Эльмира Нетесова - Колымское эхо
— Здравствуйте, Игорь Павлович.
— Я ответил, а сам думаю, хоть бы здесь в морду не получить. А парень спрашивает:
— Не узнали меня?
— Ответил честно, что не узнал. И вообще мне пачки сигарет достаточно. Блок — это много. А парень рассмеялся и ответил:
— Примите от меня, как сувенир. Станете курить, может, вспомните. Я—Женька Гольцов. Вы меня из зоны выпустили на целых пять лет раньше срока. Опротестовали приговор и меня вывели из зоны. Как сказку подарили. Я тот день каждый год отмечаю как праздник и вас вспоминаю, за ваше здоровье пью. Жизнь мне спасли. И не только мне. Я никогда вас не забуду. Спасибо вам!
— Рассказал Женя о себе, что имеет двоих детей, хорошую жену. У них просторная трехкомнатная квартира, машина. Все в жизни наладилось. И только во сне все еще снится зона. А дети спрашивают:
— Пап, почему ты во сне плачешь?
— Что им отвечу? Стыдно, ведь я мужчина. Но во сне обычный человек, все тот же мальчишка, голодный и избитый. Я первое время кусочки хлеба держал под подушкой и все проверял, не украли ль? Тогда ребята, заметив такое, положили передо мной буханку хлеба. Нет, они не высмеивали, жалко меня было. Я им немного рассказал о зоне. А детям смолчал, так жена их просветила. Теперь просят свозить и показать. Но я не смогу. Слишком тяжела та память,— курил Игорь.
— Знаешь, он не взял с нас деньги и просил заходить к нему. Дал номер домашнего телефона, звал в гости. Мне было стыдно признаться, что и в гости к нему мне пойти не в чем, сослался на дела и занятость. Женя ушел за стойку, но прежде подал руку, сказав от души:
— Спасибо, что вы были и есть, что вернули нам жизнь. Я всегда вас буду помнить. Ведь если б не было вас, не было б меня! Дай Бог вам здоровья, удач, счастья. Пусть только добрые люди встречаются на пути.
— Не все же сволочи! — вставила Варя.
— Понятное дело! Хороших всегда больше. Женя проводил до дверей, напомнил свой домашний адрес. Сказал, что будет очень ждать меня, и просил, когда-нибудь летом съездить с ним на место детской зоны.
— Я боюсь, что не выдержу и расплачусь при детях. А не хотелось бы. Ведь уже мужчина. Зачем ребятне моей видеть, как болит отнятое, изувеченное детство! Ведь его все равно не вернуть. Вот только до сих пор обидно, что не было его у меня...
Бондарев смотрел на Варю:
— Я не жалуюсь ни на что. Бывают разные встречи. От них и время не спасет. Меня, несмотря на возраст, все тут же узнают, как будто не изменился. Хотя время безжалостно ко всем. И те мальчишки давно стали взрослыми мужчинами. Но в каждом осталось что-то от детства, узнаваемое, пусть и далекое.
— А я многих забыла,— призналась Варя.
— Маленькой была,— отмахнулся человек.
— Я тоже не всех помню. Вон и Женьку едва узнал. Так бы и прошел мимо, если б он не назвал себя. Его я больше всех оберегал. Почему-то именно его чаще других обижали. И по ночам он часто вскакивал.
— Нервы слабые...
— А вот на рынке меня испугали сразу две женщины. С двух сторон подошли. Сначала просили угадать, глаза руками закрыли. Да как узнать? Они тогда небольшими были. А тут целые тетки. Обе рослые, грузные. Конечно, растерялся. Я с такими никогда дел не имел. Сконфузился, как пацан. Легко ли в таких вот бабах девчонок узнать. Ну, они напомнили о себе. Тут мне неловко стало. Когда-то обоих из кучи пацанов вырвал. Разогнал свору, пригрозил, успокоил. Били девчонок за два кусочка сахара, какой на кухне стащили. Ну, уж очень хотелось сладкого. Его негде взять, а родители не навещали. Дорог и долог был путь на Колыму, а посылки не попадали в руки девчонок. А когда вышли из зоны, конфет купили по два кило. Зато потом золотуха одолела. Подсказать некому, выживали сами как могли.
— Да что дети. Я вон уже в возрасте, а к конфетам тянет, как маленькую. Это от того, что в детстве не добрала. И не только я. У нас старухи и то этим страдали. Угостят какую-нибудь как на смех леденцом, она затолкает в беззубый рот и сосет до ночи. С ним чашек пять чаю выпьет. И радуется, хоть немного сладости, перепало.
