Леонид Габышев - Из зоны в зону
— Пойдет и в Красноармейском. Только быстро. В твоем распоряжении два дня. Звони.
Рванул к электричке, но по дороге столкнулся с Юрой Шибаевым. Юра в прошлом году закончил университет молодого журналиста, но публиковался только дважды, хотя писал великолепно.
— Из редакции? — спросил Юра.
— Да. Из «Молодого ЛЕНИВЦА». А ты в редакцию?
Юра мотнул головой, и парни засмеялись.
— Ну никак, никак не пробью материалы. А вот раз распил с одним бутылку, думал, опубликуют. Но очерк по сей день лежит. Потом еще взял пузырь, но он сказал: «Подожди», и я до вечера ждал. А вечером человек пять закрылись в кабинете, и пили, а мне сказал: «Некогда». Сейчас иду к ответственному секретарю «Волгоградской правды», несу коньяк «Наполеон». Ему спирт и крехалоновые пакеты один с завода таскает, и он его печатает. Перед «Наполеонов — капитулирует!
Отпросившись с работы, два дня рыскал по району. Уж так хотелось найти для Паклина квартиру: тогда зарисовку — в номер, да и другие материалы, не устаревшие, проскочат.
Но не нашел квартиру, и грустный позвонил Паклину.
Жизнь на свободе ни чем не отличалась от жизни в зоне, та же зона — только большая. Строгое подчинение вышестоящему и взятки, взятки, взятки. Начальник коммунального отдела исполкома Мелехов взятки за квартиру брал лихо, но однажды прокололся: деньги взял, а квартиру не сделал. Его увезли на Ергенинскую возвышенность и два раза подбросили — раз поймали. Об этом говорил весь район, но Мелехова, раз такой живучий, повысили.
О переходе в ремонтно-строительный цех домоуправ помалкивал. Видно, не прошел по конкурсу. Но теперь Коля не хотел быть у Максима Петровича заместителем — несправедлив, жаден, и слесарей обирает. Взятка дается за что-то неположенное, но какое надо иметь сердце, чтоб вытягивать у людей последние гроши за положенные квартиры.
Взяв отпуск и написав заявление на расчет, покатил в Москву.
Обмыли с Тениным приезд, и поехали на дачу. Рассказывая о своих делах, похвалился: за несколько дней заработал триста рублей, и добавил:
— Пора покупать пишущую машинку.
— Купишь. Завтра едем в Москву.
— Олег Викентьевич, вы что-то молчите. Пристроили мой рассказ?
— Я написал тебе: отнес в журнал «Молодая гвардия». Это хорошо, что быстро не дают ответ. Если быстро, считай отрицательная рецензия и не опубликуют. А раз не отвечают, есть надежда. — Тенин помолчал. — Тебе надо обязательно поступать учиться. Конечно, неплохо бы в Литинститут. Я вот что думаю: возьми завтра у ректора Литинститута интервью и постарайся опубликовать в «Молодом ленинце» или в «Волгоградской правде». Вот и состоится с Литинститутом знакомство. Потом, быть может, пригодится.
На следующий день расстался с Тениным на Пушкинской площади. Купив пишущую машинку «Москва», потопал в Литинститут.
Бывший дом Герцена утопал в зелени. Коля вошел в ограду и остановился возле двухэтажного здания. «Нет, — подумал он, — ректор не здесь находится, а вон в том, оно больше». И вошел в него. На входе вахтер. Оказывается, ректора всю неделю не будет.
В ограде Литинститута сновали молодые люди. «Студенты, наверное. Скоро занятия начнутся», — подумал он и крикнул:
— Эй, парень, где находится проректор?
Парень показал на двухэтажное здание.
В просторном кабинете за столом мужчина лет пятидесяти.
— Здравствуйте, — сказал Коля, — я пришел к вам взять интервью.
Проректор подошел к нему.
— Вы откуда?
— Из Волгограда.
— А кем работаете?
— Слесарем-сантехником.
— Проходите.
Коля подошел к столу и поставил на пол машинку.
— Сейчас купил. А то у меня с проката, и как следует не работает.
— Садитесь, — улыбаясь, сказал проректор. — Как вас зовут?
— Николай Петров. А как вас?
— Александр Михайлович Галанов.
— Вы проректор?
— Да. Вы где-то учитесь?
— В строительном техникуме, на вечернем отделении. Но хочу стать журналистом, — поскромничал Петров. — В Волгограде пишу в многотиражные газеты, в «Молодой ленинец», это у нас областная молодежная.
— Раз хотите стать журналистом, поступайте в МГУ на факультет журналистики. Высшее образование для журналиста необходимо.
