Лахезис - Дубов Юлий Анатольевич

Я забрал у него ключ от квартиры, пакет с новыми замками, поймал на углу такси и поехал начинать обустройство Фролыча на новом месте.

Отпирая подъезд, комендант сказал:

— Тут такое дело, гражданин. Входная дверь запирается только снаружи. Как будем решать?

— А что тут решать? — не понял я.

— Ну я же не могу ее открытой оставить, — объяснил комендант. — На мне ответственность. Забредет какой-нибудь шаромыжник, отвернет батарею и унесет, а мне отвечать потом. Давай я тебя запущу внутрь и запру снаружи.

Ну это меня никак не устраивало. Будучи надежно заперт внутри, я не смогу впустить мастеров. Да и Фролыча, когда он появится, тоже. Вообще — как-то мне не хотелось быть запертым снаружи.

Но караулить полдня у подъезда комендант никак не хотел. У него были другие планы.

тут я увидел доску.

— А если вот так? — спросил я коменданта. — Смотрите, как здорово получается.

Мы зашли в подъезд, и я лихо вогнал доску между дверными ручками, наглухо заблокировав дверь.

— И ключ можете мне оставить, — предложил я, радуясь найденному выходу из положения. — Когда мастера закончат, я дверь запру и занесу ключ куда скажете.

— А документ у тебя с собой есть какой-нибудь? — спросил комендант, оценив прочность конструкции.

— Паспорт есть.

— Вот и давай мне паспорт, — распорядился комендант. — Когда закончите, принесешь ключи в красный уголок в соседнем доме, я тебе паспорт верну.

Я объяснил, что за паспортом, скорее всего, зайдет мой товарищ, и остался ждать мастеров. Двое умельцев с циклевочной машиной появились в начале одиннадцатого, быстро смекнули, что лифт не работает, и машину надо на руках тащить на четвертый этаж, и тут же слупили с меня пятерку. Они подключились к распределительному щитку, натянули марлевые респираторы, и работа закипела.

У меня респиратора не было, поэтому я укрывался от пыли и рева машины на лестничной клетке, курил и жалел, что не захватил из дома какую-нибудь книжку или, на худой конец, газету.

Окно подъезда выходило на строительный пустырь с холмами желтой глины, из которых торчали разбитые бетонные плиты и арматурные загогулины. По пустырю гулял ветер, поднимая пыльные смерчи дворового масштаба. Один из таких смерчей оказался неожиданно большим, растянулся в полдвора, вспыхнул белым и вдруг растекся по всему видимому горизонту, полностью заслонив пейзаж. Или то, что можно было считать пейзажем. Такое впечатление было, что за окном натянули огромный ярко светящийся киноэкран. А в самом низу, на земле, я увидел кожаное кресло и сидящего в нем человека. Мне бросилось в глаза, что человек этот — явно не по погоде и не по обстановке — был в домашних тапочках на босу ногу и в тонкой черной футболке.

Человек смотрел прямо на меня.

Тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся.

— Ну тебя не докричишься, — сказал старший умелец. — Вынеси во двор. Только там вытряхни где-нибудь и тащи мешок обратно. У нас запасных нет. — И он плюхнул рядом со мной огромный бумажный мешок со стружкой.

Я взял мешок и снова посмотрел в окно. Киноэкран исчез. Вместе с креслом и человеком в тапочках.

Тут бы следовало сказать, что я ущипнул себя за какую-нибудь часть тела и покрутил головой, чтобы убедиться, что не сплю, но это неправда, потому что перед глазами у меня гуляли белые вспышки, а в голове наяривала целая симфония. Так что головой я крутить не стал.

— Ты чего такой зеленый? — спросил сочувственно умелец. — Перебрал что ли вчера?

Ну, я ему отвечать не стал, а просто потащил мешок вниз. Вытащил доску из дверных ручек, распахнул дверь и замер. Прямо передо мной стоял человек в тапочках и футболке. Мне бросилось в глаза, что в центре футболки был изображен орел с распростертыми крыльями, а над орлом красовался американский звездный флаг.

— Здравствуйте, — вежливо сказал человек. — Позвольте пройти.

— Вам зачем? — спросил я, загораживая вход в подъезд. — Сюда нельзя.

— Ну вам же можно, насколько я понимаю.

— Мне комендант разрешил.

Человек улыбнулся.

