Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)
Спотыкаясь и прихрамывая, он прошел почти милю, пока не добрел до ближайшей бензозаправки.
Там ему разъяснили, что в этих местах нет городка с названием Иннсмут. И нет другого городка, где был бы паб, который называется «Книга Мертвых Имен». Он рассказал о парнях по имени Уилф и Сет, и об их друге, которого зовут Странный Иэн и который где-то крепко спит, если только не лежит мертвый на дне моря. Ему ответили, что здесь никогда особенно не жаловали американских хиппи, что шляются, обкуренные, по окрестностям, и что ему, возможно, станет лучше после доброй чашки хорошего чая и сандвича с тунцом и огурчиком, ну а если он упорно желает бродить здесь и дальше в наркотическом дурмане, то молодой Эрни из вечерней смены будет просто счастлив снабдить его небольшим пакетиком отличной, собственного приготовления анаши, надо только прийти сюда после обеда.
Бен вытащил свой путеводитель и попытался найти в нем Иннсмут, чтобы доказать им, что ему все это вовсе не приснилось, но не смог найти страницу, на которой значился городок, если она вообще существовала. Правда, довольно много страниц примерно из середины книги оказались почему-то грубо вырваны.
Тогда Бен вызвал по телефону такси, которое довезло его до железнодорожного вокзала в Бутле, там он сел на поезд, шедший до Манчестера, а из Манчестера на самолете долетел до Чикаго, откуда, изменив свой первоначальный план, полетел в Даллас, там пересел в другой самолет, летевший на север, где, взяв на прокат автомобиль, добрался наконец до дома.
Он обнаружил, что ему приятно сознавать, что он находится более чем в шестистах милях от океана; правда, позднее он переехал в Небраску, чтобы оказаться еще дальше: кое-что из того, что он видел — или думал, что видел, — в воде у ржавого причала он никогда уже не мог забыть. Да и то, что скрывали под собой серые плащи, не было предназначено для человеческих глаз. Чешуйчатые . Ему не требовалось смотреть в словаре. Он просто знал. Они были чешуйчатыми .
Недели через две после возвращения Бен отправил автору по почте свой экземпляр «Путеводителя» с пометками на полях для последующих переизданий, с пространным письмом, содержавшим множество полезных советов. Он также просил автора прислать ему копию страниц, которые оказались вырванными из его экземпляра, чтобы успокоить его сознание; и втайне испытал облегчение, когда дни сменились месяцами, месяцы — годами, а годы — десятками лет, и она ему так и не ответила.
Вирус
Дали мне компьютерную игру,друг один дал, сам на нее подсел,сказал, это классно, стоит попробовать,я попробовал — так и есть.С того диска я постоянно ее копировал,хотел, чтобы все в нее играли,чтобы все вокруг позабавились.Я всем давал ссылки,но чаще для друзей записывал на диск.(Из рук в руки. Так же она и ко мне попала.)Мои друзья тоже боятся вируса,ведь как бывает: кто-нибудь даст тебе диск,а в пятницу тринадцатого у твоего компа летитжесткий диск или память.Но не с этой игрой. С ней все в порядке.В нее играют даже те, кто не любит компьютеры:чем лучше играешь, тем труднее игра;может, никогда не выиграешь, зато позабавишься.Я позабавился.Правда, на нее уходит порядочно времени.И у меня и у моих друзей. И у друзей друзей.И даже те, кого встречаешь на улицах,кто идет куда-то, в очереди стоит,когда нет под рукой компьютераи игровых салонов, что во множестве развелись,все они играют в своей голове,собирают формы по контурам,подбирают цвета и сигналы,слушают музыку.Да, люди о ней думают, но чаще всего — играют.Мой личный рекорд — восемнадцать часов подряд.40,012 очков, трижды — фанфары.Играешь сквозь слезы, голод и боль в руке,но вскоре о них забываешь. Обо всем забываешь,кроме игры.В голове моей нет больше места; нет больше местани для чего.А игру и дальше копируют, передают — из рук в руки,и так по цепочке.Слова не нужны, времени нет для иного,и иногда мне кажется, я многое стал забывать.Не знаю, есть ли еще ТВ. Раньше было.Не знаю, что случится, когда иссякнут запасы еды.Не знаю, куда подевались люди. И вдруг понимаю,что если сумею быстрей, поставлю черный квадратк красной линии,смогу отразить и вращать их, пока не исчезнут,левый блок предназначив для белого шара…(И тогда они тоже исчезнут.)А если в сети упадет напряжение,я стану играть в уме,пока не умру.