— Многие это говорят. А вот Гитлер был против образования. Он говорил: «То, что необходимо далее сделать — это изменить наше воспитание. Сегодня мы страдаем от чрезмерного образования, а чрезмерные умники — враг действия. То, что нам необходимо, это инстинкт и воля». Это из «Майн кампф».
Галанов, выслушав цитату Гитлера, с прищуром на него посмотрел.
— Молодец! Даже из «Майн кампф» помнишь. — Он помолчал. — Я воевал у вас. Город немного знаю.
— Так вы защитник Сталинграда! Потом расскажете. А сейчас — к делу. Александр Михайлович, кто поступает в Литературный институт? Кого он готовит?
Достал записную книжку и стал записывать.
Дверь кабинета отворилась, и вошел среднего роста плотный лысый мужчина. Галанов сказал:
— А вот ваш земляк по Волгограду Николай Петров. Пришел брать интервью. Это, — обратился Галанов к Коле, — профессор кафедры марксизма-ленинизма Михаил Александрович Водолагин.
И Коля забросал профессора вопросами. Оказывается, Водолагин тоже защитник Сталинграда. Они по очереди рассказывали о Сталинградской битве. Своей непосредственностью их так расположил, что они вспомнили эпизоды войны не для всех ушей предназначенные. Галанов предупредил:
— Смотри, не пиши об этом, это не для интервью.
— Понимаю. Хорошо бы сейчас бутылку. Зря не взял.
Проректор и профессор засмеялись, и интервью продолжалось.
— Мне надо идти, — Водолагин встал.
Коля поблагодарил его.
Прощаясь, Галанов пожал Петрову руку.
— Из тебя выйдет хороший журналист. Желаю удачи.
На следующий день посмотрел в театральном зале гостиницы «Советская» музыкальную драму по пьесе американского драматурга А. Лорентса, поставленную московским экспериментальным театром-студией под руководством Геннадия Юденича.
Тенин посоветовал посмотреть постановки молодого коллектива и взять интервью у главного режиссера. Коля, услыхав фамилию Юденич, спросил:
— Режиссер Юденич не родственник белогвардейскому генералу?
— Нет. Смотри, у него не спроси.
Сходил на музыкально-драматическую ораторию «Оптимистическая трагедия», а после представления попытался встретиться с главным режиссером. Но Юденичу некогда. «Завтра», — сказал он.
На другой день ловил режиссера, но у того дел по горло, и он не мог уделить ни минуты. Петров слонялся по сцене. За занавесью услыхал разговор двух юных актрис.
— Третий день у меня ни копейки. Сегодня не завтракала и не обедала. У кого занять?
Отступил на полшага, будто девушки из-за занавеса могли его увидеть, и поразился — юные актрисы живут впроголодь.
Вторая девушка, посочувствовав первой, сказала:
— Я написала домой, скоро придет перевод.
О тяжкий хлеб искусства! Ему жалко актрис, готов приподнять занавес, шагнуть навстречу и вручить каждой по червонцу.
В фойе увидел Юденича. Он разговаривал с молодой женщиной.
— Пойдемте сядем, — пригласил режиссер женщину, и они прошли за ширму.
Коля подошел к ширме и встал так, чтоб был виден в зеркале Юденич.
Молодая женщина, актриса, пришла устраиваться в театр. Режиссер задал несколько вопросов и стал рассказывать о студии.
Петров слушал и смотрел в зеркало на Юденича. Он иногда посматривал в зеркало и видел отражение Коли. Режиссер говорил не только актрисе, но и как бы отвечал на вопросы навязчивого корреспондента. А тот записывал в записную книжку.
Выйдя из-за ширмы, Юденич сказал:
— Теперь знаете о нашей студии и сможете написать?
— Да, Геннадий Иванович. Большое спасибо.
— Вы из какого города?
— Из Волгограда. Приезжайте к нам на гастроли.
— Давайте с вами поддерживать связь, может быть, и приедем. А вы поможете.
— Как опубликую интервью, сразу вышлю.
Попрощался и вышел на улицу. Неприятно — Юденич принял за настоящего журналиста.
— Отлично, Николай, отлично, — говорил Тенин, выслушав Колю. — А теперь возьми интервью у Евтушенко.
— У Евтушенко?! — удивился Коля.
— Ну да, у Евтушенко. А что? Ты и у него возьмешь.
— Я вам рассказывал: два года назад не смог к нему попасть.
— На этот раз поедешь в Переделкино на дачу, там швейцара нет, и представишься журналистом. Возьмешь интервью и опубликуешь в «Молодом ленинце». Будет здорово. Только о сталинизме никаких вопросов. Теперь знаешь: он был прав, опубликовав «Наследники Сталина».
Утром, посмотрев на затянутое тучами небо, сказал:
— Олег Викентьевич, будет дождь.
— У сына есть штормовка.