Леонид Габышев - Из зоны в зону
— Вам звонит начинающий писатель Николай Петров, поклонник вашего таланта. Я написал три повести на вашу тему, но не решусь отнести в редакцию. Почему? Вы повествование ведете от лица инспектора уголовного розыска, я — от лица преступника. Я отсидел пять лет. Потому повести, боюсь, не опубликуют. Прошу вас: дайте на них рецензии, а если возможно — пристройте.
— Приносите или присылайте в редакцию журнала «Советская милиция», и я напишу рецензию.
— А вдруг к другому рецензенту попадут?
— Не попадут. Рецензию дам я.
— Вы только дадите рецензию, или еще и опубликовать поможете?
— Не могу обещать, — но Петров не дал договорить и с жаром принялся уговаривать Адамова. Иногда срывался на жаргон, и так вошел в роль, что в эти минуты был уверен: три повести у нею написаны. Он смело атаковал Адамова, а тот отвечал сбивчиво, и Коля засомневался: с Адамовым ли говорит?
Тенин — в восторге! Еще выпив, стал называть телефоны, и Коля звонил писателям, представляясь то журналистом, то начинающим поэтом. Одному назначил встречу в ресторане, обещая угостить, другому сказал: «Лечу на такси с двумя бутылками коньяка». Писатели соглашались — дармовщина жгла душу.
Тенин помирал со смеху, выкрикивая все новые и новые тосты и номера телефонов.
Но вот польская кончилась, а у них ни в глазу. Смех протрезвил.
— Эго потому, — сказал Тенин, — что водка польская. Идем в магазин и возьмем русской, она-то свалит. Я верю в русского человека так же, как верю в русскую водку.
Шли по Ленинскому проспекту, и Тенин то песенки напевал, то мелодии насвистывал. Ему весело, и он не обращал на прохожих внимания. Петров шел молча, но тоже в приподнятом настроении. Вот Тенин запел популярную песню «Листья желтые над городом кружатся», и Коля, подхватив, сымпровизировал: «Это, значит нам не надо напиваться».
— Надо, Коля, надо! И мы напьемся! — И он запел: — Этот день победы, порохом пропах…
Коля перебил:
— Дымом провонял…
Так шли они по Ленинскому проспекту, балагуря и не заходя в ликеро-водочные магазины.
— Так, Никола, хватит. Пора в магазин.
Коля купил две русской, и на такси, с песнями, подкатили к дому, попойка продолжалась. Утром опохмелились, а к вечеру еле тепленькие.
Он улетел из Москвы довольный; взял два интервью, купил пишущую машинку, а для жены и дочери подарки.
20
По окончании отпуска забрал в домоуправлении трудовую книжку и устроился слесарем-сантехником в ремонтно-строительное управление. В РСУ главного бухгалтера посадили в тюрьму. В управлении были «мертвые души», да и работягам повышенную зарплату начисляли, а в получку часть денег они отдавали начальству.
Оба интервью накатал быстро, но в областных газетах ни одно не опубликовали, и он тиснул урезанное с Галановым и Водолагиным в многотиражку, и отослал в Москву. Тенин в ответе утешал: не опубликовали эти — опубликуют другие. Главное писать.
Когда Петров получил на новом месте первую — и разочаровался в ней — зарплату, пришла телеграмма: «СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ ТЕНИН».
Отпросившись на работе, понесся в аэропорт, и вечером предстал перед хмельным Тениным. Он не один. На кухне сидел лет сорока мужчина в поношенном костюме с испитым лицом.
— Знакомься, — сказал Тенин, — мой друг детства Борис Комаров.
Коля пожал Борису вялую руку.
— Так, садись, — говорил Тенин, суетясь на кухне.
Прежде, чем сесть, Петров повесил пиджак на дверь — жарко.
— Ты ничего с собой не привез? — спросил Тенин.
— Я торопился и про водку забыл.
— Надо отметить твой приезд. Магазины закрыты, но работают рестораны. Как думаешь, двух бутылок хватит?
— Думаю, на ночь и вовсе пить не надо, а тем более доставать.
— Не беспокойся, за водкой сейчас на такси съездит Борис.
Коля молчал: водку придется брать на свои деньги. «Неужели пригласил, чтобы я его поил?»
— Николай, деньги давай. Время поджимает.
Коля сидел за столом и молчал. Спеша в Москву, думал: его ждет приятная новость — вдруг рассказ приняла какая-нибудь редакция.
— Николай, где у тебя деньги? В пиджаке? — и Тенин шагнул к двери и зашарил по карманам.
Проворно найдя деньги, взял два червонца и протянул Борису.
— Дуй!
Не прошло и часу — две огненной на столе.
Захмелев, Тенин развалился в кресле, насвистывая любимую, но не понятную для Петрова мелодию.
