Эльмира Нетесова - Колымское эхо

—        Уж какая есть. Меняться поздно и ни

к чему.

—        Хотя, чему удивляюсь. Ты колымчанка. Тем все сказано.

—         Аслан, люди все разные. Я навсегда оста­нусь сама собой. Даже, если пожалею о нынеш­нем отказе, ты о том никогда не узнаешь. Я не красуюсь, живу, как могу, и ни с кем не хочу делить свои заботы и радости. Они мои, как смех и слезы.

—         Может, ты в чем-то права. Но если наду­маешь и решишься, дай телеграмму с одним словом: «Приезжай!» — вот по этому адресу.

—        Я тут же примчусь и прилечу. А пока жду, когда отогреется моя Снегурочка!

Глава 4. РАССТАВАНИЕ С КОЛЫМОЙ

Аслан медленно встал, тяжелыми шагами прошел к двери, взял чемодан, сумки. Оглянул­ся на Варвару, сказал глухо:

—    Ну, все! Поехал я. Может, навсегда! Не знаю, как дальше сложится у меня, что ждет в дне завтрашнем. Увидимся ли когда-нибудь, или эта встреча станет последней. Ты не оби­жайся, если что не так. Обидеть не хотел. Но и на колени перед тобой не встану. Я много пережил в этой жизни. Передышу и это. Жив останусь. Прости за беспокойство. И прощай. Я не навязываюсь. Не хочу быть назойливым. Уж так сложилось, что всегда сам уходил от Колымы, а теперь меня выгоняют. Значит, пора уходить...

—    Тебя не гоню. Но я устала от гостей. Хочу жить как прежде, сама. Уж так устроена.

Аслан тяжело вздохнул:

—    Прощай! — бросил через плечо:

—    Колыму не отогреть. Мне это не дано. Говорят, для обоюдности тепло нужно, а его нет. Коли так, не стоит тратить силы попусту,— шаг­нул через порог, пересек двор и заспешил к до­роге. Он знал, скоро пойдут попутки.

Человек недолго постоял на трассе. Завидев возвращавшуюся из поселка машину, поднял руку, водитель затормозил.

Расположившись в кабине, человек долго ехал молча.

—    На могилу приезжал? — спросил шофер.

—   Да, к родителям.

—   У меня здесь тоже отец похоронен. Давно умер. Все хочу памятник ему поставить, да не получается. Места мало. Придется ставить крест. Что поделать? Слишком много могил.

—   Для жизни места не осталось,— отозвал­ся Аслан скупо.

—   У самих в запасе тоже немного. Я месяц назад мать похоронил. Уже на городском пого­сте, рядом с отцом места не нашлось, все заня­то оказалось, вот до чего дожили,— качнул че­ловек головой. И добавил грустно:

—    Не жить, не помереть негде. Все занято.

Аслана передернуло от этих слов. У него

в горах места совсем немного. Но люди на тес­ноту не жаловались, на все хватало. А на боль­шой Колыме его оказалось мало.

В горах Кавказа всем хватает тепла и солн­ца. На Колыме этого почти не бывает.

—    Все хотим с женой перебраться на мате­рик, где есть сады, цветы, но не везет. Жилье дорогое, никак не можем на него подсобрать. Вот и мучаемся в своих снегах и в холоде.

—   Ох, браток, замерзнуть можно и на жаре,— вспомнил Варю.

—   Случается всякое,— поддержал шофер, поняв сказанное по-своему.

Он подвез Аслана в аэропорт и, попрощав­шись, уехал. А человек, купив билет, заторопил­ся оформить багаж. До вылета самолета оста­валось меньше часа.

Аслан уже ждал, когда его позовут на посад­ку в самолет и вдруг увидел милицейскую ма­шину. Она спешно развернулась у пункта мили­ции, и Аслан увидел, как из дверей вывели тро­их беглецов из зоны. Все были в наручниках.

Каждого охраняла милиция, следила за всяким движением.

—         Попались. Не смогли уйти. Бросили Толяна, а самих вернут на зону, да еще добавят сро­ки. Вот так судьба наказала за подлость. Колы­ма везде достанет свою жертву,— смотрел, как спотыкаясь, идут беглецы к милицейской ма­шине.

