Владимир Колковский - В движении вечном
На самом деле это была не насосная станция, а спасательная. Работал на ней Игнат во время летних каникул после восьмого класса.
Место это разыскал Витька. Говорилось ранее, что каждое лето ему приходилось искать, где подработать. Мешал он раствор, таскал кирпичи на стройках, был подсобником у мелиораторов и даже геологов. Геологические партии тогда частенько наведывались в поселок.
Витька уже знал, где и как искать. И вот однажды он предложил:
— Хочешь деньжат подработать по легкому? Есть тут одно местечко блатное.
— Кто ж не хочет! А… где это?
— На спасательной, слышал? Два матроса на сезон надо… Во-семьдесят рэ в месяц на брата. А всего за лето стольника по полтора чистыми выйдет.
Сто пятьдесят!
Целое богатство, если еще и десятки живой не держал в руках от роду. И хоть Игнату было несравненно проще выпросить у матери деньги на новый костюм или туфли, однако лишних денег в семье не было, и он прекрасно знал это. Что-что, а, например, вырядиться на сто пятьдесят рублей в те времена парню можно было с ног до головы, и не только на летний сезон.
И еще.
Это были бы его первые, впервые заработанные собственными руками свои деньги. И познать сейчас то, как они достаются по жизни, казалось ему не простым испытанием, испытанием самым первым такого рода и уже потому чрезвычайно интригующим.
— На Немане целый день, рыбалка будет! И делать, считай, ни черта не надо. За это тебе еще и деньги хорошие платят… Курорт, а не работка! — радостно говорил далее Витька. — И где?… и где еще ты найдешь такую?
— А справимся?
— На лодке доплыть до пляжа! И что тут справляться… Ты на веслах умеешь?
— Маловато как-то до сих пор случалось.
— Ну вот, заодно и научимся. Ты думай скоренько, а я сто процентов иду.
Располагалась станция на живописном неманском берегу на по-вороте, между мостом и Железным. Неман был здесь очень широкий. Пологий с поселковой стороны болотистый берег метров через двадцать круто поднимался в травянистый широкий пригорок, где и приютился как-то уныло среди сочных роскошных луговых трав старый облупленный вагончик на заржавевших железных колесах. Точно в таких обычно временно размещаются строители.
Открыли тогда станцию недавно, и в вагончике она также раз-мещалась временно. Об этом красноречиво свидетельствовала и вся ее нынешняя внутренняя обстановка: стол начальника с виду обычный кухонный, несколько простеньких стульев, самосбитая с единственной претензией на грубую прочность неуклюжая деревянная лавка. В дальнем углу темнеющей, запыленной грудой валялся разобранный водолазный костюм. Сюда же обычно сносили на ночь моторы и весла с лодок.
Начальником станции был «Бык». Лет за пятьдесят уже, широкий, грузный с квадратной, словно навеки застывшей физиономией трезвый Бык смотрел всегда хмуро, исподлобья, почти не моргая. Настоящая фамилия его была Мархоткин, но за глаза в поселке его называли именно Бык и никак не иначе.
Некогда Бык был большим начальником в поселке, но затем, заглянувши чрезмерно в чарку, резко поехал вниз. Словно по инерции он еще побыл некоторое время в разных начальниках, каждый раз все меньших и меньших — именно на их крохотной спасательной станции он и побыл еще немного начальником в самый последний раз.
Начальника своего Игнат видел несравненно меньше, чем всех остальных работников. Поговаривали, что он все время в разъездах деловых, что-то «выбивает» под строительство постоянного главного корпуса станции. Строительство это, впрочем, тогда уже началось и велось своими силами. Так, немного поодаль от вагончика бугрились неровно ссыпные кучи песка и булыжника, а также протяжно чернел вырытый вручную неглубокий узенький ров под фундамент. Но на этом строительство почему-то зашло безнадежно в тупик, теперь всегда хоть чего-нибудь, да не хватало.
Даже сам Бык, казалось совершенно искренне, изумлялся:
— Не пойму никак, что за ерунда. Глянешь с вечера, вроде хоть с утра за работу… А под утро как сгинуло, только песка да галешника этого всегда до черта…
— Что б ты так жил, как не знаешь! — то ли с досадой, то ли с зави-стью возмущались после за глаза его бывалые подчиненные. — Вмазал бы так вчера разве… Зато у свояка на даче теперь до неба фундамент.
По вечерам пьяный Бык появлялся часто на танцах в ДК. Подходил, брал кого-нибудь из парней в уголке за пуговицу и все пытался то ли сказать, то ли доказать что-то… Парни уже знали, и если кто успевал, то давал тот час полный вперед ходу, заприметив, что к нему пошатываясь и что-то бормоча, направляется хмурый озабоченный Бык.