В поисках девушки
Мне было девятнадцать в 1965-м: брюки дудочкой, длинные волосы, почти до плеч. Каждый раз, включив радио, можно было слышать, как «Битлз» поют «Help!», и я хотел быть Джоном Ленноном, и чтобы вокруг так же визжали девчонки, а у меня всегда были наготове циничные шуточки. В тот год я впервые купил «Пентхаус» у торговца сигаретами на Кингз-роуд. Я заплатил несколько заначенных шиллингов и пошел домой, сунув его за пазуху и время от времени проверяя, не прожег ли он в моем свитере дыру.
Тот журнал давно выбросили, но я всегда буду помнить, что в нем было: взвешенные высказывания о цензуре; рассказ Х. Э. Бейтса и интервью с американским романистом, о котором я никогда не слышал; страничка моды с изделиями из мохера и узорчатыми галстуками, которые следовало покупать на Карнеби-стрит. Но лучше всего были, конечно, девушки, а лучшей из девушек — Шарлотта.
Шарлотте тоже было девятнадцать.
Все целлулоидные девушки в том давно утраченном журнале были похожи; прическа — волосок к волоску (глядя на них, казалось, ты чуешь запах лака); все они победно улыбались на камеру, а глаза искоса смотрели на вас сквозь заросли ресниц; белая помада; белые зубы; белые груди, оттеняемые бикини. Я никогда не думал о том, какие неловко жеманные позы они принимали, чтобы не показать ни завитка, ни даже тени лобковых волос, которые, впрочем, я все равно бы не заметил. Я смотрел только на бледные попки и груди и ловил их целомудренные и призывные взгляды.
А перевернув страницу, увидел Шарлотту. Она была не такой, как другие. Она была сексуальной; ее сексуальность была похожа на прозрачную вуаль или пряные духи.
Под фотографиями были слова, и, ошеломленный, я их прочел. «Восхитительной Шарлотте Рив девятнадцать… Она — юная индивидуалистка и бит-поэтесса, публикуется в журнале “ФАБ”…» Эти слова вертелись в моей голове, пока я пристально рассматривал фотографии: она позировала и надувала губки в квартире в Челси — должно быть, у фотографа, предположил я, уже зная, что она мне нужна.
Ей столько же лет. Это судьба.
Шарлотта.
Шарлотте девятнадцать.
С тех пор я регулярно покупал «Пентхаус», надеясь снова ее увидеть. Но этого не случилось. Во всяком случае тогда.
Через полгода мама нашла у меня под кроватью коробку из-под обуви и заглянула в нее. Вначале она устроила сцену, потом выбросила журналы на помойку, а потом вышвырнула меня вон. На следующий день у меня были работа и жилье в Эрлз-Корт, что получилось, если подумать, словно само собой.
Моя первая работа была в электромастерской поблизости от Эдгвэа-роуд. Все, что я умел, — менять штепсель, и в те времена люди могли себе позволить ради этого вызвать электрика. К тому же шеф сказал, что я научусь остальному прямо в мастерской.
Я продержался три недели. Моя первая работа подразумевала острые ощущения, так как мне пришлось менять штепсель у торшера в спальне киноактера, ставшего звездой благодаря ролям немногословных лондонских казанов. Когда я там появился, он был в постели с двумя куколками-недотрогами. Я сменил штепсель и ушел, и все было очень пристойно. Я даже мельком не взглянул хотя бы на сосок и уж тем более не принял предложение к ним присоединиться.
А через три недели в один и тот же день меня уволили и я потерял девственность. Это случилось в шикарной квартире в Хэмпстеде, где никого не было, кроме девицы, небольшого роста и темноволосой, на несколько лет старше меня. Я опустился на колени, чтобы поменять штепсель, а она встала на стул рядом со мной, чтобы стереть с двери пыль. Я взглянул вверх: под юбкой она носила чулки и пояс, и больше ничего, так уж мне не повезло. Вот как я узнал, что бывает потом и чего в кино не покажут.
Я потерял невинность под обеденным столом в Хэмпстеде. Сегодня вы уже не встретите служанок. Они вымерли, как вымерли в свое время мини-автомобили с прозрачной крышей и динозавры.
А после этого я потерял работу. Даже шефу, убежденному в моей чрезвычайной некомпетентности, показалось подозрительным, что я три часа менял в квартире штепсель, ну а мне вряд ли стоило рассказывать ему, что два часа из трех я провел под столом, куда спрятался, когда неожиданно нагрянули хозяева.