— Когда в прокуратуру пришел работать, все никак не мог понять, зачем люди воруют. Ведь за это жестоко наказывали. А потом узнал, как голодают, особо на зоне. И труднее всех приходилось детям. Много их умерло от голода уже на зоне. Не дожили до воли. От истощения погибали. На них, на мертвых, смотреть было страшно.
— Мне мамка рассказывала о взрослых. Они за кусок хлеба на многое шли. Теперь о том вспоминать не хочется. Как унижали людей, глумились над бабьем. Мать говорила, как старый начальник охраны за кусок хлеба издевался над женщинами, насиловал молодых девчат. И они молчали. Хотя он по возрасту им в деды годился. Сами охранники не лучше были.
— А начальник зоны что вытворял! Мне о том рассказывали, когда все уже уходили из зоны навсегда. Был у нас следователь — Семен Терехин, вот он много знал. Так и ляпнул:
— Если нам нужно опасаться толпы, то почему о руководстве зоны не вспомнят. Вот кому достанется, если дело до серьезной разборки дойдет. Им вспомнят всех и живых, и мертвых. Ведь все не скроешь, что-то просочится и тогда конец всему. Стоит потянуть клубок, дальше сам покатится.
— Игорь, а теперь тебе страшно?
— Нет, Варя, я отбоялся и за жизнь уже не держусь. А потому, страх прошел.
— А что стало с руководством зоны?
— Большинство отправили на пенсию. Посоветовав пожить года два в глуши. Других рассовали по неприметным должностям, отправили в другие города. Многие даже фамилии поменяли. Боялись родителям писать. Это у кого много всякой грязи на руках, кто много горя принес зэкам.
— А было, что люди ловили кого-то из прежних работников зоны?
— Случалось всякое...
— На зоне кого только не ловили. Охрану в первую очередь. Вламывали не жалея. Как и они. Караулили начальника зоны и спецчасть. Но те хитрыми оказались. Особо начальник зоны. Тот в медика переоделся и выехал за ворота сквозь толпу родственников. Спецчасть ночью сбежала. В воронке уехали под охраной и с оружием наготове. Но в два часа ночи никого не было, и выехали свободно.
— Повезло им,— хохотнула Варя.
— Но подловили зама начальника зоны. На толпу напоролся.
— И что ему сделали?
— В клочья разнесли.
— А куда сам начальник зоны спрятался?
— Этот сразу в Москву смылся.
— Ого!
— У него там квартира имелась на всякий поганый случай. По-моему, он и теперь в ней живет. Говорят, уже вылезать из нее стал понемногу. Даже в театры с женой ходит. Но и с охраной. Одному пока страшно. Все же приловить могут ненароком.
— А он работает где-нибудь?
— Зачем? Он себя давно и надолго обеспечил. Сталин за всеми не углядел бы, да и умер давно. Ну, а начальство воспользовалось. За все воздержание с лихвой взяло.
— А ты чего терялся? — удивилась Варя.
— Я-то где возьму, и главное, у кого? Душу бы спасти, о другом не думал, радовался, что успел расчет получить и уйти живым.
— А кому больше всех досталось.
— Всем понемногу.
— А больше других?
— Говорят, что чекистам и милиции. Последние вообще ни при чем.
— Выходит, что больше всех повезло начальнику зоны? — спросила Варвара.
— Так уж ему повезло. Но это пока. Расплата может настичь внезапно и через годы. Заранее никто ничего не знает.
— Игорь Павлович, а вам неприятности грозят?
— От них никто не застрахован. Но есть и такое, что самому до конца жизни не забыть,— погрустнел человек.
— А исправить можно?
— Нет, Варенька! Поздно. Слишком много лет прошло. Да и что выправишь, когда жизнь, считай, уже прошла. И во всем я сам виноват,— вздохнул человек трудно.
— А что случилось? — пристала назойливо.
— Вина на мне висит, грязным пятном. И во всем виноват только я. Понимаешь, была женщина. Нет, не на зоне, она из вольных. Во всем городе второй такой не имелось. Красивая, умная, очень порядочная, чиста, как алмаз. И никто о ней ни одного плохого слова не сказал. Повода не было. Многие обращали на нее внимание, многим она нравилась. Неудивительно, мимо нее равнодушным никто не проходил. Но ей нравился один человек. Он работал в нашей системе. Я его хорошо знал, хотя никаких отношений с ним не поддерживал. Ни в друзьях, ни в приятелях не состояли. Просто слегка знакомы и все на том. Я знал, что он не безразличен той женщине и втай завидовал ему. А он тоже времени не терял даром. Начал ухаживать за той женщиной. И, как стали поговаривать, решил жениться на ней.