Макс Нарышкин - Синдром Клинтона. Моральный ущерб
— Не оскорбляйте меня, я этого не заслужил.
Толкнув одного из охранников в плечо, Куртеев дошел до двери и обернулся.
— Пятько, среди моих близких знакомых три еврея. И я не припомню, чтобы хоть в одном из них была хоть йота той пакостины, что переполняет вас.
— А я и не еврей, — продюсер находился в разлохмаченных чувствах и потому был откровенен, как никогда.
— Вы уверены?
Выскочив из кресла, Пятько в сердцах вжикнул «молнией» и, немного напугав охранников, предъявил доказательства.
— Да, действительно, — Куртеев сплюнул в урну у входа. — Так коротко раввины не режут.
Пнув дверь, он вышел в коридор.
Около четверти часа Олег Иосифович приходил в себя. Он пил виски, орал на всех входящих и бросал в стены стаканы. Когда не осталось ни одного, он принялся тянуть «Джи энд Би» прямо из горла. К двум часам ночи он успокоился. Потом, решив, что никого не сдал, а улица Грина хотя и коротка, но каждый из домов не проверишь, остыл окончательно. Он пришел к выводу, что сообщать о визите Куртеева стоящим над ним людям не стоит. Единственное, что он сделал, — это позвонил Лукашову. Не поздоровавшись, он спросил, кто такая Вика Золкина и какого хера его ею имеют. Разговор был короткий, президент «Региона» успокоил продюсера, сказав, что конфликтолога он берет на себя. К половине четвертого Пятько вернулся к своему обычному состоянию. Чувствуя выброс адреналина, он взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить той, что была у него час назад. Этой ночью офис «Маунтайн» не спал. Шли съемки трех фильмов одновременно, сотрудники работали едва ли не вахтовым методом. В компании царил аврал. Пятько набрал первую цифру трехзначного внутреннего номера, как вдруг дверь распахнулась и вошел кто-то, кого Олег Иосифович не видел из-за руки, держащей трубку.
— Принес? — спросил он у оператора, десять минут назад обещавшего предоставить копию снятого эпизода для просмотра. Героиня второго плана Настя, дрянь, а не актриса, никак не могла правильно посмотреть на главного героя. Оператор принес шестнадцатый дубль.
— А что я, по-вашему, должен был п-принести?
Пятько недоуменно убрал от лица руку и рассмотрел вошедшего.
Все в нем было правильно, все дорого. И костюм за две тысячи долларов, и сияющие туфли, и рубашечка черного цвета… Можно было еще заметить, что эта рубашка эффектно оттеняла серебристую седину пожилого мужчины, но сказать так было невозможно, поскольку голова пожилого мужчины была самым решительным образом освобождена от растительности. Вошедший старик, сохранивший, впрочем, бравый вид уберсексуала, был лыс.
Пятько осторожно положил трубку на телефон. Лицо его покрылось молочной бледностью, и он ощутил, как сердце в груди стало работать с перебоями. Вспомнив о первой помощи организму в таких случаях, Олег Иосифович резко кашлянул. Ритм выровнялся.
— Давайте познакомимся, — предложил гость. — Меня зовут Игорем Оттовичем.
«Ага, — подумал Олег Иосифович, — а я Карл Зигмундович».
— Вас, скорее всего, удивил мой визит.
— Нет, почему же.
— Даже так? Я вижу умного человека. Как говорил Василий Ключевский, больше всего мы платимся за то, что не умеем быть вовремя умны. Ну, или что-то вроде этого.
«Вот оно, сука, началось…»
— Олег Иосифович, у меня к вам есть один вопрос…
— Улица Грина, дом не знаю.
— Вы меня, вероятно, приняли за кого-то другого, — выдержав паузу, проговорил Берг.
— Нет, почему же. Я вас сразу узнал!.. — Пятько ужаснулся, какого стремного петушка дал фальцетом.
— Это каким же образом?
В изумлении гостя продюсер профессионально распознал артистизм высшей категории. Он чувствовал, как по спине его, обгоняя друг друга, мчатся две холодные струйки.
— Олег Иосифович, сосредоточьтесь, пожалуйста. Я понимаю, сейчас ночь, вы утомлены, на взводе, работы — непочатый край. Я, бывает, сам так зашьюсь на работе, что убить готов.
Пятько сглотнул и кивнул.
— Я сейчас немного напряжен, — сказал Берг, — и тому есть свои причины. Как профессор своего дела, я не исключаю процент ошибки. Он ничтожен, однако, пока он существует, я вынужден быть странным. Вы уж помогите мне, пожалуйста.
Пятько опять кивнул.
— Понимаете, в этом городе есть человек. Девушка.
Пятько кивнул.
— Этот человек для меня дороже всех на свете.
— Улица Грина.
— Быть может, вы помолчите немного? Так мы сократим алгоритм нашего разговора.
Пятько кивнул два раза.
