Вячеслав Букур - Тургенев, сын Ахматовой (сборник)
– Этот голос внутри больше, чем снаружи. Разворачивается, как вселенная.
Она все какие-то балахоны носила, будто занавески ухватила и завернулась. Они ее увеличивали внешне.
* * *После анекдота про ножки-крошки Витя брал минутную паузу и все равно уплывал к бардессе. А сестре приходилось бессильно смотреть ему вслед: как они несовместимы! Тот обглодыш и этот молодой тополь, гитара и ружье! А столько лет строили клан, поднимались по лестнице, облагораживали административное пространство – расставляли по нужным местам породистых дядьев-теток!
– Мой невинный, нецелованный Витька, он же никогда не разведется, он будет везти на себе все, – так говорила она нам. И добавляла: – Он ее не любит, а просто хочет ее талант опекать: мол, она так сломается – ее должна подпереть семья!
* * *Они поехали на свадьбу в город К., где тогда учился Витя. Он еще Виолу вез щедро – новую соседку родителей по площадке, – познакомить с другом. Эта Виола – платье в цветочек, глазки в листочек – с сосудистым пятном на шее, но платиновая блондинка. Витя предупредил свою бардессу про родимое пятно Виолы: мол, в дороге нужно поосторожнее, если стресс – пятно у Виолы вспыхивает ярко-красным светофором, и начинается истерика…
Еще в поезде все и кончилось. Он говорил только с Виолой, Полюдова молчала вместе со своей гитарой. Потом он позвал их в ресторан, а Полюдова завернулась еще в шаль, вдобавок к балахону. Он радостно показал всем видом: чур, я не виноват! И с Виолой ушел. Когда они вернулись, начался скандал, мучительное битье гитары. Он пытался спасти нежный инструмент, а потом сказал:
– Я думал: ты человек, хотел служить твоему таланту. Чуть меня не обманула! Еще ревновать! А ведь мы не поженились даже!
Ну, в общем, приехали. Полюдова в общежитии принялась выбрасываться с третьего этажа, Витька попросил ребят сделать все, чтобы она уехала, и ушел в тайгу. В одной рубашке. Никто не встревожился – конец августа был в том году жарким.
Когда Полюдова вернулась в Пермь, сразу позвонила родителям Вити – в два часа ночи. Отец закричал: щенок у меня сын, сволочь! Он послал Вику сначала к нам. Потом по всей Перми. На такси она исколесила весь город, и уже под утро ее навели на аспирантское общежитие. Так и есть, сидит Полюдова, обложенная аспирантками и аспирантами разных наук. Увидела Вику, добила одним вздохом сигарету, замахнула полстакана, упала на колени:
– Прости! Я же над тобой столько издевалась – хамила, могла прийти – и как заору: заткнись!
Тут она принялась за старое, но с вариантами: то сама с четвертого этажа хотела прыгать, то Вику в окно пихала…
Еще к обеду позвонили из города К.:
– Витька ушел в тайгу и пропал, его весь институт ищет.
Вика помчалась опять к бардессе: там верные аспиранки две облеванные подушки замывают, а Полюдова говорит не своим голосом:
– Он волк, он зверь, он там подохнет, пусть он подохнет.
И тут Виола приходит. Полюдова взяла хлебный нож, ее, конечно, скрутили.
Еще и мы в этот миг заходим – разбежались тоже спасать талант. Нам кричат:
– Уходите, Нинка, Славка! Ой, уходите, не до вас.
Потом, лет через десять, мы с сестрой Вити встретились в одной компании. Она говорила:
– Правда, я после Полюдовой никого слушать не могу, потому что не сравнить же. Вот у мамы в редакции есть такая Вера, поет, все ее слушают, а я не могу, ухожу, это просто никак… И брат уже чужой – он на Виоле женат. Как пришел из тайги с воспалением легких, как отлежался, так со мной и не разговаривает по душам.
* * *Удивительно, но, кроме Вити, у Полюдовой никого не было.
Каждый раз молодые мужские толпы, с наслаждением послушав ее концерт в универе, разбегались по быстрым радиусам, шепча: это же буря, а не стоит знакомиться с бурей – голову оторвет.
Кажется, терпеть ее могли только рыболовы и охотники, поклонники Торо, им природные стихии только подавай. После Вити она нашла другого промысловика, родила ему пятерых детей, а тот даже не дрогнул, бегает с ружьем уж не знаем по каким оставшимся чащобам, кормит семью. А она отбросила псевдоним, стала Покедовой – по мужу, 9 мая звонила нам из своих глухих чащоб:
– Мне нужен адрес «Нового мира». Я написала поэму про всех репрессированных поэтов. А теперь расскажите мне подробно, как вы провели День Победы.
– А ты как? – отпарировали мы.
