Исабель Альенде - Дочь фортуны
- Однажды я смогу вытащить свою мать из этого жилого дома, - пообещал Хоакин шепотом, словно находился в скиту. – Я дам ей достойную жизнь, до того как та совершенно все потеряет…
- Всего женщина не потеряет. У нее уже есть сын, - возразила Элиза.
- Я был ее несчастьем.
- Когда влюбляешься в дурного мужчину – вот это несчастье. А ты, считай, ее искупление, - уточнила она.
Встречи молодых людей были очень краткими и, поскольку никогда не состоялись в одно и то же время, мисс Роза не могла сохранять бдительности ночи и дни напролет. И прекрасно знала, что за ее спиной происходит нечто, однако же, коварства так и не доставало, чтобы запереть Элизу либо отправить последнюю в провинцию, как то подсказывало чувство долга, поэтому женщина и воздерживалась от упоминаний в лицо брату Джереми о своих подозрениях. Предполагала, что Элиза и ее возлюбленный обменивались письмами, однако так и не удалось перехватить ни одно из них, несмотря на то, что призывала к бдительности всю домашнюю прислугу. Письма, несомненно, существовали и, казалось, появлялись с такой частотой, что мисс Роза была просто ошеломлена подобным фактом. Хоакин не посылал их, а вручал самой Элизе на каждой из их встреч. Женщины говорили между собой в более лихорадочной манере, в которой бы не осмелились говорить каждая с этим мужчиной лицом к лицу из-за охватывающих их гордости и стыдливости. Она спрятала письма в коробку, которую зарыла под землю на тридцать сантиметров глубины в небольшом огороде вблизи дома, где ежедневно симулировала усердную работу, ухаживая за кустарниками лекарственных мате Мамы Фрезии. Эти страницы, перечитанные не один раз, хотя и урывками, главным образом и поддерживали ее страсть, потому что обнаруживали собой образ Хоакина Андьета, что вставал перед глазами не так ярко, когда они были вместе. Казалось, подобное писал совершенно другой человек. Этот высокомерный молодой мужчина, находящийся всегда начеку, мрачный и сердитый, тем не менее, обнимал ее в помешательстве, после чего оттолкнул женщину, словно его обожгли прикосновения; в письмах же раскрывалась сама душа и так проявлялись чувства молодого человека, точно последний был настоящим поэтом. Позднее, когда Элиза уже не один год пыталась напасть на ускользающий след Хоакина Андьета, эти письма были единственным правдивым мотивом. К тому же, служили неопровержимым доказательством того, что разнузданная, живущая между ними, любовь не была неудачной затеей ее девичьего воображения, но существовала, проявляясь в кратких восхвалениях и длительных нравственных терзаниях.
После первой среды, проведенной в скиту у Элизы, оба покинули его, не оставив и следа буйного поведения. Дальнейшее поведение женщины, а также внешний вид последней ничем не выдавал ее тайну, за исключением сумасшедшего блеска в глазах и чуть большего использования собственного таланта снова и снова оказываться невидимой. Иногда складывалось впечатление нахождения в нескольких местах одновременно, запутывая этим всех. Либо получалось так, что никто не мог вспомнить, где и когда ее видел. И подобное происходило даже в те моменты, когда начинали специально ее звать. Женщина как бы вновь воплощалась обратно, совершенно игнорируя того, кто искал ее в данное время. В прочих случаях молодую особу можно было найти в швейной мастерской с мисс Розой либо за приготовлением кушанья с Мамой Фрезией, но подобное возвращение всегда было таким тихим и прозрачным, что у ни одной из двух женщин не было чувства, точно те ее видели. Присутствие девушки было неуловимым, почти незаметным, и понять, что рядом так никого и не было, удавалось лишь спустя несколько часов.
- Ты напоминаешь духа! Я уже сыта по горло тебя искать. Не хочу, чтобы ты выходила из дома и всячески скрывалась из моего поля зрения, - неоднократно приказывала ей мисс Роза.
- Да я и никуда не сдвинулась отсюда за весь вечер, - возразила дерзкая Элиза, украдкой появляясь в углу с книгой либо вышивкой в своих руках.
- Вот так произвела сенсацию, детка, ради Бога! Как же я тебя замечу, если ты ведешь себя тише кролика? – поспорила в свою очередь Мама Фрезия.
