — он выразительно протянул руку вперед, — то над ней светится именно это слово.
Елена немного опешила от такого напора.
— Вы знаете, я полностью вас поддерживаю, — неожиданно вмешался ее муж. — Это главная проблема общества, но, к сожалению, оно с трудом воспринимает ее. В Библии сказано: "Иди и раздай все нищим". Елена раздает свое милосердие. Главное, что у нее оно есть и никогда не иссякнет. Оно всегда будет восполняться Всевышним.
— Я сегодня написал стихи, позвольте я прочту… — Голос молодого человека звучал тихо и ровно.
Несколько минут Елена смотрела на него, стараясь понять, что значит, казалось бы, случайное появление его здесь. Она давно уже убедилась, что ничего случайного в жизни не бывает. За любым событием стоит некто или нечто, даже если у тебя просто сломался каблук или ты по забывчивости оставила где-то сумочку.
— Где вы видели мои картины?
— В Ленинской библиотеке. Случайно. Закрыли на ремонт зал, где я работал, вынужден был подняться на третий этаж и обомлел! Ваша "Богоматерь под дождем"! Что это? Откуда эти капли росы на челе ребенка, но уже не младенца! Из каких неведомых миров? Или ведомых лишь Ему одному. И если Он позволит, к ним прикасаются и другие. Но дверь в этот мир открыта не всем. Ваши картины — милоточащие иконы. — Он помолчал. — Потом через Интернет я узнал, что у вас галерея в Нью-Йорке, ну а дальше пришел к вам.
— Для чего же вам я?
— Понимаете, я должен убедиться, что вы не изменились за эти годы. Я имею в виду ваши взгляды. Мне важно знать, что вы думаете о простых житейских вещах. Я бы очень хотел понять, что за человек способен создавать такое искусство.
— Вы преувеличиваете. В мире полно талантливых художников, прекрасных картин.
— На самом деле не так много. Но главное, таких нет. Понимаете, одни произведения — картины, книги, постановки и даже роли актеров — руководства к жизни. Как у Занусси. Другие — руководства к смерти. Вторыми забиты все полки, сцены и кинозалы. — Он помолчал. — А вы… вы себя недооцениваете. Я запомнил высказывание о вас одного авторитетного человека: "Это невероятное явление. Невероятно само его существование в этом наполненном злом мире". Полностью соглашусь с ним, потому что возникнуть, родиться такой феномен может, но выжить и остаться в картинах — таких примеров нет. Конечно, многие художники подходили к теме милосердия, касались ее. Но сделать ее главной в своем творчестве не удалось никому! Я даже догадываюсь или почти уверен, кто мешал им.
— Прямо мистика какая-то, — улыбнувшись, вопросительно посмотрела на него Елена.
— Можно было бы с иронией отнестись к моим словам, исходи они от экзальтированной дамы. Но я знаю, что говорю. Поверьте мне. Я это понял, когда писал свою книгу. Я понял, что в процессе создания таких полотен можно и умереть. Я не шучу!
— Ну да, — тихо проговорила она.
— По-моему, ваша недооценка себя происходит от недооценки женщины обществом. "Такая вещь, как "Страшный суд" Микеланджело, для женщины совершенно недоступна" — ведь это ваши слова. По-вашему, такой заряд энергии может рождать только мужчина. Уверен, что дело не в количестве энергии и даже не в ее видах. Вспомните гигантские марширующие колонны с факелами на стадионах нацистов. Вот какой заряд могут выдавать представители "сильной половины человечества".
— Но заряд может быть положительным! — вырвалось у нее.
— Если главная цель — милосердие, то ничего больше и не нужно. Не нужен заряд, не нужно увлекать или вдохновлять даже на благородные подвиги. Просто достаточно быть милосерднее не только к собственным детям сегодня, но и к другому человеку завтра, а к чужим детям послезавтра. А дальше — ко всем. Главное — идти по этому пути. Пусть Микеланджело — борьба, свет, тьма, мятеж, как сказал один из нас. Но милосердие — истинная высота! И у мужчин с этим туго.
Я бы вообще поставил женщину выше мужчины именно благодаря такой способности. Одно смущает.
— Что же?
— Все-таки женщина была вторым по счету творением. Правда, из одного и того же материала. И первый грех пришел все-таки через нее. Я согласен с вами, что эмансипация ничего ей не добавляет, кроме агрессивности, а агрессивность отнимает частичку души, которая могла стать милосердием. Но я против того, чтобы умалять ее роль.
— Может быть, вы и правы, даже наверняка.
— У меня еще к вам вопрос, — уже менее запальчиво продолжил он. — Испытывали вы когда-нибудь боль, создавая картину? Я имею в виду не только душевную, но и физическую боль. Когда что-то подступает к горлу, когда слезы душат и ты чувствуешь, что должен немедленно отвлечься, иначе эта боль просто порвет сосуды в твоей голове? Когда, наконец, ты не можешь сдержать слез?
Женщина задумалась. Конечно, она помнила такие минуты. Как давно они были. И сейчас, в эти мгновения, она вновь пережила то щемящее чувство, когда кажется, что что-то сжимается в твоей груди и сразу понимаешь — нужно отложить кисть. То ощущение, что мир и ты — разное и в эту секунду существуют только ты и твое творение. Вы являете собой единое целое, словно мать и еще не родившееся дитя. И только ты понимаешь, чего оно стоит, что оно забирает у тебя, и ни о чем не сожалеешь.
— Елена Николаевна, что с тобой? — Муж, молча наблюдавший за ними, тревожно посмотрел на нее. Все происходящее, поначалу вызывавшее просто любопытство, теперь с невероятной силой втягивало его глубже в нечто знакомое и делало уже не просто наблюдателем. Внезапно нахлынувшее чувство необъяснимого волнения овладело им.
Слушая молодого человека, полностью соглашаясь с ним внутренне, чувствуя их духовную близость, он с удивлением осознавал, что некоторые вещи, которые говорил мужчина о хорошо известных картинах, оказались для него самого чем-то новым… Именно это его и удивляло. "Неужели и вправду свежий взгляд так важен? — подумал он. — Неужели человек, уверенный и постоянный в своих ощущениях, безвозвратно что-то упускает? Стоп. Надо подождать три дня. Этот опыт, который приносят только годы, он не променял бы ни на какие слова".
Разговор длился уже более двух часов.
Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Они замолчали.
— Да, да. Это я. Простите, — и с сожалением глядя на гостя, муж быстро вышел в соседнюю комнату.
Возникла неловкая пауза.
— Лена, нас уже ждут.
Молодой человек поднялся первым, не дожидаясь приглашения откланяться. Взяв в руки пальто, он неожиданно остановился:
— Простите, не могу не задать вам последний вопрос. Он не займет много времени.
Елена благосклонно кивнула.
— Понимаете, когда человек открыто становится на защиту добра, несет его людям и когда сила, с которой он делает это, начинает взламывать стену косности, то неизбежно возникает противодействие зла, воплощенного в реально существующей личности. И это страшное противодействие способно наносить ощутимый, иногда ужасный урон такому человеку. Я имею в виду не только его духу, но и жизни. Земной жизни. Приносить боль, страх, наконец несчастья. Причем они могут нарастать, что сложно заметить сразу, а могут выражаться в каких-то событиях. Они оставляют шрамы на всю жизнь. Понимаете, за все надо платить. Крайним же проявлением злой воли может быть… — молодой человек запнулся. — Не было ли чего-то подобного с вами? — после короткой паузы добавил он. — И если было, связывали вы это со своим творчеством или такую мысль вы услышали только от меня и сейчас?