– Я записывала застолье на видео, чтоб послать невестке – она поволжская немка, и уже два года в Германии. Как звонит, всегда просит: пришлите песни, которые мы все пели в застольях.
– И что вы записали?
– Все. «Вот кто-то с горочки спустился», «Каким ты был, таким остался», «А я люблю женатого»…
* * *На занятиях по освежеванию и выделке шкур Витю в институте охотоведческом всегда хвалили: казалось, все делал одним непрерывным движением.
Он тогда любил рассказывать дзенскую притчу о мяснике, пережившем просветление. Этот мясник делал один сложный разрез-удар, и со стороны казалось, что шкура сама падает с туши, а туша под счет раз-два распадается на куски.
В общем, институт был вскоре брошен, и компания-коммуна друзей уехала в тайгу добывать зверя. Лютые морозы, личные олени, лайки, которые спали в сугробах при минус пятидесяти, и, как ни странно, бомжи, невесть откуда выходящие к их зимовью из тайги. Там какое-то время все было хорошо, он даже у жены роды принял, дочь назвали Искра.
Но потом что-то не поделили, чудом друг друга не поубивали из карабинов и разъехались в разные стороны.
Помню, что Витя звонил нам и выговаривал:
– Вы же были старше меня – почему не предупредили, что жизнь такая тяжелая…
– Не стони, Стоножко, – вяло отбивались мы, сами выпитые жизнью.
У нас была своя тайга – дремучий город, хоть и центр; и свои бессмертные бомжи – соседи по коммуналке.
* * *Затем Витя с женой развелся.
С новой занялся новым делом – мебелью.
Уже была рыночная эпоха, и опять у Вити оказался необыкновенный талант, хороший доход. Долетали до нас слухи, что его фирма делает персиковую мебель, что такое – до сих пор не знаем; и нам обещал недорого сделать гарнитурчик ради старого знакомства, но мы не врубились.
* * *В пятьдесят лет он бросил вторую семью и сел писать рассказы.
Принес нам сразу целую папку! Выпив третью рюмку нановодки, застучал по столу отнюдь не нанокулаком:
– Через девять лет и восемь месяцев у меня будет мировая слава!
А через сколько часов и минут – не сказал.
* * *Давно мы уже дали зарок не браться за чтение никаких рассказов у знакомых.
Однажды произошла история. Разбогатевший знакомец (пиар-технологии) пригласил нас к себе в загородный дом на выходные. Мы, конечно, всячески отбояривались, но он больно напирал на общую дружбу в юности и еще сказал, что написал рассказ и мы должны его оценить.
В общем, в субботу утром он за нами заехал на «лексусе». Отдал рассказ у входа в бассейн, который, как шторы, окружала матовая пленка:
– Ребята, читайте, а я поплаваю, чтобы скоротать время. Что-то я волнуюсь. Потом вы тоже – у меня там для гостей полно купальников.
Мы пошли к журнальному столику, плюхнулись на диван в форме огромной капли и начали читать каждый свой экземпляр.
– А знаешь, что-то есть… Тянет читать дальше.
– Но основного нет – любви к героям.
– А еще нет новизны, подтекста, юмора.
– Нужно ему сказать, что тяга дорогого стоит, что это почти готовый киносценарий…
– Но ничего отрицательного не скажем. Любой пишущий, тем более олигарх, не выносит указаний.
Мы отправились к бассейну – хвалить. Но опоздали навсегда: наш автор валялся на кромке – синий – и в руке сжимал край матовой шторы. Мы кричать – прибежали слуги, охрана. Как мы боялись, что нас обвинят! – все окружили, волками смотрят…
Вскрытие показало: ишемическая болезнь сердца.
* * *Теперь о сестре Вити. Мы заговорили о ней, в отчаянии стараясь уклониться от Витиной папки. Мол, виделись с Викой на днях – на приеме у мэра, там были еще знаменитые многодетные семьи Перми. И одна выступила, детей вывела… Ну, тут Вика нам комментировала:
– Да, да, семья – это все, еще скажите, что Пушкин был однолюб и оплот семейственности…
– Да, да, – кивал Витя в ответ на наш рассказ, – это для нас, в общем, больная тема…
* * *С женихом Вика познакомилась на четвертом курсе.
Он тогда еще не подозревал, что она назначила его женихом, и невинно преподавал политэкономию. Рикардо, Адам Смит – и вот уже в койке лежит, ошеломленный такой. А все дело в том, что она сидела на первом ряду и щеголяла своими красивыми руками, вся в черном, как Гамлет, и рассыпала по столу угли маникюра. Он заметался: приносил студентам показать свою коллекцию трубок, демонстрировал им кошелек в виде бульдога: «Здесь вся моя движимость и недвижимость» – ничего не помогало. Свадьба приближалась неумолимо, подобно астероиду.