Она сказала, что увидит, а затем сделала то, что хотела, но женщины успокоились, когда девушка вновь показалась послушным и милым созданием. За несколько дней удалось овладеть поразительным мастерством, помогающим окончательно запутаться в реальности, точно она занималась искусством чародейства всю свою жизнь. Несмотря на невозможность уличить девушку в каких-то разногласиях либо легко проверяемой лжи, мисс Роза все же предпочла завоевать ее доверие и то и дело заговаривала о любовных делах. Предлогов было – хоть отбавляй: слухи о подругах, романтические произведения литературы, коими они делились друг с другом, или различные либретто из новых итальянских опер, что обе заучивали на память, но Элиза так и не проронила ни слова, что бы выдало ее чувства. Тогда мисс Роза тщетно искала по всему дому разоблачительные знаки; копалась в одежде и шарила в комнате молодой девушки, все ходила туда-сюда и как следует проверяла ее коллекцию кукол и музыкальные шкатулки, книги и тетради, но так и не смогла обнаружить ее дневник. Поступив так, женщина окончательно избавилась от чар, потому что на этих страницах не существовало какого-либо упоминания о Хоакине Андьета. Элиза писала лишь для того, чтобы запомнить. В ее дневнике чего только не было, начиная с длительных мечтаний и вплоть до нескончаемого списка кулинарных рецептов и советов по ведению домашнего хозяйства – каким образом откормить курицу либо вывести жирное пятно. Также там содержались умозаключения насчет ее рождения, повествующие о роскошном лукошечке и о ящике для мыла Марселы, однако же, ни слова не упоминалось о Хоакине Андьета. Чтобы помнить молодого человека ей не нужен был никакой дневник. Должно было пройти несколько лет, прежде чем она бы начала поверять этим страницам свою любовь, что случалась по средам.
Наконец, наступила ночь, когда влюбленным было суждено встретиться не в скиту, а там, где, собственно, и проживала семья Соммерс. Перед тем, как наступило это мгновение, Элиза прошла буквально сквозь пытку нескончаемых сомнений ввиду того, что понимала: сейчас предпримет решающий шаг. Лишь для того, чтобы быть вместе тайком, без лишних глаз, девушка потеряла честь, свое самое ценное сокровище, без которого оказывалось невозможным мало-мальски приличное будущее. «Женщина без добродетели ничего не стоит, и никогда в жизни не сможет стать супругой и матерью, было бы много лучше привязать такой камень на шею и броситься в море», - то и дело слышалось отовсюду подобное наставление. Она думала, что не могла рассчитывать на смягчающие обстоятельства за совершенную ранее ошибку, ведь та была сделана преднамеренно и по расчету. В два часа ночи, когда в городе уже не оставалось ни одной бодрствующей души и лишь, всматриваясь в темноту, бродили по кругу ночные сторожи, Хоакину Андьета удалось уладить все дела. После чего можно было спокойно появиться на террасе библиотеки этаким вором, где его уже ждала Элиза, разутая и в ночной рубашке, вся дрожащая от холода и душевного волнения. Молодой человек взял ее за руку и отвел вслепую мимо дома до крайней комнаты. Там они обычно ждали друг друга в огромных шкафах с семейным гардеробом и в различных коробках с тканями, что шли на платья и шляпы, уже используемые и носимые вновь мисс Розой на протяжении этих лет. На полу, обернутые в куски льняной ткани, хранились праздничные занавески для гостиной и столовой, дожидавшиеся следующего подходящего момента. Элизе это место казалось самым безопасным и равноудаленным от прочих комнат. В любом случае, в качестве предосторожности в рюмку с анисовой водкой, что мисс Роза выпивала перед сном, она добавила немного валерьянки, и ее же капнула в бренди, которым соблазнялся Джереми, чередуя его с раскуриваемой кубинской сигарой, чем по обыкновению занимался после ужина. Женщина знала буквально каждый сантиметр дома, и той превосходно были известны места, где скрипел пол и как следует практически беззвучно открывать двери. Также могла провести Хоакина в полной темноте, полагаясь лишь на собственную память. А он, покорный и бледный от страха, следовал сзади, не обращая внимания на голос совести, к которому примешивался и голос его матери, что неумолимо напоминал о кодексе чести порядочного человека. Никогда бы не сделал с Элизой того, что смог сотворить мой отец с моей же матерью, - все твердил и твердил себе. И меж тем продвигался ощупью по руке девушки, прекрасно осознавая никчемность всех размышлений, ведь уже, по крайней мере, раз был полностью побежден этим бурным желанием, что все не оставляло его в покое с тех самых пор, как он впервые увидел прелестное создание. Тем временем Элиза преодолевала внутреннюю борьбу между раздававшимися в голове предупредительными голосами и инстинктивным импульсом, что вызывал и вызывал в ней чудные фантазии. У молодой женщины не было четкого понимания того, что все-таки произошло бы в этой комнате со шкафами, но должное случиться как бы заранее увлекало ее за собой.