Утром, опохмелившись, сказал:
— Я тебя вот зачем вызвал. Есть возможность отличиться. Для «Альманаха библиофила» нужна статья о современном читателе. Статья с периферии еще лучше. Ты неплохо пишешь интервью. Я предлагаю: возьми интервью у известного волгоградского писателя, и поговори с ним о современном читателе. Писатель нужен в годах, чтоб мог порассуждать о довоенном читателе. Я объясню, какие вопросы задать. А теперь пора за водкой.
И они загудели. Борис в обед ушел, покачиваясь, а Петров был для Тенина вроде няньки.
Пропив деньги, поехал домой. В кармане два рубля. И ему, безденежному, пригодился опыт «зайца».
До отправления скорого несколько минут. Подошел к последнему вагону и закурил.
— Заходите, — сказала проводник, когда объявили отправление.
Пассажиры побросали окурки, бросил и Коля, заходя в вагон.
Пошел к ресторану и дождался открытия. На рубль взял портвейна, и в одиночестве сидел за столиком, но не пил.
Ресторан заполнялся людьми, и за столик подсел молодой кучерявый мужчина. Оценивающе оглядев, пододвинул фужер и, наливая портвейн, сказал:
— Выпьем, а то заждетесь.
Коля не ошибся: кучерявый оказался компанейским и от вина не отказался.
Наконец подошла официантка, и мужчина заказал второе и бутылку портвейна.
Не торопясь, потягивали вино, и когда кучерявый рассчитался с официанткой, осталось полбутылки. Поблагодарив за компанию, ушел. «Отлично», — подумал Каля и, когда к нему подсел новый пассажир, налил и ему фужер портвейна, расколов и его.
Так на два рубля Петров просидел весь день. Перед закрытием ресторана вошел кучерявый — это его первым угощал Коля, — и сел за столик.
— Так и не уходили?
— Да, еду «зайцем».
Выпили, и мужчина пригласил его в купе. У них сошли два пассажира.
Интервью взял у известного волгоградского писателя Александра Левина и, перепечатав на хорошей бумаге, послал Тенину.
Вскоре пришел ответ: «Чего я боялся, то и вышло. Твое интервью с писателем Левиным хорошо для областной газеты, а не для «Альманаха библиофила».
Повез интервью в «Волгоградскую правду». Заведующей отделом, прочитав, сказал:
— Почему взял интервью у Левина? В Волгограде есть писатели и лучше его.
Ну никак не мог пробиться Петров на страницы областных газет.
«Я напишу, я все равно напишу роман».
С деньгами у Коли стало туго. В РСУ платили плохо. А тут снова пришла телеграмма от Тенина: «СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ МОСКВУ».
Перед женой неудобно: так много тратит на поездки, но ничего не поделаешь, надо, и поехал «зайцем» на скором.
Тенин не обрадовал.
— Тебе скоро пришлют рецензию на последний рассказ…
В дверях раздался звонок. Тенин открыл дверь, на пороге — жена. Фаина Антоновна, пройдя на кухню, громко сказала:
— Опять приехал?
— Олег Викентьевич вызвал.
Фаина Антоновна с презрением посмотрела на мужа, перевела взгляд на Колю, и грубо:
— Пить не будете! Что, в Волгограде выпить не с кем? Уезжай!
И Тенин поругался с женой. Ну до того Коле неудобно хоть сквозь землю провались. Приехал по литературным делам, а его пьяницей называют и провожают за дверь.
Он понял: Тенин — алкоголик, и на его гроши рассчитывает, но куда деваться? И он, не поднимая головы, слушал перепалку супругов.
— Сегодня обсуждайте литературные дела, а завтра пусть уезжает, — поставила точку Фаина Антоновна.
Петров грустный уезжал из Москвы, но душу грела надежда: Тенин посоветовал написать несколько рассказов и послать ему, а он покажет приятелю, имевшему связи толстых журналах.
К Новому году рассказы были готовы. Ответ обрадовал Тенин хвалил и советовал направить их на творческий конкурс в Литературный институт.
В феврале успешно защитил диплом, обмыв его, плюнул на РСУ и устроился в железнодорожную шарагу мастером по сантехнике. Работа ужасная. Старые дома требуют капитального ремонта, а слесари латают по мелочам. Он мотался, выбивая материал, и развозил по участкам.
Возвращаясь с работы, встретил Илью Васильевича Ходакова, пенсионера, дворника. Раньше Илья Васильевич был в подчинении у Коли.
— Сейчас у нас техником девчонка, зануда, и замучила собраниями. Через день да каждый день собирает нас к девяти часам на пятиминутку. И мы тебя вспоминаем. Ты нас редко собирал, зато с утра обежишь всех, скажешь, что надо, и дальше. А сейчас пока доплетемся до мастерской пока ждем ее, — а ее жильцы атакуют, — и не пятиминутка получается, а часоминутка. За это время я бы полдома подмел.