—         Еще немного и улетели бы!—сказал со­провождающий милиции работнику аэропорта. Беглецы получили секундную передышку, огля­делись, увидели Аслана. Кто-то едва приметно махнул головой.

Ох, и недолгой была их воля. Теперь уж не­скоро выйдут из зоны. Не повезло им.

Аслан поспешил к трапу самолета и уже из иллюминатора глянул вниз:

—        Прощай, Колыма! Теперь не знаю, когда встретимся и увидимся ли вообще!

Самолет вырулил на взлетную полосу, вско­ре взмыл в небо. Внизу остались холод, снег и Колыма. А еще Варя, единственная из жен­щин, не признавшая его.

Она хотела отдохнуть после смены. Но день не удался и вскоре пришел Евменыч.

—        Все Варя! Уезжаю домой! Как это говорят:

—        Дорогие гости, не надоели ль вам хозяе­ва? Пора и честь знать. Совсем у вас зажились. Домашние мои в розыск чуть не подали, требу­ют вернуться поскорее. Они, конечно, правы. Сколько можно по гостям мотаться? А кстати, где Аслан?

—        Уехал домой!

—        Даже не попрощавшись?

—        Ну, это ваши дела. У него свои заботы и человек спешил. Наверное, ему не до эти­кета. Не мог вас больше ждать.

—       А я покуда один уезжаю. Игорь Павлович еще задержится здесь на пару или тройку дней. Говорит, что нужно ему. Выходит, тоже свои дела придержали,— усмехнулся загадочно.

—        Свои дела появились у человека. Навер­ное, важные,— пожала плечами Варя.

—        Мне кажется, поздновато он спохватился. В такие годы налаживать жизнь заново уже не­разумно. Слишком мало времени осталось в за­пасе. Я бы на его месте не решился. Да и Ана­стасия не та баба, какая ему нужна. Его нужно суметь удержать в руках. Иначе ничего не полу­чится.

—        А что за проблемы у него?

—        Выпивает человек. Не может себя конт­ролировать, не знает норму. А это плохо. Опять же, где будет работать? Ведь на пенсию не проживет. Как и все начнет искать приработок. Ведь ни одна женщина не возьмет мужика на свою шею.

—        Время не то. Хотя, кто их знает, может как-то договорятся. Лет обоим немало,— отве­тила Варя тихо.

—        Знаешь, к семье нельзя относиться без­мозгло. Все надо взвешивать. Ведь мужчина не должен жить иждивенцем. Такое не прощают,— собирался Иванов, аккуратно складывал свои вещи, просматривал какие-то записи в тетради.

—        Ничего, покуролесит и вернется.

—        А я не люблю вот таких, ненадежных. Как увидит новую юбку, так и сеет мозги. В его воз­расте нужно быть серьезнее. Все ж и возраст к тому обязывает. Не понимаю, как он в проку­ратуре работал без стопоров! — удивлялся Евменыч.

—        Наверное, в свое время не добрал.

Иванов, громко рассмеявшись, спросил:

—         Варь, а у тебя с Асланом ничего не состо­ялось?

—        Нет.

—        А почему?

—        У него своя жизнь, у меня своя. Мы очень разные.

—        Но ведь люди!

—         Потому, не захотела калечить ни его, ни свою жизнь.

—        А я-то думал! Все не хотел помешать вам.

—        Нечему было мешать!

—         Ого! Вы же молодые! Наш Бондарев в его возрасте и то Анастасию на чердак звал. Видимо, припекало. Я даже курить выходил во двор, чтоб они успели пообщаться по ду­шам. Но тоже что-то мешало. Возвращаюсь, а у него на морде след от пощечины горит маковым цветом. Знать, за наглость схлопотал, поторопился. Вы же бабы обхождение цените, с наскоку не признаете. Ему о том помнить надо.

—         Ну, Аслан не нахал. Лишнего болтать не буду. Уважал в себе человека и меня не унизил. Понимал, что выгоню.

—        Варь, ну я и вовсе не из них. Но скажи, почему одна дышишь. Ведь мужиков тут, хоть штанами лови.