Мицос Александропулос - Чудеса происходят вовремя
Глава шестая
На другой день генерал, что называется, оборвал телефон, пытаясь дозвониться своему племяннику. Он хотел намекнуть Филиппу, что теперь уже близится час свершения чуда, о котором они столько раз говорили раньше. Генерал заранее обдумал соответствующие выражения, понять которые мог только племянник. Однако дозвониться никак не удавалось. Утром из муниципалитета ответили, что господин мэр пока не появлялся. Генерал забыл предупредить, что перезвонит в двенадцать, и в двенадцать ему сказали то же самое.
— Говорят из министерства внутренних дел, — грозно отчеканил генерал. — Через час я позвоню снова, и господин мэр должен быть на месте. Кто у телефона?
— Дондопулос, господин министр.
— Дондопулос? Кто такой?
— Заместитель мэра!
— Так вот, налагаю на тебя личную ответственность и записываю твою фамилию!
Через час он не позвонил, не отпустили дела: критический момент приближался и обязанности, возложенные на генерала, были обширными и очень значительными. Только к вечеру, когда приготовления закончились, генерал поднял трубку и приказал соединить его с провинциальным муниципалитетом.
— Лично мэра! — потребовал генерал. Но вместо племянника к телефону опять подошел его заместитель. — В чем дело, Митопулос? — гаркнул генерал. — Где же все-таки мэр?
— Весьма сожалею, господин министр, но господин мэр не совсем здоров, — ответил Георгис; от волнения он утратил все свое красноречие и не сумел объяснить, что именно с господином мэром.
— Он ранен? — крикнул генерал.
— Нет, легкие ушибы, полученные при падении с лестницы.
— Ну и что с ним? Что-нибудь серьезное?
— Нет, господин министр! Его состояние не вызывает беспокойства, но на несколько дней врачи рекомендуют постельный режим.
— Как же он упал с лестницы? — спросил генерал. — С чего бы это?
— Не могу знать, господин министр. Сам господин мэр ничего не помнит.
Ответ показался генералу подозрительным.
— Какого черта? Положим, сам он не помнит, ну а жена? Что говорит жена?
Дондопулос замялся и начал выкручиваться.
— Послушай, Митопулос, — обрезал генерал, которому пора было идти. — Твои объяснения меня не устраивают. Чего-то ты крутишь. Но мы к этому еще вернемся!
Генерал положил одну трубку и поднял вторую, с соседнего аппарата.
— Я выхожу! — объявил он человеку, отозвавшемуся на другом конце провода. — А теперь вот что. С моим племянником, ты его знаешь, творится что-то неладное. По сведениям, которые я получил по телефону, можно предположить, что этой ночью на него совершили нападение. — Тут генерал перевел дыхание и повысил голос. — В провинции уже начали, а мы и бровью не ведем! Немедленно телеграфируй в жандармское управление, пусть выяснят и доложат. А тот, с кем я говорил по телефону, вел себя довольно странно: юлил, выкручивался, путался. Митопулос его фамилия.
— Слушаюсь, господин генерал! — ответил человек на другом конце провода.
— Давай побыстрее, я выхожу.
Генерал опустил трубку, выдвинул ящик стола, достал браунинг, проверил его и положил в карман пиджака. Потом подошел к зеркалу, одернул пиджак, приосанился и подкрутил усы.
— Порядок, — сказал он с удовлетворением и вышел из кабинета. В приемной трое молодых людей в штатском вскочили и вытянулись в струнку. — Пошли, — сказал им генерал.
Они направились в министерство внутренних дел, У входа уже стояли двое вооруженных эвзонов[18]. Вместо того чтобы подняться по лестнице, ведущей наверх, генерал пересек вестибюль и открыл маленькую дверцу под лестницей. В комнате было человек двадцать эвзонов. Они вытянулись и замерли, и небольшая комната разом превратилась в рощу стройных кипарисов. Майор — с закрученными усами, такой же высокий, стройный и бравый, как его отборные молодцы, — выступил вперед и доложил, что приказ генерала выполнен и теперь он ждет новых распоряжений. Генерал взял его под руку и вывел в вестибюль.
— Майор, — строго сказал генерал, когда они остались вдвоем. — Твое место сегодня здесь! У двери! И отсюда ни на шаг!
— Слушаюсь, господин генерал! Я зашел на минуту, чтобы объяснить своим...
— Нечего объяснять! — - прервал его генерал. — Ни на дюйм отсюда! Никуда! Даже в туалет! Вон те двое, — и генерал показал на стоящих у входа эвзонов, — и ты, майор, заменяете сегодня все вооруженные силы, включая авиацию и флот. И никаких беспорядков!
Щелк! — щелкнули начищенные до блеска ботинки майора.
