Виктор Коклюшкин - Убойная реприза
– Обидно, наверное? – сказал Икс Игрекович.
– Раньше дачу надо было вырасти, заслужить. Я эту пять лет строил. Все достать надо было, а сейчас нахапали денег, мозгов нет!..
– Да, Эдик, ты помаленьку тягал от государства, а они сразу и – много! – поддел я.
– Не равняй, – впервые всерьез обиделся Эдик. – Я делал левые концерты: артистам – деньги, людям – радость! А от этих живоглотов какая радость? Сплошная беда! Нет, Вить, – топя обиду, умиротворенно сказал он. – Мне жить было интересно, а эти… тухло у них на душе! А я всегда с артистами, на гастролях… а ты помнишь, как раньше?!
Да уж раньше гастроли – праздник! В поезде, в купе, или после концерта в гостиничном номере собьются в круг тесный – дым коромыслом! Байки! Анекдоты! Песни под гитару! А сейчас… тьфу! Тягомотина… механическая. Каждый особняком, кто сколько получил – молчок! А уж изображают из себя! Рейдер! Цвет штор, форма бокалов… через полгода жизнь даст пинка под зад, и опять с благодарностью из стаканчиков тоненьких пьют, глазами хлопают… Да, и концертов сейчас мало – и на один-то зрителей не собрать! А прежде: в пятницу – вечером, в субботу и воскресенье – днем и вечером. И аншлаги! Аншлаги!..
– Итак, значит, мы делаем своего астролога? – напомнил Икс Игрекович, возвращая нас к делу.
– Астролог у Эдика уже работал, – не преминул съязвить я, – а у нас будет предсказатель – человек, наделенный даром свыше. Как бы случайно оказавшись рядом, он предсказывает что-то, и это – сразу получает подтверждение. Видя такое… такой стопроцентный результат, заказчик… как его?
– Екимов, – подсказал Эдик.
– Екимов просит предсказать, что будет с его женой, если она…
– Ясно, что будет! – хмыкнул Икс Игрекович.
– Ей не ясно! – пресек я его хмыканье. Сам всегда подначиваю, а когда другие – терпеть не могу! – Ей не ясно, а наш предсказатель, поотнекивавшись для правдоподобия, нарисует ей ужасную картину. А как пример – пензенские сидельцы!
В памяти свежа еще была история, что случилась в Пензенской губернии. Некий проповедник завлек под землю женщин, и некоторых с детьми, ждать конца света. Сам не полез, а те, бедолаги, запаслись продуктами, свечами и ждали, на потеху и сострадание миллионов телезрителей. И дождались – весны, когда талые воды вымыли их из подземных нор. Не всех – одна ожидающая осталась там навеки.
– Ну что ж, вроде все логично, – одобрил режиссер, – актуально… но я не вижу, как это можно воплотить.
– Икс Игрекович, а у вас дача есть? – спросил я.
– Дача?.. – приостановился в размышлениях режиссер. – Как же без дачи? Нам без дачи нельзя! Гоголь в 21 год со страхом думал, что может прожить жизнь, не явив себя миру, а мы с пеленок – о даче! Недавно перечитывал… проглядывал «Войну и мир»… хотел убедиться в гениальности…
– Убедились? – съехидничал я, тут же осознав неуместность – не столь часто люди говорят искренне.
– И прочитал там, на что прежде не обращал внимания: Балконский… Андрей, говорит, что за минуту славы… кажется, так, извините, дословно не помню, что за прилюдную славу готов отдать все… жизнь, семью. Вот и я подкрадывался, подкрадывался к славе и получил кукиш с маслом!
– Но все-таки с маслом! – опять не удержался я.
– Госпремия – это кукиш? – напомнил Эдик, пытаясь вдуть оптимизм в зароптавшего режиссера. – Успешные зарубежные гастроли, когда за границу…
– Только шпионов выпускали, – опять подъелдыкнул я и опять почувствовал, что не к месту.
– Для кого-то это, возможно, успех…
– Я же помню, – продолжал вдувать Эдик, – на твои спектакли нельзя было достать билет! Что на тебя нашло?! Ты уже в истории российского театра. И можешь спать спокойно!
– Вечным сном, – сорвалось у меня с языка. – Да что мы все о грустном?! – поспешил я исправить положение. – Посмотрите, какая великолепная погода! Солнце! На небе ни облачка!
– Приятно, конечно, сидеть на даче, смотреть в голубое небо, поедать сочную малину… – согласился Икс Игрекович, – приятно, комфортно, но по большому счету, какая разница, где чувствовать себя дерьмом!
Я понял, что пора конкретизировать нашу социально-культуро-психиатрическую деятельность.
– Итак, по сценарию для выполнения нужны три актера: два четких, дисциплинированных, и один как бы такой… да не сыграть ли вам самому, Икс Игрекович? – осенило меня. И я тут же утвердился в своем осенении: – Авторитетно, ненавязчиво и вот в таком упадническом стиле – очень достоверно может получиться.