— И вот эта девушка пропадает.
— Улица Грина.
Берг нервно почесал висок и вперил в продюсера острый взгляд из-под узких линз.
— Послушайте, Пятько, сейчас ночь не только для вас. Мы все утомлены, на взводе. Работы — край непочатый. Вы же не хотите, чтобы я сорвался и ударил вас?
Пятько кивнул и потом помотал головой.
Профессор как следует пригляделся к собеседнику и только сейчас заметил, что тот подшофе.
— Вы вообще в состоянии сейчас разговаривать?
Продюсер привычно дернул головой.
— Я могу продолжать?
Пятько кивнул три раза.
— Олег Иосифович, я не исключаю, что сейчас выходит недоразумение, и мне не хотелось бы выглядеть по отношению к вам грубым понапрасну. Поэтому, ради бога, дослушайте меня.
«Вот ведь, сука, хищный какой, — подумал продюсер. — Такой без разговора нож в живот не всадит. Ему непременно кончить при этом нужно».
— Итак, девушка, которая является частью моей жизни — отрежь ее от меня, и я умру, — пропала.
При слове «отрежь» Олег Иосифович потянулся под стол за бутылкой.
— У меня есть все основания предполагать, что ее похитили. Я не буду вдаваться в подробности, просто скажу, что на листке бумаги, который она оставила, эта девушка записала несколько фамилий. Один из них — Истасов. Вы знаете такого?
Пятько чуть задержал стакан у губ, но потом молча помотал головой — он пил.
— Пусодин?
Продюсер подавился и закашлялся.
— Вы знаете Пусодина?
Выпучив голубые глаза, Пятько пролил изо рта виски, закивал и закашлял, как больной чумкой бульдог.
Не выдержав, Берг решительно вскочил со стула и стал заходить за спину Пятько с поднятой рукой. Мгновенно оценив ситуацию по шкале ЦРУ как «красную», продюсер вскочил и, опрокинув кресло, стал обегать стол, при этом непрерывно кашляя.
— Вы с ума сошли?! — взревел Берг.
— Не подходите!.. — дико заверещал Пятько. — Отстаньте от меня со своими штучками!.. Я говорю только то, что знаю, чего не знаю, не говорю!!
— Вы сами себя слышите? Я пришел, чтобы задать один-единственный вопрос, Олег Иосифович…
— Знаю я ваши вопросы! Сначала вопрос, а потом гвоздь в ухо! Отлезь, сука!.. Охрана!! Стреляйте в него!..
Берг никак не мог взять в толк, отчего его появление вызвало такое поведение продюсера. Казалось, что тот в одно мгновение сошел с ума или с цепи сорвался, что в принципе есть одно и то же.
— Вы знаете Вику Золкину? — поторопился с вопросом профессор, слушая стук каблуков в конце коридора. Кажется, идиот Пятько нажал что-то под столом, когда кашлял.
— Ну кто же не знает Вику Золкину! Ее тут уже все знают! Охрана!..
— Я убью тебя, мерзавец! — возопил Берг и принялся отыскивать взглядом самый тяжелый предмет в кабинете. Им оказалась совковая стальная стоячая вешалка, доставшаяся кинокомпании в наследство от бывшего отдела статистики. — Где она?! — Оторвав вешалку от пола, профессор социологии бросился к Пятько.
— Улица Грина, дурак! — заорал продюсер из-за двери смежной комнаты, в которую юркнул, когда старик переворачивал вешалку. — Улица Грина, я всем вам это говорю! Номера не знаю, подъезда не знаю, ничего не знаю! Отстаньте от меня, дайте мне успокоиться, суки, я не могу работать в такой обстановке!..
— Грина, — тихо пробормотал Берг, опуская орудие. — Г-грина… А кому вы еще говорили об этом, Олег Иосифович?
— Не смешите меня!
— Такой молодой, лет тридцать на вид, в черном костюме с искоркой?
— Ага, с искоркой!..
Поставив вешалку в угол, Берг похлопал по плечу первого из вбежавших в офис охранников:
— Не мешайте ему. Сейчас подкрасится и выйдет.
— Олег Иосифович! — крикнул в пустоту кабинета второй.
— Я здесь! — подал голос продюсер. — Он ушел?
Глава 13
Роман Пусодин стал менеджером отдела маркетинга совершенно случайно. Так другие становятся хреновыми писателями. Он написал рукопись (резюме), растиражировал и направил в восемь издательств («эйчаров» компаний). В одном издательстве (HR) взяли. В том издательстве (компании) после избрания новой концепции (локаута) был кризис жанра (кадровый голод). Нужно было привлечь на работу хоть кого-то, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. И Рому взяли.
Причиной такого страстного желания устроиться на работу стали домашние скандалы. Отец в жизнь сына Ромы не вмешивался, он был занят другой семьей. Но мать два года назад взялась за дитя со всем пристрастием.