— Особо следи за выходом, — напомнил генерал. — Никто не должен выйти отсюда без моего разрешения! Вот эти ребята, — и он показал на своих сопровождающих, — отведут министров в зал.
Он обошел вестибюль, отдал еще несколько распоряжений, а потом проворно поднялся по лестнице.
* * *...Ровно за десять минут до «исторического» момента генерал вошел в кабинет, расположенный напротив большого зала приемов. В кабинете находился премьер и два ближайших его сообщника. «Премьер был немного бледен, он сидел посередине, как Иисус промеж двух разбойников», — записал позднее генерал в своих мемуарах, и его сравнением не стоит пренебрегать, потому что существуют и другие свидетельства, говорящие о том, что этих старых своих друзей Метаксас не любил и не питал к ним никакого доверия, Про одного из них у Метаксаса были точные сведения, что он уже сейчас готовится выступить под своим знаменем и выжидает, чтобы заручиться расположением короля. Вместе с другим Метаксас участвовал еще в мятеже 1923 года и нисколько не сомневался, что этот так называемый «друг» и на сей раз выкинет какой-нибудь номерок. И вот в исторический момент, открывающий эпоху национального возрождения, судьба опять посадила их рядом: одного — по левую, другого — по правую руку. «Дурной знак, по всей вероятности, думал премьер», — записал генерал в своих мемуарах. При появлении генерала лицо премьера осветилось радостью.
— Как дела, Аристидис?
— Все готово, — доложил генерал. — Минут через десять — пятнадцать министры будут доставлены. Двое уже на месте — Бузис и Кацимбасис. Их отвели в зал.
Премьер кивнул. Вид у него был усталый.
— Хорошо, пусть и остальных отведут туда же. Мы скоро выйдем.
Аристидис хотел повернуться и удалиться, но в эту минуту его осенила светлая идея, «которая сыграла немалую роль в событиях исторической ночи». «Господин премьер, я не рекомендовал бы вам делать заявление перед всеми министрами сразу, — сказал я тогда премьеру. — По опыту своему я знаю: когда имеешь дело со многими, трудно уловить, что на уме у каждого. Ведь если хоть один из них возразит, его позиция может повлиять на остальных и за последствия трудно будет поручиться. Опасаюсь, — закончил я несколько шутливо, — что для наведения порядка и подписания указа мне придется вызвать сюда эвзонов». Премьер рассмеялся. И, воспользовавшись удобным моментом, я высказал свое предложение: «Не лучше ли приводить их сюда по очереди, как к духовному отцу?»
Идею Аристидиса поддержал его друг Теодорос, сидевший слева от премьера.
— Аристидис прав, я с ним согласен. Давайте начнем, господин премьер, зачем терять время?
— Ну что ж! За дело! И да поможет нам бог! — сказал премьер. — Давай, приводи их по одному. Кто там уже на месте?
— Бузис и Кацимбасис!
— Веди Бузиса... Или нет, погоди, лучше Кацимбасиса. Или нет... Да ладно, веди, кого хочешь, раз уж подал такую идею.
Аристидис стремительно вышел. «Бузис и Кацимбасис! С оружием на выход!» — чуть не закричал он по привычке, но перед дверью в зал приемов приостановился, расправил плечи, подкрутил усы и откашлялся. В зал он вошел торжественно и важно.
— Господин министр, — сказал он Кацимбасису, — прошу вас...
Когда они вышли в коридор, генерал проявил личную инициативу:
— Господин министр, позвольте мне, старому солдату, принести вам искренние поздравления. Господин премьер избрал вас первым, кому будет оглашено великое решение, принятое королем и господином премьером.
С этими словами он открыл дверь и впустил Кацимбасиса в кабинет. Метаксас встал и слегка дрожащим голосом произнес:
— Господин министр, решение об установлении диктатуры принято. Я имею согласие короля! К сожалению, другого выхода у нас нет. И так уже коммунисты убеждены, что их час настал... В качестве орудий своей политики они используют лидеров так называемой либеральной группировки...
Аристидис слушал слова премьера, но глядел на спину Кацимбасиса. Спина министра генералу не понравилась. Было в ней какое-то напряженное ожидание и лихорадочное волнение. Генерал заметил, как нервно сплелись пальцы Кацимбасиса и все тело его стало подергиваться, точно в тике. «Тьфу ты черт! — подумал генерал. — Чего доброго упрется!» Эта мысль привела его в некоторое замешательство: такой вариант он не предусмотрел и не знал, что нужно будет предпринимать. Чем больше он наблюдал за спиной Кацимбасиса, тем более вероятным ему казалось, что Кацимбасис не согласится. «Писака! Бумажная крыса! — возмущался генерал. — Говорят, учился в Европе, книги пишет... Ну чего от такого ждать? Боюсь, что начало будет неудачным, зря я не выбрал Бузиса...»