А под особо забойные ритмы он уже молодцевато выплясывал вместе со всеми, топал и подпрыгивал на одном месте как бешеный, мотая размашисто вверх-вниз густой чернявой чуприной… Чтобы не остаться по случайности без ног, все широко расступались, давали танцору простор, смеялись и хлопали в ладоши…
Начальник Бык не имел официального заместителя по штату, но вто-рым по старшинству здесь, бесспорно, считали водолаза Ваню Буховича. Как и Андрюха Петровский, ровесник его Ваня также принадлежал к некогда славным футбольным кумирам последнего поколения и тоже навсегда остался в родном поселке. Тоже был не прочь сыгрануть в «подкидного рубля на троих» на Пьяном, но, в отличие от своего бывшего партнера по команде знал хоть какую-то меру и имел при этом железное здоровье, поэтому на праздники, когда наряжался в приличный костюм еще и до сих пор смотрелся «человеком». Как и у Андрюхи, о его некогда славном футбольном прошлом теперь напоминали лишь старые футбольные бутсы, которых Ваня также не снимал круглый год, лязгая летом шипами по дорожной брусчатке, как конь подковами… Шнурки не завязывал, рубаху расстегивал, выставляя картинно на показ заволосатевшую богатырскую грудь:
— Ковбойку бы тебе еще да пистолю за пояс! — мелькала неизменно у Игната невольная мысль, когда он видел в поселке Буховича.
На прежних людных спартакиадах Ваня не раз побеждал и в соревнованиях по вольной борьбе, потому его с тех пор уважали крепко за силу. Вообще он был человеком железной уверенности в себе:
— Вот я тебе, хлопче, заре я-ак дьмухну! — выговаривал он часто в вагончике, выделяя значительно каждое слово, и уже одной этой фразой разрешал моментально самые спорные вопросы.
Поговаривали даже, что сам Бык его побаивается, и на многое закрывает глаза как начальник. На то, например, что водолаз штатный Иван Бухович предпочитает как можно реже залезать в воду, а вместо этого в свое рабочее время день-деньской напролет торчит с дружками на Пьяном углу.
— Что, Иван, занял уже вахту? — посмеиваясь, приветствовали его на ходу знакомые мужики. — Давно стоим?
Отвечал он всегда нарочито серьезно, для большей значительности выговаривая окончания отдельных слов на «о»:
— Гэто няважно, что я стою. Главно, каб работа ишла!
— Хорошая у тебя работка! — смеялись в ответ мужики. — И где б нам такую?
— Работа важнецкая! — кивнул однажды, не обращая никакого внимания на их смех, серьезный Иван. — Людей спасаем, на СОС-сигнал спешим…
— На СОС? — подхватил сразу, ухмыляясь беззубо, уже развеселый Андрюха, который в тот день, как всегда, ошивался на Пьяном. — На СОС, говоришь? — повторил он, и уже по одному только тону все вокруг поняли, что он сейчас что-то выдаст.
И действительно после небольшой паузы, коротко хохотнув, он рас-плылся снова в широкой кривоватой усмешке:
— Н-насосы…
Здесь необходимо отметить, что наряду с бомбардирским фут-больным был у Андрюхи еще один, известный посельчанам природный талант. А именно сказануть к месту живое яркое словцо или меткую фразу; правда, словцо или фраза эти могли быть на первый взгляд и самыми обычными, но «выдавались» они всегда так неподражаемо живо и смачно, что еще долго с небольшими языковыми вариациями крылато витали по всему поселку.
Так, сказанул как-то Андрюха одному заезжему городскому умнику с чувством превосходства неподражаемым, в растяжку, с кривоватой ухмылкой:
— Де-елавы!..
И тотчас все «слишком умные» стали в поселке именно «де-елавыми».
Послал однажды кого-то:
— Кур-ри отсюда!
И еще очень долго во всей округе посылали подальше именно так, а не как обычно.
Спросил как-то Андрюха неподражаемо по-своему:
— А тт-и будешь болей? — и вопрос этот почти нелепый словно заин-тересовал здесь сразу очень многих.
«А тт-и будешь болей?» — с претензией на авторский тон стало слышно повсюду в поселке от края до края.
Когда-то такому яркому природному таланту весьма благоприятствовала громкая бомбардирская футбольная слава, но и теперь еще Андрюха, если только был не совсем «на рогах», мог неожиданно выдать нечто «свое». И вот именно после его этого кривовато-насмешливого: «н-насосы…» — бывшая спасательная станция превра-тилась мгновенно в «насосную», иначе ее с тех пор в поселке и не на-зывали.