— Да мне на секунду буквально. Я тоже, видите ли, здесь жить буду. Просто хотел взглянуть на свою будущую квартиру.

— А как вы на нее взглянете? Все квартиры заперты. На дверь, что ли?

— Вот именно, — сказал человек. — На дверь. Взгляну — и тут же обратно. Буквально одно мгновение.

Даже не знаю, почему я уступил ему дорогу. Мысль о том, что это претендент на квартиру Фролыча, который желает воспрепятствовать врезанию новых замков и циклевке пола, у меня возникла ровным счетом через секунду, когда он уже бежал вприпрыжку по лестнице. Я бросил мешок у двери, засадил доску на место и полетел за ним.

До четвертого этажа мне его догнать не удалось, и я немного успокоился. Видать, не претендент, а настоящий жилец, который из сентиментальных соображений желает прикоснуться дрожащей от волнения рукой к своей вековой мечте. Дверь квартиры Фролыча была открыта, и оттуда торчала задница умельца, выгребающего на лестничную клетку очередную порцию стружки.

— Не заходил никто? — спросил я на всякий случай.

— А чего, кто-то должен был зайти? — пробурчало с той стороны задницы. — Где мешок?

— Сейчас принесу, — пообещал я. — Я мужика одного впустил на минутку, на его квартиру взглянуть. Он тут не пробегал?

— Без понятия.

— На всякий случай. Если подойдет — вы его внутрь не пускайте. Я сейчас принесу мешок и выпровожу его.

Я запер за собой дверь на ключ, вытряхнул мешок в мусорную емкость за углом и вернулся обратно. Жилец в футболке и тапочках все еще не спускался. Наверное, продолжал умиляться у родимой двери. Я отдал мешок строителям и пошел искать гостя.

Его в подъезде не было. Я дошел до самого верха, и там не было никого. Дверь на чердак была закрыта на амбарный замок и для пущей солидности заклеена бумажной лентой с кляксами круглых печатей. Я проверил двери всех квартир на всех этажах. Я убедился, что лифтовые двери не поддаются никакому внешнему воздействию. Под недоуменными взглядами умельцев осмотрел квартиру Фролыча, вышел на балкон и удостоверился, что никто с него не свисает. Еще раз спустился вниз и убедился, что входная дверь надежно заблокирована доской.

Человек в футболке с американским орлом исчез. Он вошел в подъезд, побежал вверх по лестнице и растворился.

Когда появился Фролыч, я ему все это рассказал.

— А зачем ему в подъезд понадобилось? — спросил Фролыч.

— Он сказал, что он здесь будет жить.

— И не выходил?

— Я ж говорю — сгинул. Не выходил.

— Так что ты переживаешь? Значит, он здесь уже живет. Хочешь пива? Там в овощном дают, я взял шесть бутылок.

Он пошутил, конечно, насчет того, что этот самый человек здесь уже живет. Потому что у него было хорошее настроение, и вечером они с Людкой собирались в театр, да и с пивом повезло. Если бы он знал, насколько был прав, ему было бы не до шуток.

Тут придется немного забежать вперед. Из этой квартиры Фролыч впоследствии съехал, потому что его взяли на работу в райком комсомола и дали другую жилплощадь, не в пример лучше, но продавать старую квартиру не спешил, думаю, что из соображений сентиментальных. Он ее переоформил на Людкиного отца, а сам с Людкой прописался в новой квартире. Потом он ее все же продал много лет спустя, но я про это узнал, только когда меня выпустили из тюрьмы. Помню, как меня это зацепило, что меня арестовывали из-за него, а он в этот самый момент, вместо того чтобы мне помогать, занимался продажей старой квартиры. Впоследствии мы все это типа отрегулировали, но об этом в свое время.

Так вот, через несколько дней после моего освобождения из тюрьмы звонит мне Фролыч и объявляет, что квартира уже четыре месяца как продана. «Но понимаешь, старик, все в такой спешке было, ты же понимаешь, что я кое-что так там и оставил. На антресолях в коридоре там лежит синяя папка. Картонная. Она мне не то чтобы нужна, но там ей делать совершенно нечего. Я тебя как друга прошу — подскочи туда, на Нагорную, сегодня вечерком, хозяин будет дома, я с ним переговорил уже, так что папочку забери, а я ее у тебя завтра-послезавтра перехвачу. Сделаешь? Ну и лады. Обнимаю».