Нагиб Махфуз - Дети нашей улицы
— Саида! Иди сюда!
Сердце Габаля тотчас затрепетало. Эта воркующая голубка в змеином логове, она по простоте души вступилась за него и дала ему надежду сорвать листочек с дерева счастья.
— Уже с раннего утра работает, — сказал аль-Балкыти о Шафике. — Девочки ходят за водой и бобами, чтобы накормить старого родителя. Они собирают его на работу, чтобы он смог добыть кусок хлеба для себя и для них.
Габаль терзался, он чувствовал себя членом этой семьи. Наконец он не выдержал и открыл свою душу, полагаясь на провидение:
— Уважаемый! Я расскажу вам свою историю.
Аль-Балкыти улыбнулся и стал активнее разминать ноги.
— Я убийца, — начал Габаль. — Вы правы. Но это не простая история.
И Габаль все ему рассказал. Когда он закончил, мужчина воскликнул:
— Ох уж эти мучители! А ты — благородный человек. Я в тебе не обманулся.
С гордостью выпрямив спину, он добавил:
— Ты имеешь право узнать. Я отвечу тебе откровенностью на откровенность. Знай, я тоже родом с улицы аль-Габаляуи.
— Вы?!
— Да. В молодости я сбежал оттуда из-за несправедливости!
Не оправившись от удивления Габаль сказал:
— Они проклятье нашей улицы.
— Да. Но мы не можем забыть, что она наша, как бы они ни старались. Вот поэтому ты мне сразу понравился, как только сказал, что ты с улицы аль-Габаляуи.
— А из какого вы квартала?
— Из квартала Хамданов.
— Не может быть!
— Не удивляйся ничему в этом мире. Но это давняя история. Никто теперь обо мне ничего не знает, даже Тамархенна, хотя она мне родственница.
— Я знаю эту смелую женщину. Но кто же был твоим врагом? Не Заклат ли?
— В те времена он контролировал всего один квартал.
— Сегодня он источник зла для всей улицы!
— Будь проклято это прошлое! — сказал аль-Балкыти и добавил с намеком: — Подумай лучше о своем будущем! Повторяю тебе еще раз: ты как нельзя лучше годишься в заклинатели змей. На юге отсюда, далеко от квартала, можно спокойно работать. В любом случае ни надсмотрщики, ни их доносчики здесь не появляются.
Конечно, Габаль ничего не знал о мастерстве заклинателя змей, но он ухватился за предложение аль-Балкыти как за возможность стать ближе этой семье. С явным удовлетворением он переспросил:
— Так вы считаете, я подойду?
С ловкостью акробата мужчина вскочил с кровати и встал перед Габалем. Из-под открывшегося ворота его галабеи виднелись седые волосы.
— Ты согласен! Я в тебе не разочаровался, — аль-Балкыти пожал ему руку. — Признаюсь, я полюбил тебя крепче своих змей.
Габаль рассмеялся как ребенок и вцепился ему в руку, чтобы он не ушел. В порыве чувств Габаль заявил:
— Уважаемый! Габаль хочет породниться с вами.
Красные глаза аль-Балкыти засияли.
— Серьезно?! — спросил он.
— Да. Клянусь небесами.
У аль-Балкыти вырвался короткий смешок:
— Я все спрашивал себя, когда же ты решишься меня огорошить? Да, Габаль, я не дурак. Но ты человек, которому я могу доверить свою дочь. Тебе повезло, Саида — прекрасная девушка, пошла в покойницу-мать.
Радостная улыбка спала с лица Габаля, словно лепестки со свежего цветка, на лице его отразилось замешательство. Он испугался, что упустит свою мечту, которую уже держал было в руках.
— Но… — пробормотал он.
Аль-Балкыти расхохотался:
— Но ты просишь руки Шафики! Знаю, сынок! Понял по твоим глазам, разговорам дочери и поведению змей. Не обижайся! Такие уж фокусы у нас, заклинателей.
Габаль с облегчением выдохнул и почувствовал, как спокойствие и удовлетворение вернулись в его сердце. Грудь распирало от счастья, восторга и решимости начать жизнь с чистого листа. Он был готов уже забыть любимый дом, господина управляющего и уже не боялся того, что ожидало его в будущем. Прошлое он отгородил от себя плотной ширмой, чтобы все несчастья и боль, в том числе и утрату материнской ласки, поглотило забытье.
В полдень раздался радостный крик Саиды, разнесший счастливую весть по соседним кварталам.
Весь рынок аль-Мукаттама стал свидетелем свадьбы Габаля.
36
Аль-Балкыти ворчал:
— Не пристало мужчине вести образ жизни, как у петуха или кролика. Ты до сих пор ничему не научился, а между тем деньги у тебя кончаются!
Они сидели на меховой подстилке у входа в дом. Габаль вытянул ноги на горячем от солнца песке, глаза его выражали умиротворение и блаженство. Он повернулся к тестю и с улыбкой проговорил:
— Наш праотец Адхам до самой смерти мечтал о легкой и праздной жизни в саду, где поют птицы!