– А что? – приподнял брови Эдик. – Возможно. И неожиданно…
– И Эдику не нужно будет тратиться на лишнего человечка.
– Ну что ты, разве я об этом?! Икс – это солидно! Это!.. если он как бы предсказатель.
– Нет, – засомневался я, – подумают: крыша поехала к старости. С возрастом у многих едет: кто поэтом себя чувствует, кто – экстрасенсом…
– А если ты? – спросил Эдик. – Ты помоложе.
– Подумают – шутю. Я что ни скажу – думают: шутка. Помирать буду, попрошу стакан воды – засмеются… так и умру, мучимый жаждой.
– Тогда кто же? – задумался Эдик.
– Снегирев, – не удержался я. – С гармошкой. И с бутылкой.
Словно услышав про бутылку, жена Эдика оставила цветы бабочкам и шмелям и восшествовала на террасу.
– А почему ж вы малину не едите?
– А что, если?.. – Я посмотрел на Эдика. А потом – на режиссера.
– Нет! – сразу понял Эдик. – Нет, нет… зачем ей это?!
– А я думаю… – стал оглядывать дородную властную даму Икс Игрекович. – А я думаю, что… очень даже, очень может быть.
– Что может быть? – насторожилась Людмила Георгиевна. – Вы тут о чем?
Мы затихли, каждый в отдельности обдумывая и оценивая.
– Да! – уверенно сказал я.
– Нет! – испуганно сказал Эдик.
– Лучше не найти, – подвел итог Икс Игрекович.
Людмила была талантливей Эдика, масштабней по духу. Но, бросив актерство, стала надменной, нудной. Бравировала грубым словцом. А когда-то…
Когда-то цвела! Не как роза, не как анютины глазки – как подсолнух! Большая, яркая! Солнечная вся какая-то! Пообтеревшись в Москве, закончив ГИТИС, поиграв в театре, стала похожа на лилию – красивый цветок, но бледный… Получила даже какую-то, не помню какую, премию. А потом, будто кто сорвал цветок, и… стала она похожа на ананас – крутобокая, и прическа какая-то такая… антенная. Потому что, если родился артистом – играй, летчиком – летай, лекарем – лечи, юмористом – молчи… А если вором – старайся воровать хотя бы у тех, у кого в избытке.
– Люда, присядьте-ка с нами, – предложил Икс Игрекович, с ходу из тихого гостя превращаясь в непререкаемого командира.
Людмила, примериваясь, села. Впечатление было, что за столом сидело трое, а сейчас – сто.
– Ну? – снисходительно сказала.
– Вот какое дело, – закинул удочку Икс Игрекович, – не испытываете ли вы желания ненадолго вернуться к своей профессии?
– Не испытываю, – отсекла хозяйка.
– Я имею в виду не театр, и даже не кинематограф, а…
– Екимову жену разыграть, я тебе говорил, помнишь? – перепрыгнул от «а» к «я» Эдик. – Бабу его пугануть, а то она вообще…
Глаза у Людмилы загорелись, но не актерским огнем страстно-поглощающим, а хищническим, прицельно-безжалостным.
«Она ее сожрет с потрохами!» – понял я.
– Ну и что я должна – соблазнить ее мужа?
– Боже упаси! – воскликнул я, опередив в испуге Эдика.
– Делать то, что вот Виктор Михайлович написал.
– Да? – Она посмотрела на меня, словно прикидывая: убить сейчас или помиловать?
Из открытых дверей дома царственно вышел рыжий кот, потерся о ножку стола и… впрыгнул мне на колени. В глазах Людмилы мелькнула растерянность и оскорбленность. Она, прищурившись, вгляделась в меня, как некоторые покупательницы смотрят в супермакете на маркировку продукта, кот тем временем улегся поудобнее и заурчал.
– Ну, ладно, – сказала Людмила Икс Игрековичу тоном отличницы, получившей четверку.
Поведение кота она, поразмыслив, не посчитала предательством – коли ему так захотелось. То же было в 80-м году в Магадане у Козина. Переполох! Все ищут кота, возгласы: «Он, наверное, выскочил на лестницу!», «Он может потеряться – он же ни к кому не подходит!» Побежали по лестнице вниз, наверх… Я говорю: «А вот какая-то кошка… у меня». Я сидел за столом, тяжелая скатерть низко свисала, и кота не было видно. Обиделся Вадим Алексеевич, но рассудил: раз его любимый кот (а всего – четыре) так пожелал, значит, это не предательство, а – прихоть.
И Людмила решила, видимо, что мои колени всего лишь удобная полочка для ее любимца. И успокоилась.
– Рад нашему предстоящему сотрудничеству, – сказал я, поглаживая кота по голове и внутренне адресуясь к нему, хоть и смотрел Людмиле в большие зеленые глаза. – Но должен предупредить, что с вашей стороны потребуется импровизация. Вы к этому готовы?
– Я к этому всегда готова, – отрезала хозяйка. – С тех пор как встретила этого типа! – кивнула на притихшего Эдика.