Громко рассмеявшись, Аль-Балкыти позвал дочь:
— Шафика! Образумь своего муженька, пока лень его не сгубила!
На пороге появилась Шафика, державшая в руках блюдо, на котором перебирала чечевицу. Голова ее была покрыта пурпурным платком, оттеняющим свежесть лица. Не отрывая глаз от блюда, она спросила:
— В чем дело, отец?
— У него в жизни две мечты — как бы угодить тебе и не работать.
— Как же можно мне угодить, заморив меня голодом? — фыркнула она.
— В этом весь фокус! — ответил Габаль.
Толкнув его в бок, Аль-Балкыти сказал:
— Не отзывайся так презрительно о труднейшей из профессий! Как ты спрячешь яйцо в кармане у одного зеваки, а вытащишь у второго, стоявшего в том же ряду с другой стороны? Как превратишь шарик в цыпленка? Как заставишь змею танцевать?
Светясь от счастья, Шафика сказала:
— Так научи его, отец! Он только и умеет, что сидеть в мягком кресле в кабинете управляющего.
Аль-Балкыти поднялся со словами:
— Пришло время браться за работу, — и вошел в дом.
Габаль с восхищением посмотрел на жену:
— Ты во сто крат прекраснее жены Заклата! Однако она весь день нежится на диване, а вечер проводит в саду, вдыхая цветочные ароматы и слушая журчание ручейка.
Шафика ответила горькой усмешкой:
— Такая жизнь для того, кто живет за счет других.
Габаль почесал голову, раздумывая:
— Но есть же другие способы стать счастливыми?
— Спустись на землю! Ты не мечтал, а действовал, когда взял меня за руку на рынке и разогнал назойливых парней. За это я тебя и полюбила.
Ему захотелось поцеловать ее, но как бы ни были сладки ее слова, он не мог не показать, что мужчина умнее:
— А я полюбил тебя просто так.
— В наших краях мечтам предаются лишь слабоумные.
— Чего же ты хочешь от меня, красавица?
— Чтобы ты стал таким, как отец.
— А что же делать с твоей красотой, сладкой как мед?
Губы ее расплылись в улыбке, а пальцы стали быстрее перебирать чечевицу.
— Когда я покидал квартал, я чувствовал себя самым несчастным человеком. Но тогда бы я не встретил тебя!
Она засмеялась:
— Мы обязаны своим счастьем надсмотрщикам твоего квартала, так же как отец обязан своим заработком гадюкам!
Габаль вздохнул:
— Тем не менее лучшие люди нашего квартала верили, что все мы могли быть сыты и жить в садах.
— Это ты уже говорил. Слышишь, отец идет? Ну, вставай! С Богом!
Аль-Балкыти появился со своим мешком, Габаль поднялся, и они отправились привычной дорогой. Аль-Балкыти начал объяснять ему:
— Следи глазами и пытайся понять головой! Смотри, что я делаю, но не спрашивай «как» при зрителях! Терпение, и потом я объясню то, что от тебя ускользнуло.
Вскоре Габаль понял, что ремесло фокусника действительно нелегкое, но он, с самого начала не жалея сил, старался его постигнуть. Да и выбора у него не было, разве что стать бродячим торговцем, или взяться за дубинку, как надсмотрщики, или начать воровать и выйти на большую дорогу разбоя. Приютивший его квартал ничем не отличался от того, где он вырос, за исключением размера земли и собственных преданий. Глубоко внутри он похоронил прежние мечты, куда-то на дно залегли воспоминания о славном прошлом и надежды, которые терзали всех Хамданов, в том числе и Адхама. Он уже был готов броситься в круговорот новой жизни, забыв обо всем и перевернув страницу. Каждый раз, когда приходили печальные мысли, напоминающие ему о собственной никчемности, он топил их в радости взаимной любви. Габаль как-то справлялся со своими печалями и воспоминаниями и совершенствовался в ремесле, пока не удивил самого аль-Балкыти, но продолжал оттачивать ремесло в пустыне, трудясь днем и ночью. Так проходили недели и месяцы, а настойчивость Габаля не ослабевала, усталость не останавливала. Он уже знал все улочки и кварталы вокруг, был на «ты» со змеями, выступал перед многочисленной ребячьей публикой и срывал аплодисменты. Габаль вкусил славы и добился хорошего заработка. Потом пришла счастливая новость, что скоро он станет отцом. В конце дня он ложился, запрокинув голову, и с удовольствием рассматривал звезды. Вечерами сидел с аль-Балкыти, потягивая кальян и пересказывая тестю предания, услышанные им под ребаб в кофейне Хамдана. Иногда он задавался вопросом: где же аль-Габаляуи? Когда Шафика из сочувствия просила его не вспоминать о прошлом, чтобы не омрачать настоящего, он кричал, что тот, кого она носит под сердцем, тоже принадлежит роду Хамдан, что аль-Эфенди — грабитель, а Заклат — воплощение зла. Как же можно наслаждаться жизнью, когда они заставляют людей страдать?
